В 2018 году стартовала новая российская государственная программа закупки вооружений, рассчитанная на 10 лет (ГПВ-2027) и сумму свыше 20 трлн рублей (более $ 330 млрд по текущему курсу). Насыщение армии и силовиков новым оружием и поддержание российской военной промышленности на плаву — это одни из ключевых целей Кремля, призванных сохранить существующий режим. Однако за цифрами расходов четко прослеживается политический контекст.
Нынешняя российская власть не видит для России созидательной роли в глобальном мире. Она все больше осознает невозможность примириться с Западом. При этом Москва фокусируется на военном доминировании на континенте, а потенциал операций вдали от границ рассматривает исключительно как проекцию «зон запрета доступа» (A2/AD). И все это вкупе с тяготением к новым протекционистским мерам в экономике при дальнейшем ее огосударствлении.
Финансовые и политические особенности ГПВ
Предыдущая ГПВ, рассчитанная на 2011−2020 гг., еще не завершена,
При этом ГПВ-2020 предполагала финансирование на уровне 19,4 трлн рублей по линии военных. Однако в 2011—2017 гг. она была профинансирована на сумму около 9 трлн, а в 2018 году должна получить еще 1,5 трлн. То есть завершающаяся программа уже никак не будет оплачена в полном объеме, что говорит о дисбалансе между планами властей и актуальным состоянием оборонной промышленности и экономики в целом. Но в любом случае Кремль готов выделять на вооружения огромные суммы, поскольку поддержание на плаву военно-промышленных предприятий является столь же важной целью ГПВ, как и насыщение российских ВС новым оружием и техникой в условиях конфронтации с Западом.
В игры вокруг ГПВ оказываются вовлечены как руководители компаний и высшие чиновники, так и власти тех регионов и городов, где размещаются военные заводы. Прямыми бенефициарами программы вооружений также являются 2 миллиона сотрудников российской военной промышленности. Это, в свою очередь, поддерживает легитимность авторитарного режима, опирающегося на корпоративизм и патернализм.
Нельзя не сказать и о проблемах самой российской военной промышленности. Оборонные компании почти полностью зависят от расходов бюджета и в массе своей генерируют убытки. В такой системе любая долгосрочная программа подвергается постоянным корректировкам, а политический вектор оказывается более устойчивым.
Оборонные активы и консолидация элиты
Вместе с тем понятно, что военные заводы не могут вечно получать триллионы рублей из бюджета. В силу системной неэффективности вместе с ростом выручки российские оборонные компании наращивают издержки и долговую нагрузку. Российская власть осознает эту проблему и ставит задачу: довести долю гражданской продукции в выручке военных заводов до 30% к 2025 году и до 50% к 2030 году. Свидетельством происходящего осознания являются и начавшиеся перемены в управлении военной промышленностью.
Так, государственная корпорация «Ростех», владеющая львиной долей российской оборонной промышленности, в 2017 году завершила присоединение Курганского машиностроительного завода, производителя боевых машин пехоты, который входил в обанкротившийся концерн «Тракторные заводы». С начала 2018 года госкорпорация готовится присоединить государственную «Объединенную авиастроительную корпорацию» (ОАК), обеспеченную заказами на боевые и транспортные самолеты по ГПВ-2027. Это происходит в условиях, когда после 2020 года военные закупки вертолетов (производятся «Вертолетами России», входящими в «Ростех») серьезно сократятся. То есть здесь вероятна консолидация производителей самолетов и вертолетов.
При этом еще несколько лет назад приоритетом был максимально полный контроль над наиболее привлекательными активами в свете постоянно увеличивавшихся военных расходов. Так создавались «Ростех», ОАК и др. Даже в 2014 году рассматривалась возможность выкупа РТИ (производство радиолокационных станций, систем связи и электроники) у АФК «Системы» в пользу компании «Алмаз-Антей», государственного производителя средств ПВО/ПРО. Однако тогда от идеи отказались из-за рисков распространения западных санкций на РТИ.
С тех пор военные расходы достигли пика, отраслевые издержки также выросли. И уже в 2017 году возникла идея не выкупа, а объединения активов РТИ с профильными активами «Ростеха», тем более что к концу года компания РТИ была включена в список оборонных предприятий, на которые могут быть распространены американские санкции в рамках закона CAATSA.
«Ростех» также оказался готов распрощаться с контрольным пакетом «Калашникова», оставив у себя лишь блокирующий пакет. Правда, основным покупателем выступит гендиректор предприятия Алексей Криворучко. Он близок и к Сергею Чемезову (глава «Ростеха»), и к олигархам Искандеру Махмудову и Андрею Бокареву (к 2015 году купили 49% «Калашникова», но в ноябре 2017-го решили продать свою долю). Еще «Ростех» собирается продать 49% акций компании «Высокоточные комплексы», чтобы инвестор помог ей нарастить производство гражданской продукции.
В ближайшем будущем изменения могут произойти и в оборонных активах еще одного олигарха, Олега Дерипаски, который владеет заводом «Авиакор» (ремонт и модернизация бомбардировщиков Ту-95) и «Военно-промышленной компанией» (производство бронетранспортеров и бронеавтомобилей). Кремль, судя по всему, пытается разделить бремя оборонной промышленности с придворными «жирными котами» (которые к тому же сохранили тесные деловые и личные связи с западным бизнесом, что важно для Москвы в условиях санкций), а также повысить консолидацию внутри российской элиты. Все это — в обмен на долю в ГПВ-2027.
Перспективы нерыночной экономики
Однако вряд ли может рассчитывать на экономический рывок страна, где свыше 70% ВВП производится в секторах, контролируемых государством, и где главными политическими целями являются сохранение целостности режима и изменение международных правил игры. Отсюда можно прогнозировать наиболее вероятный путь того, как Кремль будет делать свои расходы по ГПВ-2027 двигателем промышленного «развития» России. Это путь дальнейшего усиления протекционизма и создания специальных условий для оборонных компаний.
Например, ОАК готовится к серийному производству новых пассажирских самолетов МС-21 и Ил-114, участвует в российско-китайском проекте по созданию широкофюзеляжного лайнера CR-929 и работает над возобновлением производства пассажирского широкофюзеляжного Ил-96−400. Все эти проекты сопровождаются разнообразными бюджетными субсидиями — для предприятий, для лизинговых компаний
Параллельно Кремль рассматривает опцию обязать государственные компании в приоритетном порядке закупать гражданскую продукцию, которая будет производиться оборонными предприятиями. Понятно, что в случае реализации таких мер, доля государства в ВВП возрастет еще больше. Таким образом, к концу ГПВ-2027 остатки рыночной экономики в России могут быть окончательно загнаны в своеобразное гетто. Это стало бы закономерным результатом попыток сбалансировать нынешнюю российскую политическую и экономическую систему.
Концентрация на континенте и проекция A2/AD
Разумеется, у ГПВ-2027 есть внешнеполитическое значение. Предыдущая программа отдавала приоритет воздушно-космическим силам (7,9 трлн рублей на авиацию, средства ПВО/ПРО и военные спутники) и флоту (5 трлн), в то время как сухопутные войска и ракетные войска стратегического назначения (РВСН) получали значительно меньше (2,6 трлн и 1 трлн). Для новой программы декларируется стремление к балансу,
ГПВ-2020 готовилась в условиях, когда Кремль заявлял о стремлении к модернизации России, к усилению ее роли в мировой экономике и к «перезагрузке» отношений с Западом после войны в Грузии. Поэтому одним из главных приоритетов предыдущей программы стала проекция силы. Тогда Москва заказала у Франции два вертолетоносца «Мистраль», еще два собиралась строить по лицензии, также планировалась серия больших десантных кораблей и две серии фрегатов дальней морской зоны. Понятно, что активные действия на морских коммуникациях требовали если и не коалиционных действий, то как минимум хороших отношений с США и Европой. Однако все эти планы вскоре были перечеркнуты сначала возвращением Владимира Путина на пост президента, а затем и аннексией Крыма. Новые приоритеты Москвы в сфере вооружений рождались уже в Украине и Сирии.
Кремль окончательно вернулся к классической идее военного доминирования над соседями по континенту, поэтому увеличиваются расходы на сухопутные вооружения. Здесь делается ставка на танки, новые бронетранспортеры
Проекция силы вдали от российских границ все еще возможна, но будет осуществляться в основном по воздуху — по новой программе вооружений Россия должна построить несколько десятков модернизированных транспортных самолетов Ил-76, модернизировать существующие дальние бомбардировщики и разработать новый. Главной задачей флота становится создание прибрежных «зон запрета доступа» (A2/AD) у российских берегов или вдали от границ по сирийскому сценарию вкупе с наземными силами, оснащенными системами ПВО/ПРО. С этим также связаны следующие приоритеты ГПВ-2027: крылатые ракеты морского и воздушного базирования и корабли ближней морской зоны. Соответственно, каждая потенциальная военная кампания России за рубежом, проводимая регулярными силами, будет сопряжена с развертыванием постоянной военной базы.
Что касается ядерных сил, то ГПВ-2027 продолжает и дополняет предыдущую программу. Производство межконтинентальной баллистической ракеты (МБР) «Ярс», судя по всему, удалось увеличить до 12−16 единиц в год вместо 6−10 в 2000-х гг. Правда, к 2027 году необходимо будет заменить примерно 190 существующих МБР. Поэтому предпринимаются попытки создать новую тяжелую (свыше 100 тонн) МБР «Сармат» взамен постепенно снимаемых Р-36 «Воевода» украинского производства. Новой разработкой занимается ГРЦ им. Макеева. При этом Россия не скрывает своего интереса в том, чтобы новая МБР имела возможность летать через Южный полюс, что прямо запрещено договором ОСВ-2 от 1979 года. Помимо этого, конечно, планируется завершить строительство серии из 8 подводных лодок с баллистическими ракетами «Борей» и начать создание 4 лодок «Борей-Б».
ГПВ-2027 — в случае реализации основных планов — сработает на усиление конфронтации Кремля и Запада. И любая власть в постпутинской России столкнется с соблазном свести нормализацию отношений лишь к контролю над вооружениями.
