На прошедшем в июне Петербургском международном экономическом форуме президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев сделал громкое заявление о невозможности признания «квазигосударственных образований» Л/ДНР. Присутствие российского президента Владимира Путина сделало ситуацию особенно пикантной, поскольку Кремль нуждается в видимой международной поддержке, которая пока ограничивается парой-тройкой сателлитов. Заявление лидера Казахстана выглядит еще более удивительным после событий января 2022 года в самой республике: в ответ на массовые акции протеста и уличные погромы, вмешательство сил ОДКБ вызвало шквал комментариев по поводу того, что Токаев теперь будет должен российскому президенту.
Казахстан, однако, имеет богатый опыт многосторонней политики, находясь на пересечении интересов сразу нескольких крупных международных игроков: Китая, России и США. Принципиальными являются два вопроса: удастся ли «второй республике» найти баланс между растущими запросами гражданского общества и курсом президента Токаева на построение эффективного и сильного государственного аппарата? И сможет ли Казахстан противостоять давлению со стороны северного соседа?
Ответы на оба этих вопроса взаимосвязаны: политический транзит в Казахстане обнажил существенные изменения в политических предпочтениях и определенный запрос на реформы. Общество мобилизовалось, а государство оказалось способным лишь частично удовлетворить эти запросы. Внутриполитическая нестабильность открывает возможности для Кремля использовать стандартный набор средств давления — от экономического шантажа до «защиты прав русскоязычного населения». Сможет ли «новый Казахстан» не только противостоять этому давлению, но и справиться с политическими реформами, не подавляя зарождающееся гражданское общество? И какие последствия будут иметь для путинской России эти трансформации?
Растущая сила общества
Казахстан при президенте Назарбаеве выглядел как пример стабильности: крупных выступлений здесь не наблюдалось, а элиты крепко контролировались в рамках «политических кланов». Однако время от времени в фасаде стабильности возникали серьезные трещины: в декабре 2011 года длившаяся несколько месяцев забастовка рабочих в Жанаозене вылилась в кровавое противостояние с милицией. В начале 2014 года после обвала курса тенге в стране прошел ряд митингов и шествий, на которых впервые прозвучал лозунг «Старик, уходи», адресованный Назарбаеву. А зимой 2019 года на фоне трагической гибели сестер Ситер в столице (девочки погибли из-за пожара во времянке) женщины устроили серию протестных акций против государственной социальной политики, которые завершились сменой правительства, а через месяц — сложением полномочий Назарбаева.
Уход первого президента вызвал политическую мобилизацию, которая приняла самые разнообразные формы — от митингов во время президентских выборов до создания новых организаций наподобие «Проснись, Казахстан!» (Oyan, Qazaqstan!). Данные Oxus Society Protest Tracker демонстрируют, что число протестов в крупнейших городах (Алматы, Нур-Султане и Шымкенте) резко возросло в 2019—2020 гг., что позволило исследователям говорить о новой «протестной культуре». Кульминацией разрозненных протестных движений стали события января 2022 года, когда резкое повышение цен на жидкий газ — основной вид топлива для автомобилистов на юге и западе страны — спровоцировало массовые выступления в Жанаозене. 4 января правительство объявило о снижении цен в регионе, но мирные протесты к тому времени охватили как минимум 14 городов, а вечером того же дня начались столкновения с силами правопорядка. Рост насилия сопровождался отключением сетей коммуникаций, а Токаев в телевизионном обращении заявил, что «страна атакована террористами», ввел чрезвычайное положение и обратился к ОДКБ за помощью в установлении порядка.
Жесткое подавление протестов (включая задержания более четырех тысяч человек), введение контингента ОДКБ и аресты высокопоставленных чиновников привели к быстрой демобилизации. Уже 14 января миротворцы покинули страну, а в течение следующей недели несколько родственников Назарбаева ушли с руководящих постов в госаппарате и крупных компаниях. Токаев анонсировал крупный пакет социально-экономических мер по стабилизации и политические реформы, которые приняли форму конституционных поправок. Тем самым признавалось, что среди протестующих оказались не только экстремисты и мародеры, но и граждане с разнообразными требованиями.
В период президентства Назарбаева общественный запрос на перемены оставался без ответа: партийная система и законодательный процесс были практически полностью оккупированы пропрезидентской партией «Нур-Отан» (сейчас — «Аманат»), а частые изменения выборного законодательства, запретительные правила регистрации новых партий и контроль над избирательным процессом не оставляли вариантов для закрепления независимых игроков. Отчеты международных организаций (Amnesty International, Human Rights Watch, Reporters Without Borders) регулярно фиксировали нарушения прав человека, включая права на свободу собраний и избирательные права. Политический транзит открыл новые возможности для участия, однако отсутствие институционализированных механизмов участия привело к массовой мобилизации. Общество заявило о себе.
Новое государство
Выстроенная Назарбаевым политическая система лучше всего определяется как «неопатримониализм», где основную политико-экономическую роль играют «политические кланы», связанные лояльностью и распределением ренты. Крупнейшим из таких «кланов» была семья первого президента и их «клиенты». Подобно другим постсоветским государствам, богатым природными ресурсами, Казахстан пережил стремительный экономический рост в 2000-е гг.: ВВП на душу населения (в долларах 2015 года) вырос с 4,5 тысяч в 2000-м до 11,5 тысяч в 2019 году. Однако плоды этого роста оказались крайне неравномерно распределены между различными социальными группами. Кроме того, экономика страны оказалась уязвимой перед лицом внешних и внутренних шоков: глобальный экономический кризис 2008—2009 гг. и кризис 2014 года серьезно подорвали ранние экономические успехи и двузначные цифры экономического роста сменились в 2010-е гг. вялым развитием.
Политический транзит, начавшийся в 2019 году, не подразумевал серьезных преобразований: Токаев был частью «клана Назарбаева», а сам «основатель республики» после ухода с поста президента сохранил за собой ряд привилегий, в том числе титул «Елбасы» («лидер нации») и посты председателя Совета Безопасности и правящей партии. Тем не менее в своем обращении к нации в сентябре 2020 года Токаев выбрал риторику обновления и реформ. Ключевыми терминами стали глаголы действия («поручаю», «принять», «разработать») и наречия/прилагательные с модальностью долженствования. Само слово «реформа» и его модификации прозвучало 30 раз в контексте практически всех сфер общественно-политической жизни — от государственного управления до правосудия. Косвенно такая риторика указывала на необходимость демонтажа системы «плохого правления» с ее непотизмом, всепроникающей коррупцией и уязвимостью перед лицом глобальных вызовов.
Источник: https://www.akorda.kz/r
Первые реформы Токаева носили осторожный характер. Изменения коснулись порядка проведения собраний и митингов, регистрации политических партий и проведения выборов. Некоторые результаты были заметны уже в 2020—2021 гг. Интегральный индекс качества государственного управления Гетеборгского университета, который включает в себя четыре показателя (безопасность и верховенство закона; участие, гражданские права и инклюзивность; человеческое развитие; экономические возможности), который стагнировал при Назарбаеве, резко вырос после прихода Токаева, что особенно заметно на фоне других постсоветских стран.
Январские события придали серьезный импульс программе Токаева и уже в конце апреля президент объявил о проведении референдума по изменению конституции. Эксперты раскритиковали поспешность и закрытость процесса подготовки к референдуму, назвав его переходом к «плебисцитарной» модели или «обезличенному электоральному авторитаризму». В день голосования независимые наблюдатели отмечали удаление с избирательных участков и давление на них со стороны членов избиркомов и правоохранительных органов. Официальный итог — 77% за поправки при 68% явки — в территориальном разрезе показал схожую для многих электоральных автократий картину зависимости этих двух показателей, что вызывает подозрение в серьезном вмешательстве со стороны государства в процесс волеизъявления граждан. При этом референдум окончательно закрепил переход власти к Токаеву и легитимизировал курс на построение «второй республики». Такие масштабные политические преобразования не могли остаться без внимания Кремля.
«Осевое государство» среди «великих держав»
В теории международных отношений положение Казахстана часто определяется как «осевая страна» (pivot country). Находясь в сфере интересов и соперничества сразу нескольких крупных игроков (Китая, России и США), такие страны обычно испытывают серьезное давление, однако подробный анализ внешнеполитической стратегии Казахстана, проведенный Джессикой Ниффи, демонстрирует, что крупнейшему центрально-азиатскому государству удается сохранять рабочие отношения со всеми сторонами и даже вести переговоры на своих условиях. К примеру, имея большой торговый оборот с Россией, Казахстан активно привлекает американские инвестиции в энергетический сектор и сотрудничает с Китаем в реализации крупных инфраструктурных проектов наподобие Belt and Road Initiative.
Для Кремля стратегическая важность Казахстана не исчерпывается экономическими связями: Москва рассчитывает на Нур-Султан в плане обхода западных санкций. Многовекторная политика Казахстана является идеальным прикрытием, однако новый президент с его приверженностью международному порядку и праву может быть серьезным препятствием. Токаев и Путин явно придерживаются разных взглядов на мировой политический порядок, что обнажилось не только в словах первого о статусе так называемых Л/ДНР, но гораздо раньше. На Валдайском форуме в октябре 2019 года на слова Токаева о том, что лучше не иметь ядерное оружие и иметь хорошие отношения со всеми странами, Путин иронично заметил, что «Саддам Хусейн тоже так думал». Профессиональный путь двух глав государств дополнительно подчеркивает разницу во взглядах: карьерный дипломат Токаев, долгое время проработавший в международных институтах, явно имеет другие взгляды на их природу, чем бывший сотрудник КГБ, с подозрением относящийся даже к своему близкому кругу.
Безусловно, у Кремля есть широкий набор инструментов давления на Казахстан — от пропаганды и вмешательства в выборы (доля русскоязычного населения Казахстане достигает 90%, а пользователи русскоязычных медиа склонны доверять пророссийским нарративам) до кибератак. Также Москва может больно ударить по экономке Казахстана, о чем свидетельствуют проблемы с прокачкой казахской нефти, возникшие у Каспийского Трубопроводного Консорциума (КТК). После поломки оборудования на морском терминале КТК в Новороссийске в марте 2022 года отгрузка нефти была приостановлена, а затем возобновлена в неполном объеме. В мае Росприроднадзор выявил более сотни нарушений, а 6 июля суд приостановил работу Консорциума на 30 суток, что вызвало серьезные подозрения у экспертов насчет возможной национализации компании. Москва и Нур-Султан открещиваются от политической подоплеки, но возможные пути диверсификации экспорта нефти (КТК прокачивает до 80% казахской нефти) стали предметом недавнего обсуждения Токаева с правительством. При этом Дмитрий Песков уже заявил, что видит политическую подоплеку в поиске Казахстаном альтернативных путей транспортировки нефти.
В то же время Кремль не спешит антагонизировать отношения с южным соседом: слова зампреда думского комитета по делам СНГ Константина Затулина по поводу возможных «территориальных вопросов» пришлось дезавуировать зампреду Совета Федерации Андрею Турчаку. Ранее подобные казусы возникали и с другими российскими политиками. Для Нур-Султана прозрачные намеки на Украину не могут не быть раздражающим фактором и вряд ли добавят уверенности в необходимости поддерживать северного соседа, ключевой задачей которого становится не дать небольшим трещинам в отношениях превратиться в серьезный раскол.
Узкий коридор
«Второй республике» Токаева предстоит непростая задача войти в «узкий коридор» динамического баланса между поднимающимися силами общества и государства, сохранив при этом курс на многовекторную внешнюю политику в условиях противостояния России и Запада. Противоречия на этом пути многочисленны: введение выборности глав регионов и крупных городов, например, должно стать важным элементом борьбы с коррупцией и непотизмом, но в то же время это открывает дополнительные возможности для вмешательства со стороны Кремля. Углубление международной экономической интеграции так или иначе поднимет вопросы о соблюдении санкционного режима, а с новыми пакетами западных санкций, которые, скорее всего, будут направлены на мониторинг соблюдения уже введенных, балансировать станет сложнее.
Для Кремля идеология «второй республики» с акцентом на эффективное и сильное государство одновременно близка и чужда: Путин также начинал с идей восстановления «конституционного порядка» и усиления государственной мощи. Однако курс реформ Токаева на демонтаж клановой системы может подорвать способность Москвы воздействовать на элиту Казахстана. Подчеркнутая осторожность токаевских реформ — знак Кремлю, что никаких резких движений в стране не будет. Такая осторожность, однако, не соответствует ожиданиям многих социальных групп, рассчитывающих на более глубокие перемены в контексте достижения социальной справедливости и политического участия. Сможет ли «новый Казахстан» удержать непростой курс на реформы и сохранение дружественных отношений со всеми международными силами? История преподносит немало горьких уроков по этой части, но у Казахстана есть некоторый шанс войти в «узкий коридор», если обществу удастся создать достаточное давление на растущее в своей «мощи» государство, а последнее не будет повторять ошибок своего северного соседа и превращать государственную власть в инструмент реализации интересов узкой группы лиц.
