В международных аэропортах России прибывающих пассажиров на пограничном контроле встречают таблички «для граждан Союзного государства Российской Федерации и Республики Беларусь». Ежедневно мимо таких надписей проходят тысячи людей, но ни у кого из них паспорта гражданина этого государства нет. Впрочем, и проверяют документы российские, а не «союзные» пограничники. Своих у виртуального «Союзного государства» просто нет. Как нет и всего остального, что есть у обычных государств: своей валюты и армии, единого рынка, законодательства, правовой и судебной системы, международной правосубъектности и института гражданства. Для сравнения, в ЕС уровень интеграционных процессов выше на несколько порядков, однако его государством никто не называет. Конечно, со столь претенциозным названием авторы «Союзного государства» поторопились, но за этой спешкой стояли причины политического характера.
Назад в СССР
Как и жители других постсоветских государств, россияне заплатили высокую цену за несостоятельность советской командно-плановой системы хозяйствования. Падение реальных доходов населения и рост уровня смертности имели колоссальные масштабы. По некоторым подсчетам, в 1990-х годах 32,5% российских работников имели зарплаты ниже прожиточного минимума, а за чертой бедности находилось до 62% населения страны. Привыкнув за десятилетия к патернализму и государственной опеке, многие не смогли перестроиться и так и не нашли себя в новой системе координат. Опросы ВЦИОМ показывали, что 75% россиян с сожалением относились к распаду СССР и только 18% такие эмоции были полностью чужды. Чем тяжелее была ситуация в экономике, тем сильнее становилась тоска по прошлому. По сути, массовая ностальгия по СССР была протестом против бедности и демонстрацией неудовлетворенности условиями жизни. Можно сказать, что лозунг «назад в СССР» стал российской национальной идеей 1990-х.
Как следствие, большинство российского населения смотрело на постсоветские государства как на временно отколовшиеся территории, которые рано или поздно вернутся обратно. Разумеется, такие общественные настроения формировали спрос на соответствующую политическую риторику. Оппозиция в лице КПРФ и ЛДПР откровенно призывала к восстановлению советской империи. Стараясь перехватить у них инициативу, кремлевское руководство запускало один интеграционный проект за другим, убеждая соотечественников в том, что каждый из них — это лишь шаг на пути к воссозданию под началом Москвы политического объединения «братских республик». В условиях экономических неурядиц Борису Ельцину было особенно важно продемонстрировать «успехи» в отношениях с соседями, чтобы ослабить недовольство населения тяжелыми условиями существования и одновременно заработать легкие политические очки в борьбе с оппозицией.
Больше всего интеграционных проектов c громкими вывесками было в отношениях России с Беларусью. Созданному в 1997 году «Союзному государству» предшествовали «Сообщество» и «Союз» двух стран. Идея пожертвовать национальным суверенитетом и независимостью страны ради членства в интеграционном проекте Кремля воспринималась постсоветскими республиками, как правило, с большим скепсисом. Исключением был лишь Александр Лукашенко — в «реставрированном СССР» из всех постсоветских лидеров только у него были весомые шансы на политическое будущее. Энергичный белорусский лидер, сохранивший у себя в стране «островок коммунизма», многим россиянам казался тем, кто был способен вернуть привычную стабильность в их жизни. Он яростно призывал преодолеть «искусственный раскол между братскими народами» и критиковал Москву за медлительность в этом деле. Эти лозунги находили самый живой отклик в сердцах обывателей: как показывали опросы общественного мнения, в качестве главы объединенного государства любому представителю отечественной элиты россияне предпочли бы именно Лукашенко.
Анти-Ельцин
В 1990-е гг. амбиции Лукашенко простирались далеко за пределы своей страны, независимостью которой он мог легко пожертвовать ради нового витка политической карьеры. Он много говорил о необходимости объединения России и Беларуси, выступал за скорейшее создание наднациональных органов. В российских политических кругах у этой идеи было немало сторонников. В их число входили многие главы регионов. В то время они избирались населением напрямую без всяких «президентских фильтров», а повальная тоска по советским временам способствовала тому, что губернаторами часто становились вчерашние председатели обкомов и «красные директора». Их поддержка имела для Лукашенко колоссальное значение, т.к. главы регионов по должности входили в состав Совета Федерации, и именно в их руках — не в Кремле — находился административный ресурс, на который можно было бы рассчитывать во время конституционного референдума или выборов президента «Союзного государства». Поэтому Лукашенко постоянно укреплял связи с региональными элитами России. Он чаще, чем любой другой иностранный лидер, совершал поездки по российским провинциям, иногда при этом минуя Москву.
Белорусский президент был невероятно популярен и в Государственной Думе, большинство которой составляли левые партии. Издания КПРФ пестрили хвалебными отзывами о «белорусском чуде» и перепечатывали стенограммы выступлений «минского товарища», а среди портретов, с которыми партактив традиционно выходил на митинги, были не только изображения Ленина и Сталина, но и Лукашенко. В отличие от своего кремлевского коллеги, Лукашенко часто выступал в здании на Охотном ряду. И каждый раз депутаты приветствовали его овациями, а Владимир Жириновский даже называл его «нашим общим президентом». Однако такое отношение было не случайным. Лукашенко был важнейшим аргументом в борьбе Госдумы с Ельциным за власть. Для парламентариев он был своеобразным анти-Ельциным. «Батька» и его «белорусское чудо» хорошо способствовали сохранению у электората иллюзии, что советский политический строй и экономический уклад были жизнеспособны, и их можно было сохранить. Тем самым под вопрос ставилась правильность всей политики Ельцина.
Сам Лукашенко открыто против Ельцина никогда не выступал, но во внутрироссийских политических интригах охотно подыгрывал парламенту. Например, он был единственным постсоветским руководителем, кто положительно высказался по поводу принятого в марте 1996 года постановления Госдумы о денонсации Беловежских соглашений и не поддержал своего российского коллегу на последовавших за этим президентских выборах. Не стал он оказывать Ельцину поддержку и весной 1999 года, когда Дума инициировала в отношении Ельцина импичмент. Вместо этого Лукашенко призывал поскорее создать наднациональные структуры объединения России и Беларуси, а также сетовал на то, что болезнь российского президента оставила его «один на один с противниками интеграции».
Союз без союзников
Против интеграции при Ельцине никогда особо не возражали и всерьез рассматривали вариант вхождения Беларуси в состав России в качестве нескольких субъектов. Белорусского президента это не устраивало, поскольку данный сценарий не сохранял за ним никаких властных полномочий. Минск предложил в ответ иную конструкцию — учредить напрямую избираемый парламент «союзного государства» и с его помощью создать наднациональные институты. Но на это уже не мог пойти Кремль. Там считали, что альянс коммунистов с Лукашенко в конечном итоге приведет к «лукашенизации» России. Поэтому когда дело дошло до подписания Договора о «Союзном государстве», президентская администрация постаралась убрать из него любые упоминания о наднациональных структурах. Несмотря на это, его ратификация состоялась и была встречена в Госдуме с большим энтузиазмом. Председатель комитета по делам СНГ Георгий Тихонов даже назвал договор «возрождением нашего единого государства» и «величайшим событием века». Коммунисты в тот день не скупились на дифирамбы и были так воодушевлены, что выступили с инициативой направить предложение вступить в «Союзное государство» и Украине. В российских политических кругах о «восстановлении Союза» тогда заговорили как о практически свершившемся деле.
Договор о «Союзном государстве» на рассмотрение парламента вносил премьер-министр Владимир Путин. Тогда он уже находился в статусе преемника Ельцина, и ему было крайне важно, чтобы его притязания на власть получили поддержку со стороны российских элит. Добиться этого он смог в том числе благодаря популярной теме «воссоздания СССР», которую Путин сделал одним из своих приоритетов. Например, закон о ратификации договора о Союзном государстве был в числе первых документов, подписанных им буквально на следующий день после того, как Ельцин назначил его своим преемником. А первый свой зарубежный официальный визит в качестве президента Путин совершил именно в Минск.
Отношения Лукашенко с новым хозяином Кремля сразу не заладились. Путин настаивал на проведении референдума, включении в состав России белорусских территорий и проведении в 2004 году выборов главы единого государства. Разумеется, молодой, популярный и начавший строить заточенную под себя «вертикаль власти» Путин выиграл бы их у Лукашенко. Поэтому белорусский лидер ответил категорическим отказом, заявив, что Беларусь никогда не станет 90-й губернией России. Волна «цветных революций» в постсоветских республиках отодвинула этот вопрос на второй план и заставила Кремль смягчить тональность в диалоге с Минском. Тем не менее стало понятно, что создание единого государства зашло в тупик. Однако самый серьезный урон идее «Союзного государства России и Беларуси» был нанесен внешнеполитическими авантюрами Кремля. Путинское «политбюро» не посчитало нужным посоветоваться со своим союзником и «лидером братского государства» насчет планируемой аннексии Крыма и военной операции в Донбассе. Стоит ли удивляться, что Минск не пожелал делить ответственность за принятые Кремлем решения и нести бремя санкций Запада? Ведь Беларусь по-прежнему не признает «независимость» Южной Осетии и Абхазии, а Крым на ее картах по праву принадлежит Украине.
Итак, каких результатов достигло «Союзное государство» за 20 лет своего существования? Первоочередные задачи, о которых говорил Путин в 1999 году, так и не выполнены — у объединения нет ни Парламента, ни института гражданства, ни единой валюты. С бюджетом, равным всего лишь 1% бюджета города Санкт-Петербурга, оно остается проектом без амбиций и без денег. Ирония еще и в том, что находясь в составе «Союзного государства», Москва и Минск по-прежнему ведут друг против друга торговые войны. В общем, «воссоединение двух братских народов» не такой уж и неизбежный и объективный процесс, каким он казался многим в 1990-е гг. За прошедшее с тех пор время выросло новое поколение людей, на которых гипнотическое действие лозунга «назад в СССР!» не действует, а ряды поколения, ностальгирующего по советским временам, неуклонно редеют. Политический ландшафт постепенно меняется, отправляя «Союзное государство» на свалку истории.
