Санкции против суверенного долга РФ вновь стали предметом обсуждения. Американский законопроект 2018 года получил название «санкций из ада» именно из-за упоминания такой меры. Однако в наши дни большинство аналитиков, судя по всему, рассматривают ее как нечто гораздо менее угрожающее.
Писатель и стратег JP Morgan Ручир Шарма недавно изложил подобную аргументацию в Financial Times, а Владислав Иноземцев недавно писал в Riddle, что даже «введение тотального запрета на операции с российским внешним долгом и распространение его на американских союзников приведет лишь к тому, что западные финансовые институты понесут серьезные потери в связи с распродажей данного вида активов», а «российские власти реструктурируют свои обязательства, заметно сэкономив на их обслуживании».
С подобными рассуждениями согласен и министр финансов России Антон Силуанов, который в марте заверил комитет Госдумы по финансовым рынкам, что такая мера будет всего лишь «неприятной», а решение «разумеется, будет найдено».
Ручир Шарма отмечает, что с момента введения первых западных санкций против финансирования госдолга (речь о секторальных санкциях Обамы, введенных в 2014 году) «Путин стал образцом ортодоксии», имея в виду удостоившуюся многократных похвал политику поддержания макроэкономической стабильности, проводимую главой Центробанка Эльвирой Набиуллиной.
Эксперты правы в том, что с макроэкономической точки зрения Россия вполне может себе позволить прекратить занимать средства на американских и даже на других западных рынках капитала. Российские международные резервы превышают внешний долг по крайней мере с января 2019 года. Хотя в 2020 году в России и произошел дефицит бюджета, его вполне можно было покрыть с помощью резервов, а не займов. В последние месяцы произошел значительный рост цен на нефть. Аналитики предрекают, что они еще некоторое время останутся высокими, пока мир оправляется от пандемии COVID-19. Можно сказать, что с точки зрения Москвы сейчас идеальное время, чтобы противостоять таким санкциям.
Однако утверждения, что санкции США против российского госдолга обойдутся без политических последствий, не выдерживают критики. Об этом свидетельствует исторический опыт.
Едва ли стоит ждать отмены последних ограничений, наложенных на госдолг Венесуэлы администрацией Трампа (в августе 2017 санкции были введены против новых займов, а в мае 2018 года под запрет попала торговля уже выпущенными облигациями как государства, так и государственной нефтяной компании). Поэтому стоит вспомнить, что внезапный разрыв связей с рынками капитала имеет долгосрочные и зачастую запутанные последствия.
России это тоже знакомо. В 1887 году канцлер Германии Отто фон Бисмарк ввел Lombardverbot — запрет на продажу в Германии российских ценных бумаг, в том числе долговых. Это заставило Петербург делать крупные займы на французском рынке. В свою очередь это закрепило русско-французский союз в преддверии Первой Мировой войны. Параллели с современным китайско-российским сближением вполне очевидны.
Это был далеко не единственный российский опыт подобных трудностей. Придя к власти в 1917 году, большевики отказались от долгов царского правительства, что привело к экономическому кризису во Франции, спровоцировало вмешательство стран Запада в Гражданскую войну и в итоге отсрочило признание СССР на десятилетие.
Если Вашингтон введет подобные санкции против России, это фактически означает запрет на займы не только в долларах или от американских инвесторов, но и на европейских рынках. Отсутствие решения по вопросу долга торпедировало Генуэзскую финансово-экономическую конференцию 1922 года, участники которой желали разобраться с последствиями Версальского договора. При этом Веймарская Германия и Советская Россия все же подписали Раппальский договор о собственных долговых претензиях. Впоследствии этот вопрос обошли стороной в переговорах о пакте Молотова-Риббентропа. Еще до подписания этого договора советский министр иностранных дел Вячеслав Молотов и его предшественник Максим Литвинов также пытались заключить пакт с Францией и Великобританией. Эта попытка закончилась провалом; судя по записям тогдашнего посла США в СССР Джозефа Девиса, одним из камней преткновения стал вопрос долгов.
Санкции против российского госдолга едва ли будут иметь столь же далеко идущие последствия, как дефолт 1918 года. В книге «Банкиры и большевики» Хассан Малик небезосновательно утверждает, что это был крупнейший дефолт по суверенному долгу в истории. Тем не менее, новые санкции наверняка станут одним из главных препятствий на пути к достижению любых договоренностей между Россией и Западом в обозримом будущем.
Другими словами, ввести санкции против российского госдолга — это как перегородить контейнеровозом Суэцкий канал: никакой другой вопрос не сможет продвинуться, пока не решится этот.
Есть и другие примеры, которые свидетельствуют в пользу этого аргумента, помимо уже упомянутой Венесуэлы. Более недавний пример — Судан, который, как объявили Всемирный банк и МВФ, 26 марта наконец закрыл выплаты иностранным кредиторам в рамках реструктуризации долга под патронажем Вашингтона и смог вернуться на западные рынки капитала.
Судан находился в состоянии дефолта с начала 1980-х гг. Однако из-за того, что в 1993 году США включили Судан в список государств-спонсоров терроризма, инвесторы не могли вести переговоры об этих долгах, пока в феврале 2017 года страна не была исключена из этого списка. Вскоре после этого начались усилия по восстановлению доступа Судана к международным рынкам капитала, однако они продвинулись лишь после того, как диктатор Омар аль-Башир был отстранен от власти в результате революции 2019 года.
Если США все же введут санкции против российского госдолга, возможно, что договориться о снятии этих ограничений будет невозможно, пока Путин остается у власти.
Риск серьезных политических последствий таких мер еще более усугубляется тем, как Россия меняет формулировки своих контрактов по евробондам, повышая риски серьезных убытков для западных держателей российских евробондов, выпущенных с 2016 года.
Стоит заметить, что у администрации Байдена есть возможность ограничить масштабы санкций против российского госдолга, смягчив их последствия. В августе 2019 года бывший на тот момент президентом США Дональд Трамп запоздало одобрил санкции по американскому Закону о контроле за химическим и биологическим оружием (CBW ACT), в том числе запретив банкам США первичные сделки по вновь выпущенным российским облигациям в иностранной валюте.
Как и практически любое действие Трампа в отношении России, эта мера не возымела никакого реального эффекта.
Несмотря на более враждебное отношение к Москве, администрация Байдена может попытаться повторить этот маневр. Корреспондент РБК Иван Ткачев, который пристально следит за санкционной политикой США в отношении России, недавно заметил, что администрация Байдена может просто запретить американским юридическим и физическим лицам первичные сделки еще и по рублевым долговым облигациям России. Таким образом можно будет избежать прекращения иностранных сделок с российским госдолгом.
Однако заморозка операций на вторичных рынках представляет собой гораздо больший риск не только потому, что усложнит любые потенциальные российские попытки резко перепрофилировать свой долг (даже если Кремль может себе это позволить), но и потому, что создаст группу рассерженных кредиторов. Можно вспомнить реакцию французских держателей облигаций на вышеупомянутый советский дефолт или недавнюю реакцию кредиторов, оставшихся с венесуэльскими облигациями на руках, чтобы увидеть, как подобные силы могут пользоваться политическим влиянием и пытаться менять политику своей страны для максимизации личной прибыли.
Администрации Байдена следует действовать осторожно, а Кремлю стоит честнее говорить о возможных последствиях американских санкций. В противном случае обе стороны рискуют пойти на такую эскалацию, которой не было в их планах.
Иноземцев, возможно, и прав, говоря, что «ударив по [российскому госдолгу], западные политики не смогут нанести серьезного урона российским финансам», учитывая их нынешнюю структуру. Однако долгосрочные политические последствия запрета торговли российскими суверенными долговыми облигациями наверняка станут тяжелым грузом для российских финансов в случае будущего экономического кризиса. Кроме того, такая мера сузит простор для маневра в отношениях России и Запада.
