Тема внутриэлитных конфликтов в путинском режиме на протяжении всех 18 лет всегда была одной из самых интригующих, и это понятно: пожалуй, нет ничего более разрушительного для сложившейся системы политического управления, чем нарастание внутренних противоречий и рост числа межклановых разборок. На фоне последних событий, связанных с разоблачением служащих Главного управления Генштаба Минобороны (более привычно название ГРУ), разговоры о конфликтах — в данном случае между «силовиками» — стали логичным следствием происходящего. Природа таких конфликтов, однако, остается одним из самых трудно анализируемых явлений.
Начнем с того, что конкуренция различных групп влияния, особенно среди силовиков, существовала с самого начала построения путинского режима, что рождало перманентную дискуссию вокруг управленческой стилистики Владимира Путина. Согласно одной точке зрения, российский президент выстраивает свое правление на базе принципа «разделяй и властвуй»: сознательно создает конкурирующие, дублирующие друг друга политически значимые структуры, которые, конкурируя и донося друг на друга позволяют в итоге президенту эффективнее выполнять арбитражную функцию и оставаться максимально информированным о слабостях своего окружения и происходящих событиях.
Альтернативная точка зрения основана на том, что конкуренция проистекает не от сознательной игры президента, а в силу полицентричности путинского окружения, находящегося в состоянии перманентной «войны всех против всех». Усилия главы государства тут, напротив, направлены на то, чтобы эту «войну» купировать и ввести в некие цивилизованные рамки, что позволило бы избежать управленческой хаотизации и нанесения участниками политического процесса ущерба государству.
Представляется, что истина находится, как всегда, посередине: Владимир Путин, будучи выходцем из чекистской корпорации, все же в большей степени склонен к работе с системами организованными, внутренне малоконфликтными, с эффективными механизмами вертикальной субординации. Иными словами, управленческая тактика Путина направлена не на поддержание конкуренции в своем окружении, а на ее ограничение, но лишь в той степени, в которой это позволяет поддерживать альтернативность поступающей к нему информации. Достаточно вспомнить, как Путин «разруливал» крупнейшую «войну силовиков» во время своего второго президентского срока: противостояние ФСКН-ФСО и ФСБ завершилось ослаблением обоих лагерей, а ФСКН, некогда позиционировавшая себя как противовес «чекистам», впоследствии и вовсе канула в Лету. Традиционная путинская тактика управления такими конфликтами заключается в том, чтобы ослабить оба противостоящих лагеря, что также часто сопровождается и институциональными решениями: так, в 2006 году из Генпрокуратуры, накачавшей слишком большие мускулы на «деле ЮКОСа», было выведено следствие. На образованный СКР был поставлен «нейтральный» путинский однокурсник, далекий на тот момент и от ФСБ, и от ФСО Александр Бастрыкин.
«Война» силовиков 2016 года, когда своего пика достигло противостояние ФСО и ФСБ, завершилась радикальным кадровым обновлением первой и образованием Росгвардии. На сегодня Виктор Золотов, занимавший в свое время пост главы Службы безопасности президента, продолжает претендовать на роль главного противовеса ФСБ. Таким образом, президент стремится развести конфликтующие стороны, опасаясь, что война между ними повысит уязвимость государства.
Все это важно понимать, анализируя текущие слухи о противостоянии СВР и ГРУ. Сначала во французских СМИ, затем в российских социальных сетях появилась информация о том, что сразу после появления информации об отравлении Сергея Скрипаля и его дочери сотрудники СВР связывались со своими западными коллегами в европейских странах, убеждая, что их ведомство не имеет никакого отношения к случившемуся. Одновременно британское следствие в качестве главной версии происходящего назвало причастность к попытке убийства ГРУ — военную разведку, которая в значительной степени укрепилась и нарастила свое влияние после 2008 года, и особенно после 2014-го. Ожидание усиления межсилового конфликта привело к тому, что все последовавшие затем разоблачения в отношении товарищей «Петрова» и «Боширова» ассоциировались с возможной активностью их корпоративных конкурентов: якобы журналистам в сборе информации о реальных агентах помогали и ФСБ, и СВР, рассчитывающие тем самым нанести удар по своему аппаратному противнику.
Чтобы понять природу межсиловой «конкуренции», важно понимать несколько принципиальных моментов. Во-первых, каковы бы ни были противоречия в интересах и корпоративных целях «силовиков», вся система секретных служб России выстроена на противостоянии внешнему влиянию. Поэтому даже если у кого-то в СВР появился соблазн нанести удар по ГРУ, это ни в коем случае не может быть сделано за счет «сливов», подкрепляющих аргументы Запада о причастности России к преступлению в Солсбери. В данном случае желание СВР дистанцироваться от случившегося совершенно не равнозначно намерению нанести ущерб ГРУ.
Во-вторых, все силовые структуры России ориентированы в первую очередь и исключительно на Владимира Путина, а значит и на его понимание происходящего. Для Путина ГРУ — одна из самых эффективных структур, служащие которого воспринимаются им как герои (а многие, как уже известно, носят соответствующие звания), истинные патриоты, посвятившие свои жизни служению Отечеству. Это, безусловно, не оправдывает совершенные ошибки и некомпетентность, но наделяет ГРУ особым путинским расположением, тем более в ситуации беспрецедентного внешнего давления. Очевидно, что любая попытка присоединиться к такому давлению внутри страны будет тут же расценена президентом как подрывная, антироссийская деятельность. Ни один сотрудник СВР или ФСБ никогда не решится на откровенную игру против своих конкурентов в условиях, когда тот находится под пристальной опекой Путина. И, конечно, не стоит сомневаться в том, что вести такую игру тайно практически невозможно. Что же касается известного заявления главы СВР Сергея Нарышкина о непрофессионализме операции, гипотетически, с его слов, проведенной какой-либо спецслужбой, то это не было адресовано ГРУ, а скорее являлось ответным аргументом Лондону: глава СВР давал понять, что разведки так не работают, а значит и Россия тут ни при чем.
Наконец, в-третьих, ключевой причиной нарастания противоречий между силовыми органами власти является проблема политической ответственности. Любая ошибка или провал, как в случае с текущей ситуацией вокруг отравления Скрипалей и последовавшими затем разоблачениями, ставят вопрос о том, кто виноват и в какой степени распределяется ответственность за случившееся. Претензии у Владимира Путина тут накапливаются в отношении всех ключевых секретных служб: к ГРУ — за некомпетентность, к СВР — по части качества политической разведки, к ГРУ, ФСБ и МВД — за неспособность гарантировать секретность персональных данных. Кто-то из коллег ГРУ намекает на провалы в работе контрразведки. Понятно, что каждая из структур будет стремиться минимизировать свою ответственность.
Большое значение также могут иметь и персональные конфликты, отягощенные разными корпоративными интересами. Самый яркий пример — дело полковника Сергея Михайлова, которого ФСБ обвиняет в сливе ФБР информации, позволившей разоблачить российских хакеров, якобы причастных к взлому серверов Демократической партии США в 2016 году. Многолетний конфликт между Михайловым и российским бизнесменом (он же в глазах американской аудитории «киберпреступник номер 1») Павлом Врублевским привел к конфликту ЦИБ ФСБ и ГРУ. Реальным же катализатором для запуска процесса «разгрома» группы Михайлова стала деятельность курируемой им группы хакеров «Шалтай Болтай», которая позволила себе наезд на Минобороны Сергея Шойгу. Министр, играющий значительную роль в российской геополитике и тесно взаимодействующий с Путиным почти в ежедневном режиме, «проглотить» подобное не мог, и, вероятно, дал делу ход. Все это очень подробно описано в российских СМИ, ставших также площадкой для информационных сливов силовых структур: каждая сторона пыталась представить общественности, конечно на условиях анонимности, свое видение происходящего. Старое же противостояние Михайлова и Врублевского оказалось удобным основанием для соответствующего уголовного дела.
Но главная причина нарастания внутренней конфликтности в силовой среде — это хроническое недоверие руководства страны официальным механизмам функционирования и управления (а официальность подразумевает определенную степень прозрачности и бюрократизации) и попытка выйти за пределы этих официальных институтов посредством построения провластных структур без особого статуса, но нацеленных на выполнение «грязной работы» и особых спецпоручений. Примеров таких структур множество: это и частные военные кампании, и та же «Шалтай Болтай», которая использовалась ФСБ в своих целях, и «фабрика троллей» Евгения Пригожина, и масса формально негосударственных хакерских контор, чьи названия сейчас повсюду мелькают в западных СМИ в качестве «управляемых Кремлем» «русских хакеров». Образование множества подобных структур размывает сферы ответственности силовых органов власти, делает границы между квазипреступниками и органами власти слишком тонкими, а также содействует росту околосиловых конфликтов.
Склонность Путина сводить все к спецоперациям, которые часто удобнее проводить даже без прямого вовлечения официальных структур, не только провоцирует напряженность в отношениях силовых структур, но и усугубляет кризис ответственности, свойственный, надо признать, всей системе госуправления России. Размывание государства становится опасной тенденций не только для страны, но и для самого путинского режима, повышая его уязвимость.
