Уход от расчетов в долларах, порожденный «нелюбовью» российских геополитиков к США, с давних пор был целью Кремля. Между тем подход российских руководителей к методам ее достижения существенно менялся на протяжении последних двадцати лет.
В первой половине 2000-х гг. главной задачей была объявлена конвертируемость рубля, которая могла бы превратить его в принимаемую в мире всерьез валюту. Путин в своем послании Федеральному Собранию весной 2003 года говорил: «Стране нужен рубль, свободно обращающийся на международных рынках. Нужна крепкая и надежная связь с мировой экономической системой [и поэтому] крупная задача, которую надо решать вместе, — это достижение полной конвертируемости рубля. Конвертируемости не только внутренней, но и внешней. Не только по текущим, но и по капитальным операциям». Сейчас сложно сказать, насколько реалистичной казалась тогда подобная цель. Очевидно лишь, что для ее достижения не было предпринято ровным счетом ничего — и прежде всего не был выстроен международный рынок рублевых заимствований. Российская экономика также росла недолго, выйдя на позднесоветский уровень ВВП к 2007−2008 гг. и остановившись на нем, похоже, навсегда. Поэтому с задач превращения рубля в резервный инструмент в Москве переключились на его привязку к незападным валютам, прежде всего к юаню. К концу 2021 года Банк России разместил в юанях эквивалент $ 104,8 млрд, что составляло 31% резервов, которые держали у себя в этом активе все центробанки мира.
С началом войны ситуация стала критической. России пришлось отказаться от многих расчетов не только в долларах, но и в евро — их больше нельзя осуществлять через подсанкционные банки. Новые резервы (если вообще получится их накопить) решено собирать исключительно в китайской валюте. Однако это не означает, что про доллар нужно забыть, как не означает это, что российский рубль может стать заменой мировых валют и использоваться в широком спектре платежей с иностранными контрагентами. Скорее следует говорить о том, что Россия постепенно смещает акценты с валют «недружественных» стран на иные инструменты, но при этом рубль используется только в случаях, когда другие варианты принципиально не рассматриваются. Мы, например, помним требование Путина к европейским покупателям газа платить за него в рублях — эффектно сделанное, оно влияло на ситуацию недолго, так как через несколько месяцев сам экспорт газа в Европу приказал долго жить.
Примером того, как произвольное решение о переходе к расчетам в национальных валютах не дает результата, является попытка Москвы торговать в рублях или рупиях с Индией, для которой Россия по итогам 2022 года превратилась из 25-го в пятого торгового партнера по общему объему товарооборота. Еще в ноябре 2022 года Дели и Москва заявили, что все готово для перевода торговли на национальные валюты. Однако после нескольких месяцев разнообразных попыток наладить новую систему от нее было решено (может и не окончательно) отказаться. Причины этого достойны внимания.
Прежде всего нужно учесть тот факт, что российская торговля остается в значительной мере профицитной. В ту же Индию Россия в прошлом году поставила товаров (в основном, конечно, энергетических) на $ 37 млрд, а закупила индийских всего на $ 2,5 млрд (в первом квартале текущего года ситуация только усугубилась: экспорт из России достиг $ 14,9 млрд, а импорт из Индии не добрался и до $ 1 млрд). Поэтому у Индии не может скопиться значительного количества рублей, за которые она могла бы покупать российские нефть и иное сырье (в этом контексте стоит напомнить, что «долларизация» торговли азиатских стран, которая сейчас находится на экстремально высоком уровне в 79,1%, во многом порождена тем, что они имеют устойчивый профицит в торговле с США, из которых и поступают доллары, которые затем используются как для формирования резервов, так и для расплаты за импорт). Гипотетически индийские компании могут закупить рубли для последующей оплаты российских товаров, но нельзя не принимать во внимание, что в Индии нет финансовой инфраструктуры для подобных операций: в конце прошлого года «Сбер» и ВТБ открыли корсчета в рупиях в своих же собственных дочерних банках в Индии, но на этом процесс остановился. Я не говорю о том, что за последний год в России много раз менялось валютное законодательство, а вывод выручки и прибылей иностранных компаний за рубеж последовательно усложнялись — поэтому сегодня мало кто инвестирует в российский рубль: его могли покупать для того, чтобы в тот же день заплатить за газ, как требовал Путин, но вряд ли кто-то готов инвестировать под оплату будущих сделок. Так что до широкого использования рубля в торговле с Индией (как и любой другой страной) еще далеко.
С другой стороны, индийская валюта не является широко используемой не только в международной торговле. Ее далеко не всегда принимают в оплату за поставки сами индийские производители: в 2021 году около 88% индийского экспорта было номинировано в долларах, что существенно выше не только общемировой средней (немногим более 40%), но и показателя для стран АТР. Поэтому применение рупии оказалось столь же маловероятным, как и рубля. К этому можно добавить, что переводы в рупиях за рубеж крайне зарегламентированы, и потому довольно затруднены: первая масштабная попытка либерализации этого режима была предпринята только в ноябре 2022 года — и то, по словам индийских представителей, она коснется пока только отраслей, экспорт продукции которых правительство считает необходимым наращивать. Индийские эксперты подчеркивают, что попытки организации расчетов с Россией в рублях и рупиях были изначально обречены на скромные результаты, так что ничего особенного в зависании принадлежащих российским компаниям 40 млрд рупий (и последовавшем недовольстве российского руководства) нет. Сама по себе эта проблема в итоге будет практически наверняка решена, но ожидать либерализации индийской платежной системы не стоит — превращение рупии в свободно конвертируемую валюту пока не ставится властями в Дели на повестку. Индийских финансистов смущает огромный внешнеторговый дефицит, достигающий 60% объема экспорта и вероятное оседание рупий за границей, делающее валюту уязвимой для действий международных спекулянтов.
В таких условиях возникает вопрос: означает ли, что российский «роман» с Индией — это предвосхищение неудач «дедолларизации» по всем фронтам? Хотя в целом мне не кажется, что глобальная гегемония доллара и евро в мировой торговле будет поколеблена, в случае наличия в той или иной ситуации связанных с санкциями рисков (тут можно вспомнить сложности с оплатой той же Индией поставленной ей российской военной техники, которая серьезно затягивается из-за опасений индийской стороны попасть под вторичные санкции США, что привело к фактическому свертыванию военно-технического сотрудничества между двумя странами), вполне можно не придумывать какие-то новые схемы, а воспользоваться хорошо зарекомендовавшими себя альтернативными системами расчетов.
Прежде всего, разумеется, подразумевается юань. С 2012 года его разрешено использовать в китайской внешней торговле, и сейчас в нем номинировано около 20% ее совокупного объема (хотя на первоначальном энтузиазме этот показатель поднимался выше 30% в конце 2014 года). При этом с 2016 года китайская валюта включена Международным валютным фондом в корзину валют СДР, что означает ее серьезное международное признание. Постепенно развивается и либерализуется офшорный рынок облигаций в юанях. И, что самое важное, Китай является важнейшим торговым партнером Москвы, у которого Россия покупает товаров и услуг почти на $ 80 млрд в год. Поэтому накопление в юанях сейчас выглядит относительно надежным — насколько вообще что-то может быть надежным в нынешней России и вокруг нее. Китайская валюта используется и в международных расчетах, хотя ее доля в глобальной торговле товарами не превышает 4,5%, а в международных валютообменных сделках — 7%. Но эти показатели вполне достаточны для того, чтобы Россия с ее 2,6%-ной долей в мировой торговле могла на нее положиться. Китай в последнее время активно и успешно устанавливает режим двусторонних расчетов со странами Африки, Ближнего Востока и Латинской Америки — так что юань, в отличие от рупии, выглядит привлекательно.
Однако не стоит думать, что китайская валюта не имеет сегодня альтернативы. В мире есть ряд валют, которые могут в прямом смысле слова заменить России ее любимый доллар, так как их страны-эмитенты обладают значительными финансовыми резервами и мощными банковскими системами, а их валюты давно привязаны к доллару. Здесь в первую очередь внимание можно обратить на гонконгский доллар (его обменный курс к доллару не менялся даже в годы «азиатского» кризиса), саудовский риал или дирхам ОАЭ (последний уже применяется для клиринга в том числе и при расчетах с Индией). Только за этими тремя валютами стоят $ 1-триллионные резервы, а присутствие на внешних рынках гонконгского доллара сопоставимо с ролью юаня. Соответствующие страны не собираются вводить в отношении России каких-либо санкций или ограничений, так что если задачей ставится уход от использования доллара, то работа с данными инструментами представляется весьма привлекательной.
Развязанная российским руководством война с Украиной сделала страну глобальным изгоем — как в политическом, так и в экономическом аспектах. Россия чуть больше чем за год превратилась из сырьевого придатка развитого мира в сырьевой придаток развивающихся стран, а ее финансовая система переориентируется на использование маргинальных платежных инструментов. Это, несомненно, представляет собой шаг назад по сравнению с состоянием, которое было достигнуто в период разумной интеграции страны в мировую экономику. При этом вопрос о расчетах выглядит абсолютно вторичным и малозначительным на фоне катастрофического падения иностранных инвестиций, технологической деградации и разрушения современной системы защиты прав собственности (в том числе и интеллектуальной). Россия — и это можно сказать совершенно определенно — не сможет сделать свою валюту глобальным платежным средством, как и не сможет своими действиями подорвать долларовую гегемонию, но найти варианты обеспечения безопасных и эффективных расчетов с замещением доллара или евро юанем или дирхамом ей вполне по силам.
