Второй саммит Россия — Африка, состоявшийся в конце июля 2023 года в Санкт-Петербурге, вызвал большой интерес среди аналитиков и обозревателей далеко за пределами России. Российская политика в Африке начала привлекать внимание наблюдателей задолго до первого саммита в 2019 году из-за развернувшейся на континенте активности ЧВК «Вагнера» и амбициозных планов Росатома (точнее — амбициозных деклараций) как в странах Магриба, так и в Африке Южнее Сахары.
Владимир Путин, российский МИД и ряд чиновников характеризовали июльский саммит как важное внешнеполитическое событие, подтверждающее растущую роль России на Глобальном Юге, а некоторые, как например зампред Совета Федерации Константин Косачев, и вовсе как «победу» российской политики над странами Запада. Российская риторика в отношении Африки вполне ожидаемо полна оптимизма — МИД РФ публикует многочисленные декларации, подписанные на саммите и затрагивающие темы экономического сотрудничества, военной и информационной безопасности.
Но если отбросить в сторону традиционные заявления о грядущей многополярности и «возвращении» России в Африку, особого оптимизма не остается.
Репутация и картинка на ТВ
Возрождение интереса России к Африке имеет обратную корреляцию с крахом отношений России и Западом на фоне войны в Украине. Этот интерес рос постепенно с 2014 года. Для создания хорошей картинки были все базовые данные: наследие советской политики (торговля, военная помощь, идеологическая поддержка деколонизации), интерес со стороны немалой части стран Африки увидеть в России противника западной гегемонии и «неоколониализма в Африке» и, конечно, большое желание в Москве показать всем, что Россия не изолирована и имеет альтернативы как Западу, так и Востоку. Для перезапуска отношений многого и не требовалось — небольшое количество обещаний и экономической поддержки, и незамедлительная благодарность африканских стран в ответ.
Российские международники объявили отношения России и Африки «партнерством XXI века»: основанным на взаимном уважении, полностью добровольным. В отличие от стран Запада (требующих демократию), как заявляет программный директор Валдайского Клуба Тимофей Бордачев, Россия ничего не требует взамен своей доброй воли и даже не конкурирует напрямую со странами Запада и Китая, оказываясь альтернативным третьим вариантов сотрудничества. Это партнерство якобы укрепляет многополярность и вообще добавляет «справедливости» миру.
По итогам саммита африканские лидеры привезут домой декларации о сотрудничестве и российские общения поддержки, а президент Путин, многократно попозировавший для СМИ с главами континента, показал россиянам международное сообщество, которое «уважает и поддерживает» Россию. И хотя пиар-задумка выглядит логичной и простой в исполнении, далеко не факт, что россияне правильно оценят эту картинку («Путина никто не любит и не принимает, он вынужден обращаться к тем, кого раньше не видел в упор, да и то мотивируя их финансово») и еще меньше обрадуются прощенным $ 20 млрд африканских долгов на фоне растущих цен и дефицита бюджета РФ. По курсу доллара на начало августа этой суммы бы хватило больше 22 лет содержать третий город России — Новосибирск. Или покрыть 7% годового бюджета всей страны.
Подобные жесты доброй воли покупают России возможность громко заявлять о том, что политика Москвы победила, а африканские лидеры приехали в Москву вопреки желанию стран Запада.
Реальные перспективы кооперации
Российские эксперты с радостью заявляют, что второй саммит сам по себе подтверждает неподдельный интерес стран Африки к российскому присутствию на континенте. Показывая достигнутый после первого саммита прогресс, чиновники говорят о росте в 1,5 раза числа студентов из Африки в России (до 35 тысяч) и о десятикратном увеличении поездок россиян в страны Африки южнее Сахары.
В других областях сотрудничества все не так радужно.
Объем российской торговли со странами Африки сократился в 2020—2022 гг. с $ 14 млрд до $ 10,3 млрд. Российские эксперты связывают большую часть этого падения с пандемией COVID-19, однако торговля ЕС с африканским континентом за тот же период увеличилась с $ 239,4 млрд до $ 412,2 млрд. Из пяти основных торговых партнеров африканского континента (ЕС, Китай, США, Турция и Россия) сокращение торговли наблюдалось только с Россией. Значительную долю падения в 2022 году следует списать на развязанную Россией войну в Украине, которая значительно усложнила логистику и финансовую составляющую процесса. Последние отчеты указывают на рост торговли в юанях и дирхамах, но основная часть все равно приходится на валюты «недружественных стран», влияние которых Москва хотела бы снизить. Путин обещает переход на торговлю в национальных валютах по мере роста общего объема торговли, но раз такой переход не получается даже в случае индийской рупии, вероятность перехода на расчеты в африканских валютах и рублях стремится к нулю.
После первого саммита в 2019 году Путин заявлял о планах в ближайшие 4−5 лет удвоить товарооборот с Африкой, но сейчас эти сроки были сдвинуты на 2030 год. Однако даже если бы его удалось удвоить уже сейчас, он бы все равно оставался в 16 раз меньше, чем товарооборот стран Африки с ЕС, в девять раз меньше, чем с Китаем, в три раза меньше американского и чуть больше половины турецкого.
Многие российские эксперты понимают ограничения российских возможностей и отвергают любые идеи экономической конкуренции на континенте. А некоторые и вовсе открыто признают, что все, что осталось от советского наследия, было вовремя адаптировано Китаем, не оставляя России значимого места на континенте.
Вынужденный приоритет
Российские эксперты по внешней политике неустанно повторяют, что Африка должна стать приоритетом российской политики просто потому, что это единственный континент, где ни одна другая великая держава не имеет полного господства. Чаще всего они ссылаются на неизбежное увеличение потенциала Африки за счет экономического роста и увеличения населения, что превратит ее в полюс многополярного мира. Иван Тимофеев из РСМД настаивает на том, что России просто необходимо стать «несгораемым страховочных активом» для стран Африки: искать тех, кому нужна российская помощь и предлагать безопасность, инвестиции, технологии и даже суверенитет. Федор Лукьянов согласен с тем, что Россия должна искать в Африке тех, кому больше некуда идти, и подставить им плечо, даже если поддержка России по умолчанию будет ограниченной.
Более прикладной подход предполагает, что Россия должна стремиться к «дружественному нейтралитету», который африканские страны могли бы предоставить Москве в обмен на «гуманитарный экспорт», из которого наиболее важным является зерно.
Следует отметить, что африканской политики как единой стратегии у России не существует, поскольку и вовлеченность, и ожидания различаются в зависимости от конкретного региона континента. Россия не в состоянии действовать с таким масштабом, который доступен Китаю или ЕС. Она может конкурировать только с Турцией за практическое влияние в Африке. Но учитывая относительную дешевизну «пиар-побед» и фактор постоянного раздражения западных стран активизацией Кремля на континенте, Африка станет своего рода приоритетом для российской политики — по крайней мере, до тех пор, пока отношения России с Западом остаются на текущем уровне и основная часть российских ресурсов тратится на войну в Украине.
