Новый глава Роскосмоса, до недавнего времени бывший вице-премьером, ответственным за военную промышленность, Юрий Борисов 26 июля 2022 года сообщил Владимиру Путину, что Россия приняла решение уйти с Международной космической станции после 2024 года и сосредоточиться на собственной орбитальной станции — РОСС. При этом он подчеркнул, что все российские обязательства перед партнерами по МКС (США, ЕС, Японией и Канадой) будут выполнены.
Фраза «после 2024 года» поначалу была воспринята как «в 2025 году». Впервые о готовящемся выходе из МКС и окончательном решении о собственной станции сам Борисов впервые говорил в апреле 2021 года, о чем в Riddle была отдельная статья. К тому же предыдущий руководитель Роскосмоса Дмитрий Рогозин в апреле 2022 года создал интригу, заявив, что решение о продлении российского участия в МКС после 2024 года будет зависеть «от ситуации, которая будет складываться и в нашей стране, и вокруг нее». Получился странный «сериал», особенно если учесть, что российские представители поспешили объяснить НАСА, что «после 2024 года» на самом деле означает «не ранее 2028-го», а точнее — не ранее того момента, как Россия начнет развертывание собственной орбитальной станции.
Стоит еще раз посмотреть, что нового появилось в космических планах России за прошедший год. К этому располагает и сама замена Рогозина на Борисова на посту руководителя Роскосмоса в условиях продолжающейся войны против Украины и практически полного разрыва связей между Россией и Западом во всех сферах, кроме МКС.
Торг продолжается или взят курс на собственную станцию?
Основной тезис прошлой статьи заключался в том, что своей риторикой об уходе с МКС Москва из последних сил пытается жестко торговаться с Западом. Главная цель подобного торга: продолжение сотрудничества в пилотируемой космонавтике с Западом на таких условиях, которые бы позволили России сохранить свой высокий международный статус и страдающую от санкций космическую промышленность.
В том же тексте доказывалось, что создание собственной орбитальной станции будет означать для нее чрезмерное перенапряжение сил, если вообще окажется по силам. При этом было подчеркнуто, что «российская космическая станция (…) может стать рабочим планом, если договориться с нынешней американской администрацией не получится и/или если расхождение подхода России в космических делах с другими ее действиями достигнет критического предела». Однако последнее означало бы наихудший для Москвы сценарий.
В итоге мы видим, что космическая политика России окончательно разошлась с другими направлениями ее внешней и внутренней политики. И речи о сотрудничестве с США, ЕС, Японией и Канадой вне рамок МКС уже нет и быть не может. В нынешних условиях единственной, хотя и крайне рискованной опцией остается попытка создания собственной орбитальной станции. При этом изначально рассматривалось два варианта. Один из них — это станция на основе новых модулей российского сегмента МКС и на той же орбите. Такая опция заложена в Федеральной космической программе на 2016−2025 гг. (ФКП-2025). Другой вариант — станция на высокоширотной орбите на основе строящегося научно-энергетического модуля (НЭМ), который планировался для МКС, но туда вряд ли успевает из-за многолетних задержек. Чаша весов пока склоняется именно ко второму варианту.
Однако параллельно с заявлением Борисова весьма откровенное интервью дал Владимир Соловьев, генеральный конструктор РКК Энергия, ключевой компании Роскосмоса, отвечающей за пилотируемую программу. Одно из самых интересных заявлений Соловьева в этом интервью: «Я очень надеюсь, что до конца этого года нам удастся убедить правительство, что высокоширотную станцию строить надо. Если решение будет принято и финансирование пойдет, то в течение 2022 года мы будем разрабатывать эскизный проект». То есть о новой станции говорят с апреля 2021 года и докладывают Путину о решении уходить с МКС «после 2024 года», но самого главного решения до сих пор не приняли и финансировать проект еще не начинали.
При этом замена Рогозина на Борисова в качестве руководителя Роскосмоса четко показывает, что власть осознает предстоящие масштабы кризиса российской космонавтики на фоне войны. В основные задачи Рогозина как человека, лично лояльного Путину и не имеющего в отрасли никаких связей, входил контроль финансовых потоков и консервативная оптимизация государственной корпорации без резких перемен. Однако уже в 2021 году положение дел в Роскосмосе начало серьезно ухудшаться из-за влияния санкций и прекращения контрактов с США на доставку астронавтов на МКС и поставку ракетных двигателей РД-180.
Сегодня вопрос стоит уже не только о способности России сделать шаг вперед в своей пилотируемой космической программе, но и о сохранении спутниковой навигационной системы ГЛОНАСС в рабочем состоянии к концу 2020-х гг. и о поддержании и без того весьма скромной программы фундаментальных космических исследований. На этом фоне фигура Борисова, человека компетентного, имеющего авторитет в космической отрасли, солидный вес в высших эшелонах российской власти и более приемлемую репутацию за рубежом (по сравнению с Рогозиным), предстает попыткой Кремля найти «спасателя» для российской космонавтики. «Спасателя», способного принимать и болезненные решения.
На этом фоне еще более странным выглядит то обстоятельство, что новый руководитель Роскосмоса сделал свое заявление о выходе из МКС «после 2024-го», не имея на руках решения правительства, то есть просто совершил ни к чему не обязывающую «вербальную интервенцию». Возможно, конечно, что эта встреча с Путиным и была призвана оказать на правительство нужное давление, но одновременно создается впечатление, что правительство Мишустина вместе с только что покинувшим его Борисовым и всем Роскосмосом просто тянут время, разыгрывая перед Кремлем политический спектакль про новую орбитальную станцию.
Что не так с планом российской станции?
Довольно смелое предположение об имитационном характере планов на РОСС строится на том, что у нового руководителя Роскосмоса и у части российского правительства есть понимание критических проблем, связанных с разрывом сотрудничества между Россией и Западом. В пользу этого свидетельствуют и факты из упомянутого выше интервью генерального конструктора Соловьева.
Во-первых, для новой станции необходимо не только перепроектировать еще не построенный НЭМ, чем-то заменив западную электронику, на которую новый модуль был рассчитан, и добавив туда гиродины (механизмы ориентации и стабилизации в космосе) и туалет, но и перепроектировать создаваемый пилотируемый космический корабль «Орел», поскольку он изначально предназначен для исследовательских экспедиций в направлении Луны, а не для обслуживания орбитальной станции. Что касается этого корабля, то генеральный конструктор РКК Энергия не ожидает его появления раньше 2030-х гг., хотя еще недавно нереалистичный, но официальный план подразумевал первый пилотируемый полет в 2025 году. До появления «Орла» России придется эксплуатировать корабли «Союз» и «Прогресс» даже на новой станции.
Во-вторых, бросается в глаза фраза: «Нам, безусловно, необходимо продолжать эксплуатацию МКС до тех пор, пока не создадим более или менее ощутимый задел по РОСС (…) Кроме того, надо учитывать, что если мы на несколько лет прекратим пилотируемые полеты, то потом восстановить достигнутое будет очень непросто». Здесь важно подчеркнуть, что отправка на орбиту НЭМ в качестве первого модуля сегодня предполагается не ранее 2028 года, а отправка следующих модулей начнется по мере их готовности не ранее 2030-го. И это не говоря о том, что после перепроектирования и замены электроники НЭМ должен уложиться в грузоподъемность ракеты-носителя «Ангара-А5», с чем тоже могут возникнуть проблемы. То есть при самом оптимистичном сценарии станция будет готова не раньше середины 2030-х гг. Таким образом, как минимум, трезво мыслящие люди в руководстве Роскосмоса выступают за то, чтобы оставаться на МКС так долго, как это возможно.
В-третьих, очень странной выглядит предполагаемая модель использования высокоширотной орбитальной станции РОСС. Станция должна быть посещаемой дважды в год на один-два месяца, а не постоянно обитаемой — космонавты будут нужны только для замены и настройки оборудования, — и с нее, помимо научной деятельности, должно вестись наблюдение территории России в интересах экономической деятельности и территории других государств в военных целях. Получается, что такая станция призвана, по сути, заменить спутники дистанционного зондирования земли в разных диапазонах, с созданием которых у России сегодня огромные и, вероятно, практически не решаемые проблемы в условиях эмбарго на поставки электронных компонентов и промышленного оборудования. На станции можно будет разместить более тяжелое, крупное и энергоемкое оборудование наблюдения, которое Россия гипотетически все еще сможет производить.
Кроме того, Соловьев подтвердил, что Россия не сможет создать ракету для лунной пилотируемой программы и что если такая программа у нее вообще появится, то за пределами нынешнего горизонта планирования и прогнозирования.
Из всего вышесказанного становится очевидно, что проект российской орбитальной станции является чрезвычайным в нынешних обстоятельствах и сомнительным в своей реализуемости. Если решение будет принято, то российская космонавтика — в том виде, в каком она сложилась с 1992 года и в каком она наследует советской космической программе — попросту закончится с концом МКС. Вероятно, понимая все это, представители российской власти как раз и пытаются отложить такое решение.
Конечно, если НЭМ удалось бы построить быстрее, ракета для его запуска была бы готова, и этот модуль вписывался бы в ее грузоподъемность, то его все еще можно было бы отправить на МКС. То есть можно было бы вернуться к первоначальному плану, прописанному в ФКП-2025 с созданием российской станции из модулей «Наука», «Причал» и НЭМ. К слову, точно такой же план сегодня есть у американской компании Axiom Space, чьи строящиеся модули планируется отправить на МКС, а после завершения ее работы отсоединить и самостоятельно эксплуатировать в качестве коммерческой орбитальной станции. Но в случае России это было бы равносильно чуду.
Правда, Роскосмос и российское правительство с тем же успехом могут надеяться и на другое чудо — что они смогут тянуть время с разговорами о новой станции до того момента, когда главный зритель их спектакля навсегда покинет театр. Тогда можно будет начать восстанавливать отношения с окружающим миром, пока от российской космонавтики и статуса страны как крупной космической державы еще что-то осталось.
