Мировая экономика
Экономика
Энергетика

Идеальная западня

Владислав Иноземцев о том, чем чреват текущий рост цен на нефть в среднесрочной перспективе

Read in english
Фото: Scanpix

По мере того, как в России победа над коронавирусом, которую Кремль провозглашал уже несколько раз, становится все менее очевидной, экономиче­ская ситуация продолжает улучшаться — и при этом есть основания предпо­лагать, что позитивный тренд может оказаться устойчивым, хотя, конечно, о возвращении к высоким темпам роста никто и не мечтает. Пока мы видим ста­билизацию реальных доходов, снижение безработицы, локальное укрепле­ние рубля, некоторую разрядку международной напря­женности и, что куда важнее, рост мировых цен на сырье, прежде всего на нефть.

Эффект такого роста сегодня сложно переоценить. За последние 12 меся­цев (с 1 июля 2020-го по 30 июня 2021 года) нефть марки Brent поднялась в цене на 79%, с $ 42 до $ 75/баррель; уголь на мировых рынках подорожал в 2,75 раза, а импортируемый Европой природный газ — более чем в пять раз. И хотя доля нефтегазовых доходов в федеральном бюджете снижа­лась все последние годы (с максимальных 51,2% в 2014-м до 28% в 2020 году), но происходило это не столько из-за хозяйствен­ной диверсификации, сколь­ко вследствие снижения самих нефтяных коти­ровок, и, соответственно, при­тока валюты в страну. На текущий год власти планировали доходы исходя из средней цены нефти Urals (которая сейчас котируется практически на уровне Brent) в $ 43,3/баррель, однако уже по итогам первых двух кварталов показатель превышен почти на 60%, а недав­ние котировки в $ 76/баррель стали самыми высокими с октября 2018 года. Неф­тегазовые доходы по итогам этого го­да могут оказаться больше плановых на $ 50 млрд (3,5−4 трлн рублей), что сде­лает бюджет профицитным в четвертый раз за последние десять лет. Однако можно ли говорить, что Кремлю снова повезло — так же, как в 2000-е или в начале 2010-х гг.

Это утверждение, если оно будет принято как руководство к действию, может сыграть злую шутку с теми, кого постиг­нет очередное «головокружение от успехов». Сегодня, строя планы на буду­щее, необходимо учитывать два обстоятельства.

С одной стороны, нужно понимать, что основной причиной нынешнего роста цен является не фундаментальный рост спроса, а спекулятивная игра, спровоцированная огромным ростом денежного предложения за время пан­демии. Только США с начала 2020 года увеличили государственный долг на $ 4,9 трлн, а всего правительства по всему миру «вбросили» в экономику от $ 12 до $ 17 трлн. Значительная часть этих денег вышла на фондовый и товарный рынки, вызвав рост котировок практически по всему спектру позиций. Не то­лько нефть и газ, но и металлы, продовольствие, минеральные удобрения — все подорожало за последний год на 60−200%. Потребительская инфляция при этом осталась практически незаметной — как потому, что доля сырья в ВВП развитых стран сейчас не превышает 6−8%, так и потому, что маржа ритейле­ров часто доходит до 50−80% и в условиях высококонкурентного рынка может быть оперативно скорректирована без повышения конечных расце­нок. Нефть, которая выросла за последний год на 80%, наверняка не оста­новится на достигнутых рубежах, так как является самым активно торгуе­мым това­ром на мировых рынках. При этом объем ее потребления в мире ($ 2,32 трлн в довольно репрезентативном 2019 году) меньше объема недавней эмиссии в шесть-семь раз, так что деньги спекулянтов еще продолжат прихо­дить на этот рынок. В последнее время многие авторитетные аналитики за­являли о возможностях достижения $ 100/баррель в следующем году, но, возможно, этот уровень мы увидим еще до Рождества. К тому же спрос на сырье восста­навливается довольно быстро, что происходит в рамках «возвращения к нор­мальности», когда измученные пандемийными ограни­чениями люди стара­ются компенсировать сокращение потребления в 2020 году (включая путешест­вия, отдых и покупки товаров длительного пользования). Не стоит также за­бывать, что власти ряда стран объявили серьезные прог­раммы поддержки экономики через развитие инфраструктуры, что продлит сырьевое ралли. Таким образом, сверхкомфортные для России цены со­хранятся в 2022—2023 гг., хотя исторические ценовые рекорды могут и не быть побиты.

С другой стороны, в мире сегодня развивается новая промышленная ре­волюция, направленная на смену основного источника энергии. Речь идет об электричестве, получаемом «устойчивыми» методами (в основном из солнеч­ной и ветровой генерации), а также о водороде, который может заменить тра­диционные нефть и газ в более «обычных» двигателях. Этот сдвиг проходит под рассуждения о необходимости бороться с изменением климата, что по­рой вызывает скепсис у тех, кто считает саму связь глобального потепления с деятельностью человека недоказанной. Проблема, однако, состоит не в на­учной обоснованности данного тезиса, а скорее в том, что правительства уже принудили бизнес включить новые цели в свои приоритеты. Конкурентная гонка в этой сфере началась еще в середине 2010-х гг. За последнее время только энергетические компании вложили в развитие новых технологий более $ 2,5 трлн. Все ведущие автоконцерны ориентируются на полный отказ от бензиновых и дизель­ных двигателей к 2030−2035 гг. Солнечные батареи в большинстве развитых стран стали более финансово эффективны­ми, чем централизованная генерация. Мода на «чистую энергию» сегодня практически непобедима. В этом свете дис­куссия о глобальном потеп­лении давно не является актуальной — развитие альтернативной энергетики не остановится, даже если вдруг выяснится, что повышенные уровни СО2 ско­рее нужны человечеству, чем угрожают ему. К тому же не нужно забывать, что речь идет не только о нефти и газе: повышенные требования к соблю­де­нию экологических стандартов неминуемо запустят глобальную систему дис­криминационных мер против металлургов, хими­ков и даже аграриев, чьи про­изводства наносят окружающей среде считаю­щийся в тот или иной мо­мент недопустимым вред (уже в ближайшие годы российская металлургия имеет шанс первой из отраслей нашей промыш­ленности испытать на себе этот удар). К 2030 году тренд на существенное снижение потребления традиционных энергоносителей станет очевидным, а к 2050 году нефти и газа в мире могут сжигать вдвое меньше, чем сегодня. Эти важнейшие ресурсы повторят судьбу угля, потеряв свою долю в глобальном энергобалансе не из-за своего исчерпания, а из-за технологической транс­формации.

В России к новейшим технологическим трендам относятся очень по-раз­ному. В отраслях конкурентных (таких как телекоммуникации или банкинг) каждое новое достижение используется и коммерциализируется столь же стре­мительно, как и в развитых странах (причем клиентам обычно предоставля­ется даже больше услуг и по более низким ценам, чем там). В энергетике и металлургии ситуация обстоит диаметрального противополо­жным образом. Мы прекрасно помним, как долго «Газпром» отказывался признавать перспективы фрекинга или сжиженного газа. Доля производства стали в электропечах на наших металлургических заводах почти втрое ниже, чем в Европе. Эта самоуверенность крупных компаний и за­частую стоящего за ними государства может привести к тому, что Россия к концу 2020-х гг. ока­жет­ся в своего рода «идеальной западне», которая по своим последствиям сравнится разве что с событиями конца 1980-х гг.

На фоне локально благоприятной конъ­­юнктуры сырьевых рынков Россия не сможет преодолеть соблазн повышения бюджетных расходов. Этого будет требовать и население, которому российское «коммерческое государство» закрыло конкурентный путь к росту благосос­тояния, и бюрократия, привыкшая вольготно жить за «государ­ственный» счет, и армия вместе с силовыми структурами, которые продол­жат пугать Кремль иллюзорными внешними и внутренними угрозами. Рас­ходы продо­лжат расти (и тут важно заметить, что, в отличие от доходов, они за послед­ние 20 лет не снижались ни разу: реальный секвестр бюджета был осу­ще­ствлен в России только в 1998 году) до тех пор, пока не станет ясно, что основ­ной источ­ник российского богатства иссяк. Этот сценарий напоминает то, что случилось в Латинской Америке в конце 1970-х и начале 1980-х гг.: на волне резкого роста цен на природные ресурсы правительства многих стран региона смогли в 2−5 раз увеличить бюджетные расходы. Для более стреми­тельного достижения поставленных целей привлекались большие внешние займы. Перспективы казались безоблачными. Однако после того, как США в 1979—1981 гг. подняли учетную ставку ФРС до 15−16% годовых, обслуживание долгов стало обходиться недопустимо дорого. В 1982 году цены на ресурсы резко рухнули и в результате по региону прокатилась волна бан­кротств, которая сопровождалась политической нестабильностью и бесславными попытками «социалистических модернизаций». В 1982—1984 гг. пострадавшие страны вели трудные переговоры в Вашингтоне о списании и реструктуризации долгов, которые закончились принятием «плана Брейди», а экономики пострадавших стран вошли в дол­гий период стагнации (для многих из них 1977−1978 гг. до сих пор остались временем самого высокого подушевого ВВП по ППС).

Сложившаяся сейчас в развитом мире совокупность трен­дов делает повторение латиноамериканской ситуации в России чрезвычайно вероятным сценарием. Возвращение высоких цен на сырье в третий раз после 2000-х и начала 2010-х гг. способно окончательно убедить российских руководите­лей в том, что эта «палочка-выручалочка» действует безотказно. При этом на­до учитывать, что российские экономика и политика середины 2020-х гг. будут намного менее гибкими, чем в 2000-е гг.: предпринимательские доходы со­кращаются, финансируемые за счет ренты социальные расходы растут, по­пу­лизм и подавление несогласных становятся официальным курсом влас­ти. Такой «микс» формирует четкий экономический и поли­тический «туннель», не предполагающий возможности столь необходимой сегодня модернизации. Последняя была возможна и в 2009—2010 гг., и даже в 2020 году, когда снижение ренты подталкивало российские власти к действиям, а последовавшее ее по­вышение могло облегчить финансирование модернизационных процессов. Но на рубеже 2020-х и 2030-х гг. такой кульбит ста­нет совершенно не­реа­льным ввиду необходимости «затыкания дыр» по все­му периметру. Это вовсе не обязательно вызовет политическую революцию и падение путиниз­ма, но о России как серьезной экономике можно будет забыть.

Западный мир в последние полвека показал себя намного более гибким в экономическом и финансовом аспектах, чем это можно было предположить. Оказавшись в некоторой зависимости от поставщиков сырья, он трансформировал финансовую систему через разрушение Бреттон-Вудс­ких соглашений, сломав надежды на «Новый мировой экономический по­рядок», о котором в 1970-е гг. мечтала деколонизировавшаяся периферия. Оказавшись в определенной зависимости от поставщиков дешевых промыш­ленных товаров, он производит сейчас крупнейшую технологическую рево­люцию, дополняемую самыми смелыми финансовыми экспериментами в ис­тории. Каж­дый вираж в истории мировой экономики выводит человечество на новый уровень благосостояния и успешности, но в то же время он создает и группы аутсайдеров, надолго застревающих на обочине.

Самое читаемое
  • Путин после Монголии
  • Российское «гидравлическое кейнсианство» на последнем дыхании
  • Новая жизненно важная (но хрупкая) торговая артерия между Россией и Ираном

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
«Обогащаясь Россией»: как китайский бизнес осваивается в российской отрасли грузового автомобилестроения

Вахтанг Парцвания о том, как китайские производители коммерческой техники обогащаются на наследии европейского бизнеса, покинувшего российский рынок

Война нарративов: продовольственная безопасность на фоне войны России против Украины

Михаил Симановский, Владимир Куликов, Николас Пирс и Эван Самски о том, как Украина и Россия формулируют и преподносят свои действия и политику в сфере продовольственной безопасности

Невыносимая легкость грузинского реэкспорта автомобилей

Вахтанг Парцвания о том, как, куда и почему развивается реэкспорт автомобилей из Грузии на фоне войны в Украине и растущих санкционных рисков

Поиск