«Русская литература не начинала войну, войну развязала политика. Так что русскую литературу можно и дальше любить. Любую, кроме плохой. Говорить могут все. Но не Путин», — говорит Йорг Зундермайер, основатель независимого немецкого издательства Verbrecher Verlag. Если у вас нет времени на погружение в эту тему, то, пожалуй, этой репликой можно суммировать отношение книжников Германии к русской литературе после 24 февраля. Но если вы хотите узнать больше, то давайте попробуем разобраться.
Новый кризис
Немецкая книжная индустрия в восемь-десять раз больше российской — около 9 млрд евро годового оборота. За этими впечатляющими на первый взгляд цифрами скрывается не такая уж радостная картина. Третий в мире книжный рынок переживает не лучшие времена: по результатам 2022 года объем продаж уменьшился на 2,1%. В немецком книжном мире считают, что благодаря господдержке пандемия была пережита с наименьшими возможными издержками, но сложности, связанные с вторжением России в Украину, уже называют в отчетах «кризисом».
Разрывы логистических цепочек и взлетевшие цены на газ и электроэнергию привели к значительному росту издержек на производство книг. Количество издаваемых книг в Германии стабильно уменьшается — еще пять лет назад на местном рынке гордились 80 тысячами новых наименований, сейчас же эта цифра лишь слегка превышает 70 тысяч. Издательства становятся аккуратнее во всех смыслах и желания выпускать русскоязычную литературу во время большой войны в Европе от этого не прибавляется. В этой ситуации большие немецкие издательства предпочитают давать больше места украинским и белорусским авторам: Евгения Белорусец, Юрий Андрохович, Сергей Жадан, Александр Филипенко, Максим Знак и Татьяна Малярчук регулярно выступают на профильных мероприятиях, их старые книги отправляются в допечатку, в то время как новые тексты стоят на прилавках больших книжных магазинов и получают призы и награды немецкого литературного сообщества.
Отмена «отмены»
В мае 2022 года Владимир Сорокин на презентации немецких переводов двух своих книг в особняке Literaturhaus Charlottenburg сказал: «Я думаю, что нас, русских писателей, ждет много неожиданного. И надо быть к этому готовым, всем, кто пишет по-русски». Однако ни Сорокина, ни кого-либо другого не затронула «отмена» как таковая. Немецкие издатели противопоставили безоговорочному разрыву отношений политику «пролиферации», подразумевающую проверку бэкграунда клиентов, осложненную тем, что в большинстве издательств нет русскоговорящих сотрудников, способных разобраться в тонкостях незнакомого им книжного рынка.
Другое дело, что эти отношения нужны в первую очередь издателям из России, рискующим в противном случае оказаться отрезанными от литературного мира ЕС. Показательна разница зависимости от «импорта культуры» в РФ и ФРГ. В России доля переводных книг составляет до 70−80% наиболее востребованных изданий (согласно данным Книжной палаты РФ о топ-50 самых продаваемых книг), в Германии же она вот уже много лет стабильно держится вокруг отметки в 13% и даже бестселлеры на горячие темы немцы худо-бедно «импортозамещают». В списке самых востребованных в плане перевода языков немецкий занял в российских отчетах в 2021 году второе место, с 1315 переведенными произведениями (с английского в России перевели в девять раз больше книг).
Неслучайно, что на призыв назвать пример «современной русской литературы» читающие берлинцы часто называют эмигрантов Владимира Каминера или Ольгу Грязнову, людей, сформировавшихся в Германии и пишущих на немецком, обращающихся к понятной восточным немцам и привлекательно-экзотичной для немцев западных теме советского прошлого. Это как если бы в ответ на вопрос про известных им немецких поэтов жители России называли бы Ольгу Берггольц.
Литературный агент Мария Шлиссер, через которую в Германию попадают книги многих авторов и авторок из России, считает, что книги из России не были в Германии в тренде до начала полномасштабной войны с Украиной и радикального разрыва после 24 февраля не произошло. По ее словам, жестче всего на начало полномасштабной войны отреагировали местные детские издательства, однако подавляющее большинство немецких издателей не стали отзывать лицензии и разрывать контракты.
Ответ на злосчастный вопрос про восемь лет у немецких издателей есть свой. Из современных российских писателей ко второй половине 2010-х гг. регулярно публиковались в основном люди с репутацией диссидентов: Владимир Сорокин, Людмила Улицкая, Виктор Ерофеев и другие. До этого в Германии изредка выходили книги правых милитаристов из России, например, Захара Прилепина. В 2012 году его «Саньку», книгу о молодом политактивисте с возрастным рейтингом 18+ (парадоксальным образом с недавних пор включенную в рекомендованный в РФ список школьной литературы) издал форпост интеллектуальной литературы на немецком, Matthes & Seitz, однако уже по тем временам, по словам его главного редактора и владельца Андреаса Ретцера, это было эпатажным жестом. С тех пор в Matthes & Setiz публиковались книги Оксаны Тимофеевой, Александра Ильичевского, Ольги Славниковой, но не авторов, замеченных на страницах газеты «Завтра».
Диссидентский фильтр облегчает работу немецким издателям, равно как и работа российских властей по маркированию несогласных с их политикой статусами иноагентов — так государство выполняет работу зарубежных скаутов, подсказывая с кем можно иметь дело. При этом пресловутая культура отмены, которой стращают россиян государственные СМИ, на проверку оказывается очередным пропагандистским мифом, транслируемым по Первому каналу и в соцсетях. Для пущего эффекта «уничтожение русской культуры в Германии» телеведущие сравнивают с политикой нацистского времени. Однако никаких призывов отказаться от изданий русских классиков, исходящих от немецких издателей, не существует. Напротив, один из самых расхожих аргументов в текущей полемике гласит Puschkin ist kein Putin («Пушкин — это не Путин»). Что же до лоялистской прозы или поэзии, отражающей антиукраинские настроения, то отменить согласно логике языка, можно то, что уже присутствует в культуре, а переводов так называемых «Z-поэтов», прославляющих русское оружие, в немецкоязычном пространстве нет и не предвидится.
Отдельные ультраправые издательства по-прежнему выпускают книги Александра Дугина, но основные игроки в этом поле зарегистрированы не в Германии, чье законодательство строго относится к реабилитации нацизма и к разжиганию ненависти. Наперекор нарративу российской телепропаганды, немецкие книжники остаются одними из самых расположенных к русской речи и письму. Переводы с русского языка публиковались на протяжении всего 2022 года: это и имена, с которыми немецкий читатель уже знаком (Мария Степанова, Дмитрий Глуховский, Владимир Сорокин), и новые для этого рынка лица (например, сторонящийся прямых политических заявлений Алексей Сальников, вышедший в диктующем читательские вкусы издательстве Suhrkamp).
Business as usual?
На Франкфуртской ярмарке, крупнейшем литературном мероприятии в Германии, в этом году впервые не было российского стенда, однако на профессиональных встречах и в кулуарах можно было поймать представителей российской литсцены, правда, уже покинувших страну: Михаила Шишкина и Дмитрия Глуховского. Официальным гостем Франкфурта 2022 была Испания, которая получила видный стенд и отдельную программу мероприятий. Однако внутри комплекса зданий Frankfurter Messe становилось заметно, что основное место отведено все же украинским авторам и издательствам, а тема поддержки Украины в войне стала лейтмотивом выступлений авторов из разных стран.
«Но мы знаем, книгами поддерживают не только хорошее (…) Существуют и лживые, и злые книги; существует литература, которая склоняет нас к вражде и нечеловечности. Никакая война, и одну мы наблюдаем прямо сейчас, не обходится без памфлетов, самооправдывающих речей, книг и статей полных ненависти. Разрушительное влияние, которое война оказывает на книжную индустрию в Украине, должно не только возмущать нас, но и мотивировать нас помогать всеми возможными путями», — так открыл ярмарку действующий президент Германии. Сами издатели и литературные агенты, впрочем, сторонились громких заявлений, оставляя их писателям и активистам. Комментируя текущее положение дел с продажей прав в Россию, представитель одного из ведущих международных литературных агентств со свойственным англичанам черным юмором сказал, что «до тех пор, пока не применено ядерное оружие, издатели из России могут рассчитывать на покупку прав [у тех, кто не ушел с рынка в первые полгода 2022 года]».
Немецкие издатели не прекращают продажу прав на своих авторов (среди которых далеко не только граждане DACH-региона — позиции немецких издателей позволяют им приобретать мировые права на наследие и работы международно признанных писательниц и писателей) в Россию — эти контакты немецкие издатели не обрывают, отчасти памятуя о том, как в Советское время выходили стотысячные тиражи Генриха Белля без каких-либо копирайтов, и из-за постоянных заявлений российских политиков о необходимости «параллельного импорта в интеллектуальной сфере», то есть, легализации пиратства. Многие воспринимают издательскую деятельность как гуманитарную и не находящуюся в одной плоскости с прочим бизнесом. Восприятие «книжного времени» как особенного и не совпадающего с ежедневным циклом, пронизанным мрачными сводками с фронта или сообщениями о гибели мирных жителей, вообще характерно для книжной индустрии. Так, Петра Хардт, ветеран издательства Suhrkamp, 25 лет возглавлявшая его отдел прав, на встрече в зуме с коллегами из России в рамках Франкфуртской школы книгоиздателей так развеяла тревоги по поводу возможной «отмены» русской культуры: «Издательства издают русскоязычных авторов, в театрах продолжают ставить Чехова, Мария Степанова получила недавно премию. Книга — вещь универсальная, поэтому вот так сиюминутно на нее повлиять ничто не может».
Британские и американские коллеги оказались решительнее — с марта-апреля заморозили отношения с Россией крупнейшие мировые издательства Penguin Random House, Pan Macmillan, Simon&Schuster, Curtis Brown, Hachette UK, также о разрыве заявили Ebury, Michael O’Mara, некоторые университетские издательства, например, Oxford University Press. На их долю суммарно приходится солидная часть всех переводов на русский язык: один только Simon&Schuster выпускает свыше 15 тысяч новых наименований каждый год, контролируя 16% мировой выручки от продажи книг. Многие издательства из Великобритании и США включили в «черный список» также своих коллег из Беларуси. Некоторые именитые авторы выступили напрямую, отозвав лицензии на свои книги в России, — среди них авторы супербестcеллеров Стивен Кинг и Нил Гейман. В поисках чем бы восполнить ослабевший поток женских романов российские гиганты книгопечати обратили взгляд в сторону новеллизаций достаточно популярных в России турецких сериалов. А чтобы компенсировать потерю контрактов с британскими и американскими паблишерами, российские издательства стали активно искать контакты коллег из Германии, Франции, Китая и Турции.
Новый облик литературы
Немецкие издатели продолжают издавать русскоязычные книги, но еще активнее выражают свою солидарность с Украиной — программами поддержки писателей, переводчиков и авторов, a также сборами гуманитарной помощи мирному населению. Глава Suhrkamp Osteuropa, обладательница госордена ФРГ за заслуги за издание восточноевропейской литературы Катерина Раабе сомневается, что война в Украине может принести новые плоды в виде больших романов. Раабе ссылается на послевоенный опыт стран бывшей Югославии и указывает, что подобные события намного быстрее находят отражение в поэзии и в автофикшне как в самых гибких и скорых на реакцию медиумах.
Немецкие издатели, вероятно, ждут ярких заявлений, антивоенных жестов и программных текстов о путинизме со стороны русскоязычных авторов, однако их за прошедшие 11 месяцев непосредственно на территории России было напечатано не так уж и много. Тем, кто публикуется в России, приходится иметь дело с многоуровневой системой цензуры, вынуждающей авторов, их редакторов и юристов издательств убирать из текста все, что может попасть под ограничения закона. За минувший год к уже существующим запретам добавились наказания за сравнение СССР и Третьего рейха, так называемая пропаганда ЛГБТ, дискредитация вооруженных сил РФ и так далее, что делает написание большого романа о войне походом по минному полю.
«Усиление цензуры над литературой началось недавно, я видела, как это все происходит шаг за шагом и постепенно влияет на всех. Журналисты потеряли возможность открыто писать о разном намного раньше, но литература на протяжении долгого времени была куда свободнее, чем пресса. Сейчас уже не так, и мы видим, как в литературу все больше вторгается государство. Это происходит впервые за все время моей писательской практики, поэтому у меня нет еще четкого ответа, как стоит поступать в такой ситуации» — говорит писательница Евгения Некрасова.
В такие моменты растет роль активистов и активисток, пишущих книги, потому что они уже разорвали связи с Россией и явно не собираются возвращаться назад в ближайшие годы. К тому же их творчество очень резонирует с происходящим. Но надо отметить, что для большинства немецких издателей характерна ориентация на художественные качества текста и боязнь того, что в долгосрочных издательских планах высказывания на злобу дня выйдут за пределы своего срока годности.
Массовая эмиграция интеллигенции из России неизбежно приведет к изменению образа русской литературы. Так, Катерина Раабе напоминает, что за последние тридцать лет русская литература уже стала перетекать за пределы России и даже русского языка — Грязнова, Горелик, Зальцман, Мартынова, Юрьев, переехавшие в 1990-е гг., писали некоторые свои произведения изначально на иностранных для них языках (как Набоков). Этот тренд продолжается и дальше, русскоязычных авторов разбросало по миру от Парижа до Нью-Йорка: сейчас речь идет о дислокации писателей и литературе, которая, по сути, не происходит в России. Однако это вскрывает неготовность механизма книжного рынка к перестройке — в классической модели тексты попадают в другие страны после успеха у себя на родине, а чтобы опубликовать текст без этого, нужно быть очень уверенным в том, что сама фамилия автора продаст книгу. Поэтому список авторов, обходящих затруднительную для них первопубликацию на родном языке с помощью зарубежных связей, достаточно очевиден: недавно вышла книга бывшей тележурналистки Марии Овсянниковой на немецком, к выходу в 2023 году готовятся книги оппозиционеров Михаила Ходорковского и Гарри Каспарова.
Единого центра притяжения для писателей-релокантов нет ни в географическом, ни в институциональном смысле: нет ничего подобного «тамиздатовским» организациям вроде «Посева» или «Граней», публиковавшим в послевоенной Германии запрещенных в СССР авторов. Из издательств, существующих за рубежом и держащих руку на пульсе современной русскоязычной литературы, можно отметить только антивоенный альманах Линор Горалик ROAR и смолпресс книжного магазина «Бабель» в Израиле, но своими масштабами они пока что уступают предшественникам из второй волны эмиграции.
Книжная медлительность
Тем, кто остался по разные стороны границ, приходится придумывать обходные пути, чтобы получать заработок или же выплачивать гонорары. Например, Андреас Роцер из Mattes & Seiz и литературный агент Вольфганг Видлинг предлагают своим авторам сохранить их роялти в немецком банке и расплатиться при первом же удобном случае. Отключение Swift сказалось и на финансировании переводов из России. Из-за действия санкций развалилась вся и без того небольшая поддержка переводов литературы из России, благодаря которой переводчики с русского на немецкий могли получать достойную оплату, а издатели экономить средства на перевод. С весны 2022 года больше не выдает гранты институт Перевода, а фонд Михаила Прохорова, прежде поддерживающий многие переводы нонфикшн-литературы, удалил свою англоязычную страницу из доменной зоны .com. В ситуации, когда расходы на войну за 11 месяцев превышают в 50 раз годовой бюджет на культуру, нет ничего удивительного в том, что Россия будет сворачивать международные проекты в области культуры. Тем не менее, эти гранты и программы поддержки играли немалую роль в продвижении русскоязычной литературы, потому что в них в первую очередь заинтересованы небольшие издательства с независимой политикой и лояльной аудиторией интеллектуалов. Только зарегистрированных активных издательств в Германии больше 3 тысяч, и это не считая пышной культуры смолпрессов и зиноделов, выпускающих самиздатовским образом книги, журналы и брошюры тиражами по двести экземпляров. Благодаря этому небольшой и не слишком систематический интерес к русской литературе в Германии все равно дает достаточно большой спектр авторов, живых или мертвых. Собирая книги маленьких издательств, можно наткнуться на такие неожиданные вещи, как дневники Пришвина и «Аполлон Безобразов» Поплавского (Guggolz Verlag), «Москву и москвичей» Дмитрия Пригова (Ciconia ciconia), радикальных модернистов Аркадия Бартова и Александра Гальпера (Propeller Verlag). Для ряда нишевых издательств необходимость платить 10−15 тысяч евро на заведомо не слишком прибыльный проект — это серьезное препятствие.
Тесно связанные с Россией немецкие издательства пострадали больше прочих и были вынуждены закрыть свои представительства на ее территории. Так, например, берлинское архитектурное издательство Dom Publishing, у которого до весны был московский офис на несколько человек, столкнулось с невозможностью ввоза книг в Россию и ограничением денежных переводов. Dom Publishing временно прекратил деятельность в России и выпуск новых гидов, связанных со страной. Глава издательства Филипп Мойзер вспоминает: «Я был очень воодушевлен после первых лет работы с русскими, с бывшим Советским Союзом, и я думал, что рано или поздно Россия станет полноправным членом Европы. Но политика, которую мы наблюдаем с 2000 года, указывает другое направление (…) Именно российская политика должна измениться».
Подводя итог, хочется вернуться к тезису про медленное книжное время: немецкие издатели гордятся своим долгосрочным планированием (у большинства опрошенных нами издателей до войны был готов график релизов в среднем до 2025 года и с этих рельсов крайне сложно свернуть) и презирают тренды, поэтому все изменения, связанные с новым отношением к русской литературе, с необходимостью деколонизировать ее восприятие или изменить состав ее представителей на своей территории, будут происходить неспешно и по-настоящему начнут показывать себя только в этом году.
