В периоды высокой политической активности, конфликтов и/или социальных изменений традиционно растет интерес к результатам опросов общественного мнения. События февраля 2022 года породили запрос на информацию об отношении россиян к военным действиям в Украине. Публикация соответствующих данных сопровождается не только дискуссией вокруг их интерпретации, но и публично выражаемыми сомнениями по поводу валидности, этичности и целесообразности таких опросов.
Опросы общественного мнения порождают два различных типа публичной информации: с одной стороны, это непосредственно результаты исследований, с другой — их интерпретации. К публикациям результатов исследований предъявляются определенные требования. Необходимо указать точную формулировку вопроса, тип и объем выборки, генеральную совокупность исследования
С интерпретацией результатов исследований общественного мнения выступает широкий круг лиц, включая комментаторов, которые не имеют отношения к исследовательской индустрии. Фактически это может делать любой желающий, никаких барьеров или ограничений здесь нет. Интерпретации часто бывают противоречивы и даже носят полярный характер, а их авторов никто не обязывает претендовать на объективность и профессионализм.
В этой статье речь не идет об интерпретации данных. Мы предлагаем обсудить вопросы, связанные только с проведением опросов. Причем в той их части, где, по нашему мнению, консенсус между различными участниками опросной индустрии не только возможен, но и ожидаем.
Для иллюстрации важности такого разговора начнем с кейса, к которому сегодня вполне применим эпитет «исторический», — с президентских выборов 2012 года.
«Открытое мнение»
В декабре 2011 года известный российский социолог Игорь Задорин написал в своем персональном блоге на платформе LiveJournal: «Российской прикладной социологии уже довольно много лет, за которые мы уже многое поняли в этом деле, и многому перестали удивляться. В частности, мы перестали удивляться тому, что в период обострения политической борьбы (например, во время выборов), когда политические субъекты вынуждены искать дополнительный ресурс в виде общественной поддержки, на нашу профессию вываливается куча претензий, наветов и просто лжи. Это понятно, ведь оценка общественного ресурса, которым меряются между собой политики и партии, сама становится ареной борьбы. Электоральный рейтинг — это курс акций, и политическим субъектам совсем небезразлична их политическая капитализация. Естественно, те оценки, которые не нравятся их обладателям, подвергаются публичному сомнению, дискредитации, а измерители общественной поддержки (мы с вами) называются халтурщиками, шарлатанами и даже продажными лгунами. Да и не только политики не доверяют социологам, весьма часто та самая общественность, мнение которой мы измеряем, не может поверить нашим данным о ней самой. И это по-человечески понятно, многие люди органически не могут принять того, что существуют другие точки зрения, другие мнения на вопрос, ответ на который кажется им очевидным».
Приведенная цитата выглядит в современном контексте весьма свежей и актуальной. Однако Задорин не просто описывал сложившуюся ситуацию. Он выступил с предложением ко всем желающим представителям профессионального сообщества провести независимое и открытое исследование общественного мнения в период выборов. Эта идея была реализована, результаты были опубликованы в феврале 2012 года, а группа социологов, объединившаяся вокруг этой задачи, получила название «Открытое мнение».
Для понимания социального эффекта исследования, о котором идет речь, следует сказать несколько слов о его контексте. 12 лет назад изучением общественного мнения в электоральный период занимались три организации: ВЦИОМ, Фонд «Общественные мнение» (ФОМ) и «Левада-Центр». Электоральные рейтинги, которые они публиковали, различались весьма существенно. Так, по данным ВЦИОМ от 11−12 февраля 2012 года, за Путина были готовы проголосовать 55% опрошенных, по данным ФОМ за те же даты — 50%, по данным «Левада-Центра» за 20−23 января — 43%. Разница в 12% слишком большая, чтобы объяснить ее исключительно погрешностью измерений. В СМИ получила распространение трактовка, согласно которой данные ФОМ и ВЦИОМ свидетельствуют о том, что Путин будет избран в первом круге, тогда как по данным «Левада-Центра» на выборах предстоит второй круг.
Результаты, опубликованные «Открытым мнением» (согласно их результатам, за Путина были готовы проголосовать 48% россиян), не сказали нам ничего нового о состоянии общественного мнения в стране. Их ценность оказалась в другом. Прежде всего, исследовательские компании раскрыли свои методические материалы, что позволило выявить расхождения в показателях. ВЦИОМ и ФОМ задавали закрытые вопросы с ограниченным списком кандидатов, как в бюллетене. У «Левада-Центра» вопрос был открытый, поэтому допускались фактически любые варианты ответа, что привело к более высокому числу затруднившихся ответить. Оба варианта являются методически допустимыми.
Кроме того, была публично показана несостоятельность приведенной выше интерпретации данных «Левада-Центра». В ходе выборов подсчет голосов осуществляется не от всех россиян, имеющих право голоса, а от тех, кто принял участие в голосовании. Исследовательская организация публиковала данные от всех респондентов. При пересчете числа готовых голосовать за Путина от собирающихся принять участие в голосовании, их доля составляла более 60%.
История «Открытого мнения» позволяет сделать несколько выводов, важных для наших последующих рассуждений.
- Ведущие российские «опросные фабрики», занимающиеся изучением общественного мнения, работают добросовестно. Данный вывод был подтвержден в 2013 году, когда «Открытое мнение» организовало профессиональный аудит исследований общественного мнения москвичей в период выборов мэра Москвы. Все исследовательские организации (помимо трех названных выше, это также Synovate Comcon) согласились в нем участвовать (результаты доступны на сайте «Открытого мнения»).
- Участники публичного пространства, которых по определенным причинам не устраивают результаты исследований общественного мнения, могут продвигать спорные и даже заведомо ложные трактовки, которые могут быть успешны в публичном пространстве. В 2012 году результаты «Левада-Центра» использовались для занижения фактического электорального потенциала Путина, а также создания «ложной интриги» (возможность второго тура), подогревающей интерес к электоральной кампании.
- Исследователи общественного мнения готовы к открытому профессиональному разговору о методологии, качестве, результатах измерений, а также достижению консенсуса по базовой интерпретации результатов. В то же время постоянно действующей площадки, позволяющей формировать данный консенсус, не существует. «Открытое мнение» успешно сыграло эту роль в 2010-е гг.
Новая реальность
Вернемся в начало 2024 года — время, когда подходит к концу второй год полномасштабных военных действий в Украине и приближаются очередные президентские выборы. Какие изменения в области изучения общественного мнения в стране произошли по сравнению с ситуацией двенадцатилетней давности?
Все три названные нами выше исследовательские организации, работавшие в 2012 году, продолжают свои проекты мониторинга общественного мнения. Более того, с началом вторжения в Украину число измерителей увеличилось. Как минимум два новых участника процесса заслуживают представления, поскольку успели доказать экспертному сообществу свою профессиональную состоятельность: Russian Field под руководством Артемия Введенского и ExtremeScan под руководством Елены Коневой, которая ранее возглавляла Synovate Comcon.
При этом за последние двенадцать лет значительно усилилось государственное давление на исследователей общественного мнения. С одной стороны, индустрия массовых опросов в России до определенного момента обладала относительной свободой. С другой — именно в сегменте общественно-политических исследований государство как ключевой игрок политического пространства всегда стремилось к контролю. Количество организаций, способных провести общероссийский репрезентативный опрос, исчисляется сегодня десятками, если не сотнями. Однако в данный сегмент они не выходят по причине высоких политических рисков.
В формальном отношении давление связано прежде всего с институтом иноагентства. «Левада-Центр» получил данный статус еще в 2016 году. Помимо трудностей хозяйственного плана, для исследовательской организации это означает еще и ограничения оборота данных: государственные и окологосударственные структуры не будут их ни использовать, ни публиковать. В январе в первом чтении Госдума приняла законопроект, который должен коснуться деятельности исследовательских организаций из так называемых «недружественных юрисдикций». Необходимость поправок обосновывалась тем, что в сложившихся условиях информация, которая собирается и отправляется этими организациями за рубеж, может иметь стратегическое значение. Обработка полученных в результате исследования данных, их систематизация, анализ и хранение, согласно новым правилам, должны производиться на технических средствах, размещенных на территории России. Организации, попадающие под действие этого закона, в основном специализируются на маркетинговых исследованиях и не публикуют данные опросов общественного мнения. Но тенденция в любом случае очевидна. Эта политика направлена на раскол профессионального сообщества, отделение «своих» от «чужих», то есть — подконтрольных от неподконтрольных.
С февраля 2022 года сложно не заметить общую тенденцию, связанную с сужением публичного пространства. Здесь можно упомянуть и принятый «Закон о дискредитации вооруженных сил», и закрытие значительного числа независимых СМИ, и засекречивание информации, включая бюджетные расходы и статистические показатели Росстата. В данном контексте результаты опросов также рассматриваются как стратегическая информация.
Отметим, что группа «Открытое мнение», реализовавшая в 2010-е гг. полтора десятка проектов, среди которых и опросы общественного мнения на разные темы, и профессиональная экспертиза, с начала военных действия новые проекты не анонсировала. При этом никаких официальных заявлений о прекращении деятельности группы со стороны Задорина или других членов сообщества не было. Рискнем предположить, что отсутствие активности связано с тем, что в «новой реальности» подобная гражданская инициатива не безопасна.
«Свои» и «чужие»
Российское государство — крупный заказчик опросов общественного мнения. Оно располагает всеми данными, которые ему могут быть необходимы, что позволяет не обращать внимание на «чужие» исследования. При этом в публичный оборот попадает лишь комплиментарная часть информации, санкционированная для публикации и подтверждающая поддержку общественностью проводимой государственной политики.
Не связанные с российской властью медиа, кажется, тоже приняли игру в «своих» и «чужих», игнорируя социальные факты, фиксируемые государственными исследователями, — как будто они принципиально отличаются от результатов опросов, проводимых без участия государства. Некоторые при этом активно участвуют в кампании по дискредитации исследований общественного мнения как таковых, вне зависимости от того, кто эти исследования проводит. Аргументы, которые при этом приводятся, не выдерживают критики. На вопрос о том, что изменилось для исследователей общественного мнения после февраля 2022 года, Лев Гудков, научный руководитель «Левада-Центра» ответил: «Технология та же самая, реакция людей на социологов, проводящих опросы, не изменилась. Единственное, что первое время в вопросах мы не употребляли слово „война“, а исключительно „специальная военная операция“ — для того, чтобы не подставлять интервьюеров. А так все то же самое».
Для специалистов в области опросов общественного мнения существуют два ограничения. Первое — принцип добровольности: респондент должен дать информированное согласие на участие в исследовании. Второе — исследование должно быть безопасным для его участников, как для респондентов, так и для самих исследователей.
Данные исследований не подтверждают, что война является фактором нежелания россиян участвовать в опросах. В то же время тема войны является сенситивной для респондентов. Но с такими темами поллстеры умеют работать. Также экспериментально не подтверждено, что существует какая-то особая категория людей, никогда не участвующая в исследованиях. Известно, что одни категории населения рекрутировать сложнее, чем другие. Например, мужчины чаще отказываются от участия в опросах, чем женщины. Это также известно поллстерам и учитывается при проведении исследований.
В контексте нынешней дискуссии уместно вспомнить два текста, принадлежащих известным исследователям общественного мнения.
Первый — выступление одного из родоначальников массовых опросов Джорджа Гэллапа в апреле 1942 года перед Американским философским обществом под названием «Насколько важно общественное мнение во время войны?». Для Гэллапа не стоит вопрос о том, возможно ли изучение общественного мнения во время войны. Он считает его важным и необходимым. Важность изучения общественного мнения заключается в том, что оно должно быть учтено при принятии решений, право на которые остается за компетентными профессионалами.
Второй текст был опубликован в 1992 году патриархом отечественной опросной индустрии Борисом Грушиным, он называется «Почему нельзя верить большинству опросов, проводимых в бывшем СССР». Грушин обращает внимание на тот факт, что общественное мнение — это «органический продукт социальной жизни, некое коллективное суждение, возникающее в процессе и результате весьма сложной социальной коммуникации». Для формирования этого продукта в наших реалиях часто нет условий, поэтому в лучшем случае мы имеем дело не с мнением, а с «криком или стоном толпы», а в худшем — со «сфабрикованными в ходе исследования артефактами, то есть большей или меньшей фальсификацией реального состояния общественного сознания». Подчеркнем, что Грушин не говорит о том, что в недемократическом Советском Союзе опросы были невозможны, данное предположение опровергается его деятельностью. Тезис заключается в том, что опросы должны быть правильно организованы и интерпретированы.
О том, как российская власть манипулирует результатами опросов общественного мнения, сказано немало. Гораздо реже обсуждается вопрос репрезентации результатов исследований в негосударственных СМИ. Позволим себе подвергнуть критике две недавних публикации.
Первая публикация размещена на ресурсе СВТВ и называется «Большинство россиян отказывается участвовать в соцопросах о войне — Russian Field». Статья написана по материалам анализа достижимости респондентов, подготовленных Russian Field, и содержит ссылку на первоисточник. Сопоставление первоисточника и журналистского материала обращает внимание на одно важное расхождение. В материале исследовательской кампании действительно приводятся данные, свидетельствующие о том, что число отказов от интервью превышает число согласий. Однако исследователи из Russian Field, в отличие от журналистов, не связывают низкий уровень согласий на интервью ни с тематикой опроса, ни с ситуацией в стране. Низкий уровень согласий на интервью в телефонных опросах — общемировая практика. При этом исследовательским сообществом признано, что качество собираемых данных при этом остается высоким. СВТВ использует новостной повод Russian Field, чтобы необоснованно снизить доверие к данным исследовательской организации, а заодно и других исследователей общественного мнения в России.
Вторая публикация — статья Екатерины Пачиковой и Надежды Колобаевой «Опросы без ответов. Почему во время войны нельзя верить данным соцопросов, даже если это „Левада“». Основная идея статьи, вынесенная в заголовок, развивается в лиде: «„Действия Путина в Украине поддерживают 80% россиян“ — c такими заголовками с начала войны выходят крупные и уважаемые мировые издания, цитирующие „Левада-центр“ как независимый источник. Однако в профессиональном социологическом сообществе сложился консенсус: цифры из соцопросов о поддержке войны и власти в условиях путинской диктатуры не говорят ни о чем и не позволяют понять реальные общественные настроения. Более того, они вредны, так как помогают Кремлю убедить гражданина в том, что все вокруг поддерживают власть. В действительности же массовое нежелание россиян разговаривать с социологами делает публикуемые опросы абсолютно не репрезентативными. Более того, по мнению социологов, в политических режимах такого рода сама идея выявления общественного мнения бессмысленна, так значительная часть населения вообще не считает нужным формировать какое-либо мнение о политических проблемах, на которые, как они считают, они не имеют никакого влияния».
Стоит ли говорить, что мнение профессионального социологического сообщества прямо противоположно озвученному. Профессионально реализованные исследования являются важным и информативным источником о состоянии общественного мнения в стране, а их репрезентативность не подлежит сомнению. Любопытно, что экспертами статьи выступают Елена Конева из ExtremeScan и Дарья Павлова из Russian Field. Они обсуждают детали проведения исследований, однако ни одна из их цитат не поддерживает ключевых выводов, которые делают журналисты. Наиболее цитируемым же экспертом статьи выступает Григорий Юдин, который не является представителем опросной индустрии или аудитором исследовательских проектов. Тезисы Юдина представляют собой набор критических положений из социальной теории и гипотез, и некоторые из них действительно заслуживают внимания и обсуждения. Но это не делает Юдина выразителем конвенционального мнения исследовательского сообщества.
Исследователи общественного мнения в России, безусловно, испытывают определенные трудности. И одна из них заключается в том, что содержательная и свободная от идеологического давления дискуссия вокруг полученных результатов на сегодняшний день в открытом публичном пространстве почти невозможна. Это не значит, что совершенно нет публикаций со взвешенным, добросовестным анализом, но для неспециалиста они остаются малозаметными в потоке идеологизированных трактовок. Впрочем, это не делает работу российских поллстеров ненужной.
