Экономика
Энергетика

Российская нефть после эмбарго

Владислав Иноземцев о трансформации нефтяного рынка в 2023 году

Read in english
Фото: Scanpix

Россия, которую ее лидеры нередко предпочитали именовать «островком стабильности», в некотором смысле и впрямь является таковой: в нача­ле 2023 го­да — как и в начале 1999-го, 2009-го или 2016-го — экономисты и по­литики ста­бильно концентрируются на вопросе о цене нефти, которая была и остается содержимым капельницы, поддерживающей жизнь в стра­не на протяжении последнего полувека. Однако если начиная со второй половины 1980-х гг. проб­лемы Советского Союза и России проистекали из глобальных экономических циклов, заложником которых ее делала неэффективная политика властей, то очередной кризис стал исключительно рукотворным: несмотря на более чем комфортную цену выше $ 80/баррель по марке Brent, российская нефть ко­ти­руется почти вдвое дешевле и вытесняется с наиболее привлекательных рын­ков исключительно из-за того, что Путин решил развязать полномасштабную войну против Украины.

Поэтому и вызовы, которые сегодня стоят перед Россией, выглядят совершенно особенными. Впервые в истории ведущие страны объявили об эмбар­го на российскую нефть (США, Канада и Великобритания — с начала марта 2022 года, большинство стран ЕС — с 5 декабря), а «Большая семерка» ввела ранее невиданный «ценовой потолок» на уровне $ 60/баррель. Как результат, еще до введения европейского запрета на импорт российских нефтепродуктов (с 5 февраля) и многостороннего потолка цен на них (условия которого пока обсуждаются) цены на нефть марки Urals рухнули с $ 75/баррель в ноябре до $ 42/баррель в декабре, а объем дневного экспорта сократился к концу 2022 года более чем вдвое. Какими последствиями чреваты эти новости для российской экономики?

Правительственные чиновники в целом сохраняют положенный им оптимизм, признавая практически неизбежное сокращение добычи в 2023 году на 5−6% и снижение «нефтегазовых» доходов бюджета до 8 трлн рублей, кото­рые были определены в качестве ориентира президентом и Министерством финансов. Критически настроенные независимые эксперты предполагают, что нефтяные запреты спровоцируют обвальное падение добычи, которое может достичь 50% (последнее кажется крайне маловероятным — для сравнения, такого снижения добычи в России не случилось даже с 1988-го по 1998-й год). Как известно, прогнозирование цены нефти сравнимо с гаданием на кофейной гуще, но в данном случае мы все-таки имеем дело не с чисто рыночными процессами, а с результатами политических решений ос­новных игроков, а интересует нас не столько цена, сколько перс­пективы российской экономики, и поэтому шансы «попасть в точку», на наш взгляд, есть.

Прежде всего следует оценить, насколько выгодным остается нефтяной экспорт из России в новых условиях. Принимая в расчет, что себестоимость нефти на российских месторождениях составляет до $ 40/баррель с учетом налоговых платежей в бюджет и что при естественно складывающихся ниже «потолка» ценах серь­езных проблем с транспортировкой не ожидается, я бы предположил, что при цене в $ 40−45/баррель объемы по­ставок нефти не снизятся, а бюд­жет продолжит наполняться (хотя о 8 трлн рублей «нефтегазовых доходов» мечтать не стоит). Тут можно напомнить, что во второй половине 2021 года российские чиновники говорили о том, что цена в $ 55−60/баррель ви­дится им сбалансированной и не вызывающей проблем — даже несмотря на признание того, что при провале ее ниже $ 50/баррель разработка почти по­ловины российс­ких скважин может стать убыточной. На наш взгляд, ценовой тренд первой половины 2023 года, который внача­ле показал провал коти­ровок Urals, весной умеренно развернется вверх из-за снижения экспорта сы­рой нефти из России и разрастания «дыры» на рынке нефтепродуктов, что в итоге стабилизирует котировки вокруг $ 50−55/баррель с дисконтом около 40% к эталонным сортам. На таких ценовых уровнях спрос на российское сырье — прежде всего в Азии — окажется вполне устойчивым, а «пото­лок цен» будет сочтен эффективной мерой и пересматриваться в сторону снижения в течение 2023 года не станет.

Основной проблемой видится нам ситуация на рынке нефтепродуктов, так как именно они на рынке ЕС были представлены наибольшей долей в поставках продукции российских нефтяных компаний (91,1 млн тонн в 2021 году против 108,1 млн тонн сырой нефти, или 45,8% при среднем показателе в 37%), и падение спроса на них не может быть компенсировано расширением внутреннего потребления (в 2021 году, восстановившись после удара ковида, оно составило 33,3 млн тонн бензинов и 35,9 млн тонн дизтоплива, однако никакого роста этих показателей не происходит уже около десяти лет). Учитывая, что на экспорт в 2021 году шло ровно две трети российских нефтепродуктов (144,1 млн тонн), это означает, что переработка может по итогам 2023 года снизиться на 25−35%, что станет значительной проблемой для вертикально интегрированных нефтяных компаний и региональных бюджетов (азиатские потребители мо­гут существенно нарастить покупки нефти, но вряд ли ее производных, а европейс­кий рынок нефтепродуктов уже готовятся делить Турция и Индия). Следо­вательно, одним из итогов наблюдаем­ых ныне сдвигов станет еще большая примитивизация российского экспор­та с доминирующим преобладанием в нем сырой нефти, как это было в 1970-х и 1980-х гг. (в 1989 году, например, из Советского Союза было экспортировано 127,3 млн тонн нефти и лишь 57,4 млн тонн продуктов ее переработки).

Падение экс­пор­та нефтепродуктов повлечет интегральное снижение добычи, которое мо­жет достичь 20% в первом квартале, но по итогам года окажется существенно ме­ньшим из-за адаптации компаний к новым условиям. При выдвижении этого предполо­жения мы основываемся на том, что со второй половины года восстановление мировой эконо­мики ускорится по мере снижения инфляции и начала роста в Китае, и спрос на нефть будет увеличиваться, а полного замещения российских поставок за 1−2 года добиться невозможно. Поэтому продаваемое по демпинговым ценам российское топливо найдет путь к своим потребителям. Собствен­но, именно это уже отмечается многими наб­людателями: после резко­го падения отгрузок в период юридической неопределенности, порожденной эмбарго и «потолком», а также рождественской не­де­ли поставки российской нефти морским путем выросли за неделю 7−13 января почти на 30% к показателям пред­шествующей недели (и более чем вдвое по сравнению с се­рединой декабря), а восстановление спроса не оставляет про­стора для фантазий о падении цен. Таким образом, наш общий прогноз сводится к тому, что по ито­гам 2023 года средняя цена на российскую сырую нефть составит около $ 50−55/баррель, нефтегазовые доходы бюджета cформиру­ют­ся на уровне 6,5−7 трлн руб­лей, а падение добычи не превысит 12−14% от уровней 2021 года.

Как отреагирует на это российское правительство? На наш взгляд, самой большой ошибкой было бы надеяться на то, что Кремль попытается «слезть с нефтяной иглы» и реформировать экономику. Ничего подобного, как мы знаем, не происходило ни в 2015—2016 гг., ни даже в 2009-м, когда «действующий президент» Дмитрий Медведев анонсировал свою программу модернизации. Относительно дешевая нефть в России могла трансформироваться в индуст­риальный рывок только при двух условиях: с одной стороны, при наличии западных инвесторов, заинтересованных в производстве своей продукции в стране и существенной экономии на издержках; с другой стороны, в случае, если бы российские компании, выигрывающие от новых условий, конкури­ровали бы с западными на внешнем или хотя бы внутреннем рынке. Однако сложившаяся внешнеполитическая обстановка полностью отрезала Россию от источников инвестиций (более 80% вложений в промышленный сектор в конце 2010-х гг. были представлены компаниями Европы и Северной Аме­рики, небольшая доля — Японии и Южной Кореи, а предприниматели из Ки­тая и Индии вкладывались только в сырьевые проекты) и внешних рынков (единственным шансом на вывод на них российской промышленной продукции были поставки в другие страны товаров с лейблами западных индустриальных гигантов). И даже если предположить, что Путин превратится в нового Сталина с точки зрения инициато­ра «новой индустриализации», таковая также будет невозможной, так как ус­пехи 1930-х гг. основывались на беспрецедентном ввозе оборудования и инженерных кадров, повторить который уже не получится. Все это означает, что трансформировать снижение экспорта энергоносителей в повышение их внутреннего потребления невозможно: стоит напомнить, что СССР в 1989 году исполь­зовал для собственных нужд 70,2% от всего объема добытой нефти, а Россия в 2021-м — менее 29%.

Поэтому единственным ответом Кремля на происходящее станет, на наш взгляд, выкачивание потерянных экспортерами ресурсов из собственного населения — причем по двум направлениям. Первое уже осваивается — это по­вышение налогов непосредственно на компании нефтегазового сектора (еще в прошлом году они были увеличены в надежде получить в бюджет около 1 трлн рублей), а также (почти наверняка) максимальное изъятие их прибылей в бюджет через решения о дивидендной политике (что также опробовано уже на «Газпроме»). Второе, вполне вероятно, попытаются использовать в случае, если просадка экспортных доходов покажется слишком серьезной: тогда я бы предположил существенное повышение акцизов на моторное топливо (с 1 ян­варя они выросли «неоправданно» ниже инфляции — всего на 4%, или до 14.736 руб./тонну для бензина марок ниже Евро-5), которые сейчас составляют менее четверти его розничной цены. Повышение такого акциза на 50% прибавит к стоимости заправки около 10 руб./литр, или 13−14%, что не вызовет потрясения на рынках (достаточно сказать, что в 2022 году цены на бензин выро­сли на 3,3% при инфляции в 11,9% хотя в 2021 году их рост со­ставил 6,6% при инфляции в 8,4%). Если учесть, что акцизы принесли в 2021 году 842 млрд рублей, такая мера может увеличить доходы казны на 0,5 трлн рублей. Аналогичным образом повышение налогов на топливо для электростанций может помочь сокращению бюджетного дефицита. Заплатят за все это в конечном счете потребители. Перераспределение подобными методами в казну не менее 1% ВВП станет базовым сценарием ответа властей на изменение нефтяной конъюнктуры. Разумеется, прочие налоги, так или иначе связанные с потреблением сырьевых товаров внутри страны, также бу­дут расти в духе лозунга «Люди — новая нефть».

Однако латание бюджетных дыр — это одно, а фундаментальные тренды развития российской нефтянки — совсем другое. Начиная с рубежа 2000-x и 2010-х гг. российская нефтегазовая отрасль требует серьезного развития, так как доля трудноизвлекаемых запасов устойчиво росла: по признанию чиновников Министерства топлива и энергетики, к концу 2020-х гг. к этой категории может относиться чуть ли не вся добыча на ныне разрабатываемых месторождениях. При этом основными задачами текущего десятилетия с конца 2010-х гг. ставились активизация геологоразведочных работ и ввод в действие новых месторождений, в том числе на арктическом шельфе. И если эф­фект пандемии, который резко снизил вероятность такого сценария, все же оказался скоротечным, то введенные западными странами санкции делают весьма вероятной катастрофу в российской нефтянке — но скорее не «здесь и сейчас», а на горизонте 7−12 лет (при этом не стоит забывать, что за годы путинизма доля нефтегазовых доходов бюджета выросла с 9−10% до 35−40%, а бюджетные траты даже в пересчете на доллары выросли бо­лее чем в десять раз).

Подводя общий итог, следует сказать, что изменения рынка российской нефти в 2023 году (и, вероятнее всего, в 2024-м) не станут для страны судьбоносными: санкции западных правительств существен­но сократят доходы бюджета, но нефтегазовую отрасль в стране не убьют. При этом компенсация выпадаю­щих доходов будет обеспечена ростом налоговой и тарифной нагрузки на насе­ление и скорее промышленной деградацией страны, чем ее ускоренным ин­дустриальным развитием. При этом санк­ции, отмены которых не стоит ожидать даже в среднесрочной перспективе, сделают какое-либо развитие отрасли невозможным. Война в Украине не только уничтожила полувековое энергетическое сотрудничество СССР/России и Европы, но и поставила крест на России как на «энергетической сверхдержаве» — пусть даже это обстоятельство пока не выглядит очевидным.

Самое читаемое
  • Невыносимая легкость грузинского реэкспорта автомобилей
  • Политблок без границ
  • Новая геополитика Южного Кавказа
  • Социальные протесты в российских регионах: масштабы и роль политических партий
  • Российские города — проблема для Кремля
  • Содержательная пустота: президентские выборы 2024 года

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
Невыносимая легкость грузинского реэкспорта автомобилей

Вахтанг Парцвания о том, как, куда и почему развивается реэкспорт автомобилей из Грузии на фоне войны в Украине и растущих санкционных рисков

Как Россия спасла свой бюджет на 2023 год

Янис Клюге о том, как ослабление рубля, сохраняющиеся санкции и колебания цен на нефть повлияют на сбалансированность российского бюджета

Конкуренция посредством санкций

Владислав Иноземцев о том, как санкции стали инструментом недобросовестной конкуренции между союзниками Украины

Поиск