Место наводящего ужас на российскую элиту российского Дарта Вейдера Игоря Сечина, кажется, постепенно занимает персонаж совсем другого типа — некогда серый и ни для кого не заметный, с окружающим его туманом историй об убийствах, войнах, деликатных операциях и прочих интригах двора Евгений Пригожин. Возможно, это не совпадение — политические «герои» и их истории отражают трансформацию самого режима, все чаще позволяющего на государственном уровне спецоперации и теневые акции как внешнеполитического, так и внутриполитического характера. В этом плане сам факт появления такого актора не удивляет, а вполне вписывается в общую логику развития российского государства.
«Все мои повара — сотрудники Федеральной службы охраны. Они люди военные, находятся в разных званиях. Других поваров у меня нет. Надо, чтобы было это ясно, понятно, и чтобы мы к этому не возвращались. Если кто‑то хочет приклеить какие‑то ярлыки, это их дело, и здесь ничего страшного нет. Это такая у нас политическая возня происходит», — именно так, с раздражением президент России Владимир Путин начал отвечать на вопрос известного журналиста Ильи Азара о «поваре» Евгении Пригожине, перейдя с откровенной защиты своего приятеля на критику самих журналистов (речь шла об убитых в ЦАР журналистах). Ответ президента не содержал никаких подробностей или новой информации, однако очень хорошо демонстрировал личное позитивное отношение к Пригожину, для которого ярлык «повар», безусловно, является унизительным. Однако кто же он в действительности?
Евгения Пригожина трудно назвать традиционным бизнесменом: он не относится ни к числу тех, кто приобрел свое состояние в период приватизации 1990-х годов (на фоне тогдашних «олигархов» он казался мелким бизнесменом-авантюристом), ни к числу тех, кто приобрел крупные активы под управление уже при Путине (как, например, такие соратники президента как Алексей Миллер, Игорь Сечин или Сергей Чемезов). В отличие от многих других, он гнался не столько за прибылью и масштабами, сколько за возможностью услужить тем, за кем видел большое политическое будущее. Без особого образования, но с опытом преступной деятельности, он начал обустраивать свою жизнь с сети по продаже хот-догов, достигнув значительного успеха и заработав приличные деньги к середине 90-х. Возможность обслуживать высших чиновников стала для него билетом в «большую политику»: вся суть активности Пригожина сводится к попыткам не только оказать услуги, но и угадать, что именно может потребоваться «начальству», включая и самые деликатные поручения и просьбы. Демонстрируя отсутствие брезгливости к самой низкосортной работе, выстраивая отношения с техническим персоналом (водители, охранники), Пригожину удалось «продать себя» Путину.
Как говорил Андрей Михайлов, стоявший у истоков «медиа-империи» Пригожина в интервью «Новой газете», идея создания пресловутой «фабрики троллей» принадлежала самому Пригожину, который в 2013 году, вероятно, решил встроиться в тренд информационной активности России и открыть, по сути, новое направление — многоплановая работа в социальных сетях по продвижению российской игры в «проблемных странах». В это легко поверить: Пригожин наверняка особенно хорошо понимал не только то, в каком сопровождении нуждается Кремль, но и то, что по инициативе самой официальной власти реализация подобных «проектов» была бы затруднительна. Именно так ему, вероятно, удавалось стать «пригодным» (забавное совпадение с фамилией) — Владимиру Путину нравилась и сама идея, и подход, ведь столько лет президент критиковал американцев и Запад в целом за вмешательство во внутренние дела России, а тут получается, что и России есть чем ответить. Возможно, напрямую Пригожин особой помощи и не получал, но расположение к нему со стороны президента открывало нужные двери и позволяло аккумулировать необходимые средства.
Готовность обслуживать тихо, неофициально, но при этом максимально эффективно и, грубо говоря, решать задачи «любой ценой», безусловно, делала Пригожина привлекательным для тех, кто был ограничен легальными рамками в своей работе, — например, военное начальство, заинтересованное, начиная с войны 2008 года, в формировании динамичных военизированных структур, которыми можно было бы распоряжаться без особых формальных проволочек. В этом плане детали появления ЧВК, раскрытые в недавнем материале The Bell, прекрасно раскрывают механизм полуофициального взаимодействия госструктур с фигурами, ставшими, по сути, доверенными лицами Путина. Идея появления ЧВК, как писало издание, принадлежала Генштабу Минобороны, которое и обратилось к услугам Пригожина, который, в свою очередь, что также понятно, был далеко не в восторге от новой «повинности». Постепенно, ЧВК размножились и стали вести свою игру, часто не совпадая в интересах со своими официальными военными коллегами, что в 2017 году даже привело к конфликтной ситуации между руководством Минобороны и Пригожиным на сирийском направлении.
На сегодня Пригожин из теневой фигуры превратился в крупного, сильно засвеченного игрока, что создает для его будущего негативную перспективу, ведь он теряет главное — способность действовать незаметно. Однако новая ситуация одновременно добавляет ему политических очков и веса: он присутствует на официальных переговорах руководства Минобороны с ливийским маршалом Халифом Хафтаром, курирует работу военных советников в ЦАР, выполняет деликатные миссии в кризисных ситуациях, как, например, в Венесуэле.
Постепенно идет фактическая легализация активности Пригожина, который на сегодня значительно перерос свой неофициальный статус «путинского повара». Важно понимать, что даже сейчас, имея массу подрядов на поставки питания в школы и армию, он так и не стал полноценным бизнесменом — его эксклюзивность заключается в способности удовлетворять растущие потребности власти в неофициальном силовом и информационном ресурсе, который Россия использует все более открыто. Поставки питания — форма благодарности власти. Однако в какой-то момент, кажется, наступает перелом и уже не столько сам Пригожин предлагает власти услуги, сколько сама власть нуждается в более широком и систематизированном спецобслуживании, особенно на деликатных внешнеполитических направлениях. А значит и характер отношений Пригожина и Путина может трансформироваться, делая взаимодействие обоих более плотным, а позиции «повара» более автономными, в том числе и по отношению к ГРУ или Минобороны в целом (что потенциально ведет к нарастанию между ними напряженности).
Возможно, сегодня Пригожин проходит путь, в чем-то сравнимый с тем, как в свое время начинал восхождение Игорь Сечин, инициировав уголовное дело против Михаила Ходорковского, но в итоге возглавив разгромленную компанию. Пригожин, выходя на публику, также будет неизбежно стремиться к тому, чтобы «цивилизоваться», приобрести статус. Однако такая перспектива, можно не сомневаться, будет пугать многих в самом окружении Путина, начиная с военного руководства и спецслужб и заканчивая профессиональными дипломатами, на поле которых все активней играет Пригожин. Неоднозначность положения и фактически принудительное выведение из тени уже сопровождаются информационной реакцией, ведь Пригожин — это не только путинский «инструмент» для выполнения особых поручений, но и источник политической уязвимости режима, которому значительное внимание уделяют и независимые российские СМИ, и внесистемная оппозиция, и западные критики России.
«Проблемность» Пригожина связана и с его особым подходом к «решению проблем»: подставы, провокации, избиения, подозрения в убийствах неизбежно отразились на его репутации. Токсичность его персоны сказывается на репутации власти, а теневой характер работы и отсутствие влиятельных покровителей снимают с него неприкосновенность даже в российских самых лояльных и «политкорректных» СМИ.
Все это делает «феномен» Пригожина действительно абсолютно уникальным для путинского режима, демонстрируя причудливые переплетения официальных и неофициальных механизмов работы государства, обслуживания политических интересов. Однако логика развития режима ведет к тому, что все более гармонично рядом с властью выглядят именно такие фигуры как Пригожин, нежели любые другие бизнесмены и даже путинские друзья, относительно легитимно наделенные полномочиями и активами. Пригожин сейчас оказывается на развилке, где одна из дорог ведет к легитимации и официальному статусу, а вторая — к краху под натиском испуганных путинских уже состоявшихся «тяжеловесов».
