В первой половине 2024 года в России наблюдался рост активности боевиков и числа терактов, кульминацией которого стала недавняя попытка побега заключенных из волгоградской колонии, за которой, как считается, стоит группировка «Исламское государство». Теоретически у Москвы есть двадцатилетний опыт противодействия экстремизму и борьбы с вооруженными повстанцами и терроризмом. Однако по большому счету власти традиционно используют одну и ту же стратегию борьбы с тремя этими видами угроз (терроризм, инсургенты, экстремизм): практически неограниченное насилие, слежка и государственный контроль. От более тонких инструментов, таких как взаимодействие/вовлечение, выстраивание и укрепление доверия и более нюансированное понимание этого явления, российская власть отказалась.
Несмотря на широкие возможности для более тонкой настройки своей политики — взять хотя бы месяцы, прошедшие после нападения на «Крокус Сити Холл», — Кремль пытается воспроизводить свою извечную стратегию. Это привело к определенным трудностям с установлением конкретных сетей, ответственных за рост насилия, и во многом виноваты в этом сами власти. Между тем, чрезмерное и неуклюжее вмешательство Москвы в религиозные дела и межэтнические отношения рискует еще больше усилить радикализацию. Наконец, любое обращение к тактике «выжженной земли» на фоне стремительно ухудшающихся социально-экономических условий — особенно на Северном Кавказе и юге России — чревато усугублением существующих разногласий и конфликтов.
Анализ неявных векторов угроз
Политика Кремля затрудняет все попытки властей распутать сети, стоящие за успешными и предотвращенными терактами. Власти зациклились на Украине и движениях за национальную независимость. В случае с последними, например, сепаратистские Telegram-каналы дагестанских активистов «Утро Дагестана» и «Горец» (Абу Яхья Дагестани) регулярно (примерно раз в две недели, по личным наблюдениям автора) удаляются цензорами, несмотря на то, что у обоих сегодня значительно меньше подписчиков, чем было до начала протестов против мобилизации и октябрьских антисемитских беспорядков в махачкалинском аэропорту «Уйташ», которые эти каналы подогревали. Четыре месяца спустя даже генеральный прокурор заявил, что до нападения на «Крокус Сити Холл» ответственность за которое взяло на себя Исламское государство, внимание властей было всецело занято вышеупомянутыми сепаратистскими группами и отвлечено от предупреждения США о возможном теракте ИГ, которое было просто проигнорировано.
Помимо распыленного внимания, другая проблема в реакции властей заключается в том, что они целенаправленно еще больше запутывают ситуацию, фальсифицируя дела о терроризме в рамках политического преследования различных групп. Такие сфабрикованные дела часто построены на обвинениях в поддержке экстремизма или терроризма, а на Северном Кавказе — на обвинениях в участии в различных терактах банды Басаева-Хаттаба. По мнению «Мемориала», помимо преследования прозелитирующих религиозных групп, таких как Свидетели Иеговы, дела, заведенные властями против международной панисламистской политической организации «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами», тоже являются политически мотивированными (эта правозащитная организация не признает правомерность использования термина «террористический» в отношении Свидетелей, Хизб ут-Тахрира и других). Наконец, Кремль окончательно размыл значения слов «террорист» и «экстремист», используя их против команды Навального, Украины и ЛГБТК+ сообщества, что усложняет борьбу с реальной угрозой терроризма.
Несмотря на такой сильно политизированный подход к терроризму, следует признать, что присутствие и влияние Исламского государства (ИГ) в России само по себе — явление чрезвычайно сложное. Теракт в «Крокус Сити Холле» остается единственным нападением, ответственность за которое официально взяло на себя агентство Amaq, центральное СМИ Исламского государства.
Позднее медиа-портал «Аль-Азаим Медиа» — официальный медиа-рупор Вилаята Хорасан (Исламского государства провинции Хорасан), — дал понять, что именно эта группировка ответственна за нападение, чем подтвердил версию американских и турецких спецслужб. Группа боевиков под руководством Амирхана Гуражева, убитого 2 марта в перестрелке в Карабулаке (Ингушетия), предположительно являлась Джамаатом Галгайче (Ингушским джамаатом) провинции ИГ-Кавказ (Кавказ). В начале июля центральная газета «Аль-Наба» заявила, что деятельность Ингушского Джамаата и дагестанские нападения в июне были (как минимум) инспирированы «халифатом». Некоторые из тех, кто пытался сбежать из ростовской тюрьмы в июне, общались с членами ИГ в Сирии, планируя нападение в 2023 году. Участники августовской бунта в волгоградской колони не имели никаких задокументированных связей с ИГ до того, как решились на побег и захват заложников. Как серия столкновений и перестрелок в Карачаево-Черкесии вписывается в общую картину, остается неясным, поскольку единственные доказательства того, что уничтоженные полицией подозреваемые действительно причастны к атакам на полицию или планировали теракты, исходят от силовиков.
Еще одним препятствием для понимания точного устройства сетей ИГ внутри страны является то, что властей обвиняют в фальсификации некоторых судебных дел, связанных с ИГ. Отвлекаясь от по-настоящему насущных проблем на вымышленные угрозы и много лет политизируя уголовные обвинения, Кремль не способен оперативно противостоять реальным террористическим структурам, действующим на территории страны.
Контрпродуктивная контр-радикализация
Учитывая все более религиозно-экстремистский характер конфликтов, на фоне которых Путин пришел к власти и консолидировал ее в своих руках, в качестве своей стратегии он решил продолжить процесс кооптации исламских институтов и религиозных элит. Этот федеральный контроль проявляется локально в мониторинге мечетей с целью выявления среди них «радикальных». В двух случаях попыток побега из тюрем в этом году, большая часть участников которых была связана с ИГ, ожидалось, что муфтии могут помочь разрешить ситуацию. Главный муфтий Ростовской области вел переговоры с террористами, а муфтий духовного управления мусульман Волгоградской области заявил, что в переговорах «с тварями» нет никакого смысла. Подобное участие религиозных лидеров в качестве переговорщиков во время захватов заложников и их связи с органами безопасности могут превратить муфтиев в легитимные и справедливые мишени с точки зрения террористической пропаганды.
На политическом уровне неуклюжие меры, которые государство предпринимает после терактов, только усиливают напряженность. Недавние политические дебаты по поводу запрета ношения никаба быстро обернулись ожесточенными спорами. Слухи о грядущем запрете хиджаба подогревались запретами на ношение религиозной одежды в школах и публичными рекомендациями, изданными местными духовными управлениями мусульман, воздержаться от ношения никаба в общественных местах. Такие шаги, предпринятые без привлечения к обсуждению самих сообществ, о которых идет речь, подрывают призывы Кремля к тому, чтобы бережно относится к «многонациональному и многоконфессиональному» характеру государства. Кроме того, возросла напряженность на религиозной почве: некоторые утверждают, что Кремль поощряет шиизм и отношения с Ираном, чтобы противостоять доминированию суннитов в России. Все эти необдуманные политические шаги были предприняты вскоре после террористических актов, с явным пренебрежением к внутренней динамике внутри мусульманских общин России, что чревато ростом напряженности.
Враждебность по отношению к выходцам из Центральной Азии, Северо-Кавказских республик и антимусульманские настроения давно и прочно укоренились в русском национализме. Эта ксенофобия выражалась и в объявлениях о сдаче жилья с пометкой «Только для славян», и в общественных протестах против строительства новых мечетей. Серия терактов, произошедших в этом году, как будто еще больше развязала руки тем, кто готов к публичному выражению своей ненависти. Уровень расизма и ксенофобии в сети по отношению к выходцам из мусульманских республик, хотя и достиг своего пика сразу после нападения на «Крокус Сити Холл», а потом несколько пошел на спад, все равно остается более высоким, чем раньше. Мигранты из Центральной Азии также столкнулись с нападениями, оскорблениями и депортациями в течение нескольких недель после московского теракта, причем преследования не прекращаются и по сей день. Нападения на выходцев из Центральной Азии и Северного Кавказа, особенно тех, кого легко можно идентифицировать как соблюдающих мусульман, происходят по всей стране, причем особое внимание в Интернете привлекают инциденты в Москве, Иванове и Екатеринбурге.
В эпицентре растущей межэтнической напряженности — особенно на юге России, но не только — находится «Русская община»: ультраправая русская националистическая организация, основанная в конце 2020 года. Группа популярна в Telegram и по состоянию на июнь 2024 года насчитывает почти 150 региональных отделений. Очевидно, она пользуется покровительством и даже сотрудничает с судебными органами и службами безопасности. Использование участниками «Русской общиной» балаклав вызвало особое недовольство некоторых мусульманских активистов, которые сравнили форму ультранационалистов с мусульманским никабом, который недавно попал под запрет: «Почему они могут закрывать лица, а мусульманки, не причиняющие вред, не должны носить никаб?». Очевидное государственное одобрение деятельности группы легитимирует ее подстрекательскую деятельность, разжигающую межнациональную и межконфессиональную рознь, что в свою очередь позволяет террористической пропаганде все более эффективно эксплуатировать очевидную роль официальной Москвы в преследованиях мусульман.
Тактика выжженной земли
Таргетированные репрессии Кремля в ответ на теракты этого года еще больше усугубляют риск дальнейшей эскалации. Жестокие пытки задержанных за нападение на «Крокус Сити Холл» лишь подпитывают пропаганду ИГ, при этом в деятельности российских спецслужб применение пыток стало «фичей, а не багом», то есть сложившейся практикой, а не эксцессом на местах. К слову, в ролике, записанном участниками бунта в волгоградской колонии, сами они называют непосредственной причиной случившегося пытки силовиками террористов после нападения на «Крокус Сити Холл».
Уголовное преследование братьев Османа и Адиля Омаровых, организаторов атаки боевиков в Дербенте и Махачкале и сыновей бывшего главы Сергокалинского района Дагестана Магомеда Омарова (после атаки шестеро его сыновей были арестованы, но вскоре вышли на свободу)
служат очередным напоминанием не только о том, что власти готовы сурово карать оступившихся, но и о том, насколько широко распространилась коррупция при нынешнем режиме, и насколько произвольно государство может вдруг обрушиться на тех, кто предается этому вполне одобряемому пороку. Подобное внезапное и произвольное возмездие может постигнуть целые сообщества, а не только родственников тех, кто попал под удар.
В частности, на Северном Кавказе власти стремятся репрессиями подавить любые возможности для действий боевиков, как это было в Чечне. Кадыров повторил свою угрозу кровной мести всему роду тех, кто «связан с шайтанами» (боевиками-ваххабитами), и глава Дагестана Меликов, похоже, вполне поддерживает кадыровские методы: «Есть поговорка, что сын за отца не отвечает, но нет тезиса, что отец за сына не отвечает. Мы всегда в ответе за тех, кого воспитываем». Однако, помимо узкого фокуса правоохранительной системы, занявшейся семьей Омаровых, Меликову не удается выстроить всепроникающий контроль над жизнью в республике, подобный кадыровскому, о чем свидетельствуют неоднократные подкрепления Махачкалы и Дербента силовиками из Хасавюрта или других близлежащих городов во время крупных инцидентов.
Масштабное сокращение числа сотрудников органов безопасности помогает объяснить, почему сторонникам ИГ в этом году удалось совершить две попытки побега из тюрем и почему следует ожидать новых подобных попыток. Еще до этого года тюремные чиновники были обеспокоены усилением тюремных джамаатов (объединение группы мусульман с целью совместного изучения ислама, общения, взаимопомощи
Перенапряжение ресурсов по мере нарастания проблем?
Репрессии распространяются на все общество в целом, а все нарастающие с начала полномасштабного вторжения в Украину попытки государства взять под контроль цифровые медиа и социальные сети придают им более общую динамику. Кремль затрудняет использование VPN, YouTube, WhatsApp и Signal, намереваясь окончательно заблокировать многие из этих сервисов к концу года. На более низком уровне государственного контроля Роскомнадзор начнет регулировать деятельность блогеров и тех, кто с ними сотрудничает и взаимодействует. Эти меры призваны еще больше ограничить свободу слова и заставить любую оппозиционную деятельность в России перейти на полностью контролируемые государством платформы, что фактически положит ей конец. Все эти меры по отдельности и их совокупность лишь усиливают нагрузку на систему, которая и так уже сталкивается с растущим давлением с самых разных сторон.
Ужесточение тисков, сжимающих общество, происходит на фоне ухудшения социально-экономических условий в стране, но особенно на Северном Кавказе и юге России — то есть именно в тех регионах, где сегодня наблюдается самый высокий риск всплеска активности боевиков. Только за последние пару лет ухудшение социально-экономической ситуации и непопулярные меры властей, пусть даже мнимые и приписываемые злому умыслу руководства (вроде легенды о завозе евреев-беженцев из Израиля, спровоцировавшей погромы и акции протеста на Северном Кавказе после 7 октября), стали причиной масштабных протестов и массовых беспорядков. В условиях вопиющего непонимания властями динамики в своих же республиках верность Москвы этой общей контртеррористической стратегии только повышает риск дальнейшей эскалации насилия.
