«Силовики»
Армия
Безопасность
Россия - США

Разные, но одинаковые

Кирилл Ш. о гражданско-военных отношениях в США и России

Read in english
Фото: Scanpix

Убийство Джорджа Флойда вызвало массовые протесты и бунты по всем США. Беспорядки вылились в ограбления магазинов и атаки на полицейские участки, местные администрации. В ответ на это губернаторы штатов вывели на улицы городов национальную гвардию, а столицу заняли многочисленные военизированные формирования: от частных организаций до секретной службы. Это обострило дебаты по поводу адекватности американских гражданско-военных отношений. Парадоксально, но гражданско-военные отношения в России во многом похожи на США. Обе страны ценят свои вооруженные силы, тратят большую долю бюджета на их поддержание, а их общества и политика сильно милитаризованы.

Военные — это продолжение политики?

Гражданско-военные отношения — это концепт, объясняющий взаимоотношения гражданских властей и общества с государственными военизированными структурами. Эти отношения нормативно основаны на подчинении военных гражданским властям, даже если первые не согласны с решениями последних. У политиков есть право на ошибку, поэтому задача военных — снизить вероятность ее наступления. Военные обладают специфическими навыками и знаниями, поэтому гражданским желательно передать им определенную автономию по обучению, поддержанию и оперативному использованию силы. Гражданские же власти оставляют за собой последнее слово по финансированию, структурным преобразованиям, стратегическому использованию силы и контролю за военными.

Эффективные гражданско-военные отношения обеспечивают высокий профессионализм силовых структур, рациональное использование бюджетных средств, только необходимое и обоснованное использование военной силы и последующее соблюдение военными прав человека и законов. Правильно настроенные гражданско-военные отношения превращают ВС и другие силовые структуры в эффективный инструмент гражданской политики.

Кризис американских гражданско-военных отношений

Гражданско-военные отношения любой страны обоснованы ее социально-политическими особенностями. В США вооруженные силы являются самым уважаемым государственным институтом. Поэтому каждая предвыборная гонка обязательно сопровождается политизацией ВС — кандидаты стараются заполучить поддержку от генералов запаса и в целом выглядеть «сторонниками армии». Поэтому, например, комментарий Байдена о том, что военные «выпроводят» Трампа из Белого Дома, если он откажется уйти сам, — это очередная предвыборная попытка сблизиться с армией (защитницей США) и отдалиться от Трампа (угрозы национальной безопасности и американской демократии).

Американские генералы способны влиять на легитимность внешней политики. Эксперимент на 12 тысячах участников показал, что критика политики со стороны генералов делегитимирует ее в глазах общества, а поддержка, наоборот, незначительно увеличивает ее популярность. При этом американские отставные генералы часто комментируют политику в СМИ, тем самым неформально представляя позицию ВС. Поэтому желающим переизбраться политикам приходится учитывать позицию военных по гражданским вопросам. Это нарушает идеальный теоретический расклад гражданско-военных отношений — американские военные все-таки обладают независимым политическим голосом.

Когда министр обороны США Марк Эспер сравнил протесты с «полем боя», это вызвало сильнейшую критику со стороны гражданских политиков и части отставных военных. Политические протесты на улицах городов — это гражданский процесс, поэтому комментарий Эспера лишний раз милитаризовал американскую политику. При этом сам президент Трамп несколько раз грозился использовать «бесконечную силу» вооруженных сил, если правительства штатов не справятся с поддержанием правопорядка. В ответ на критику генерал Милли позже извинился за фотосессию с Трампом, сказав, что он получил урок.

В управленческом плане американские военные тоже обладают сильным влиянием. Американский военно-промышленный комплекс распределен по американским штатам, поэтому Пентагон может «покупать» голоса Конгрессменов оборонзаказами в их избирательных округах. Президент Трамп, выступая на палубе авианосца, открыто призвал сторонников давить на своих представителей в поддержку увеличения оборонного бюджета.

У США около 500 военных баз за границей и это не может не влиять на внешнюю политику. Например, Пентагон победил американский МИД в гонке за руководство восстановлением Ирака и Афганистана, что еще раз превратило гражданский процесс по восстановлению стран в военную администрацию. Американская внешняя политика также поддерживает «стратегические автократии», недемократические режимы, если они находятся на важных военных направлениях. Например, в Европе США развивают военное сотрудничество с авторитарным премьер-министром Венгрии Виктором Орбаном, который другой рукой выгоняет американские некоммерческие организации и университет из страны.

Наконец, в целом американское общество крайне милитаризовано. Это проявляется в видимых милитаристских акциях, таких как приоритетная посадка военных в самолеты, бесплатная парковка и скидки в кафе для ветеранов, наклейки на автомобили «Тяжело быть скромным, когда ты лучший — Морпехи США» и даже бейсболки с надписями «Гордая мама армейца».

Американские невоенные силовые структуры также сильно милитаризованы. С начала 1990-х гг. американские ВС получили право передавать ненужные БТР, вертолеты, дроны и пулеметы гражданским силовым структурам. Наличие такого вооружения дало возможность для их необоснованного применения, как в случае убийства снайпером безоружного афроамериканца Леонарда Томаса или Дэниэла Шейвера, потянувшегося за спадающими шортами.

Милитаризация американской политики и общества расходится с нормативным представлением о США за границей как о «лидере свободного мира». Тяжело говорить о свободе, когда американские граждане ценят военную форму больше, чем частный бизнес и независимый суд. Как отметил ветеран вьетнамской войны, профессор Бостонского университета полковник Эндрю Бацевич, американцы «соблазнены войной», что несет в себе тяжелые политические последствия.

Гражданско-военные отношения в России

Российские гражданско-военные отношения на первый взгляд выглядят куда более сбалансированными, чем в США. В России не было успешного военного переворота с 1801 года, а попытки втягивания армии в политику всегда вызывали институциональное отторжение. Российская армия тоже является самым уважаемым институтом в стране. Министерство обороны эффективно справляется с созданием положительного имиджа, поэтому образ армии среди россиян соответствует статусу великой державы. Однако при этом Россия страдает от вороха гражданско-военных проблем, которые ограничивают ее развитие.

Во-первых, контроль за силовыми структурами в России сверхцентрализован. Президент контролирует любой процесс в силовых структурах, тогда как депутаты, прокуратура и некоммерческие организации практически удалены из этой сферы. Поэтому президенту Путину даже не нужно никого призывать — если он захочет выделить деньги на оборонную сферу, он это сделает, урезав расходы на социальную составляющую бюджета. Так это и произошло в конце 2011 года, когда была принята Государственная программа вооружения до 2020 года. В России не может быть своего Джона Маккейна, который, несмотря на свои ястребиные взгляды, выступал за обоснованность и против коррупции и злоупотреблений в «военно-промышленно-конгрессовом комплексе». Российские депутаты поддержат любые затраты на войну.

Сверхцентрализация также ведет к низкой подотчетности силовых структур в наиболее важных для граждан и самих сотрудников сферах — права призывников, социальное обеспечение и реинтеграция сотрудников запаса и ветеранов. Например, показательна разница в реакции государств на гибель американских военных в Нигерии и российских солдат в России. Смерть четырех военнослужащих спецназа ВС США в Нигерии вызвала политическое землетрясение в Вашингтоне. Бывший на тот момент главой Африканского командования ВС США генерал-полковник Вальдхаузер был вынужден давать показания в Конгрессе, а внутреннее расследование Пентагона было раскритиковано прессой и конгрессменами.

В современной России не было ни одного случая подобной реакции на смерть военнослужащих. Расстрел восьми человек рядовым Шамсутдиновым вызвал уголовное дело и поездку первого зампреда комитета по обороне Шерина в воинскую часть, которую он подытожил словами: «может, давняя детская травма обострилась на таких вот дрожжах. Так психологические срывы и случаются». Российские военные любят уходить от ответственности, заявляя, что армия — это слепок общества. Однако гражданским не надо круглосуточно нести службу и быть полностью боеготовыми. Поэтому «детские травмы» никогда не должны приводить к массовому расстрелу в ВС. Для этого России нужен жесткий парламентский контроль, который бы смог провести расследование расстрела и предложить по его итогам системные изменения.

Во-вторых, российская внешняя политика также милитаризована. Несмотря на то, что российские генералы в целом не стремятся комментировать политику в СМИ, влияние силовых структур крайне велико, особенно после 2014 года. Причина этому кроется в неформальности ближайшего окружения Путина. В отличие от США, в России нет формализованных институтов рекрутинга политической элиты, поэтому влиять на президентскую политику могут только те, кого он сам допустит в свою команду. Сам Путин заявлял, что «20 лет был офицером» и чувствуют себя частью военного коллектива.

Наконец, российские полиция, национальная гвардия, ФСИН и ФСБ сильно милитаризованы, как и их американские коллеги. 340 тысяч военнослужащих Национальной гвардии с боевыми вертолетами и артиллерией, спецподразделения полиции, ФСИН и ФСБ со специальными полномочиями и вооружением могут быть необоснованно применены против гражданского населения. Однако более актуальной проблемой является их военизированное мышление, где задержанный — это противник, а протестующие — кем-то управляемое «гражданское население». По такой логике «представителю власти» важнее «точно и своевременно» исполнить поставленные перед ним задачи, а не защищать права и свободы человека. При этом реакция на неадекватное насилие со стороны одного подразделения распространяется на всю силовую структуру сразу, что снижает доверие граждан к легитимным действиям силовых органов по борьбе с реальной преступностью и терроризмом.

Несмотря на часто противоположные политические позиции, российские и американские гражданско-военные отношения достаточно похожи. Россия и США — милитаризованные государства с сильным влиянием силовых структур во внутренней и внешней политике. Дисбаланс гражданско-военных отношений в обоих государствах в итоге приводит к ненужным войнам, расходам на силовые структуры и разочаровании граждан в своих политиках. Признание этой проблемы и постепенный пересмотр преференций силовых структур позволит ускорить экономический рост и сделает обе страны более безопасными как внутри, так и для мира.

Самое читаемое
  • В царстве экономических парадоксов
  • Во все тяжкие: что движет «Грузинской мечтой»
  • Сирия без Асада и инерционная помощь России
  • Границы дружбы
  • Чечня в войне против Украины
  • Российская «энергетическая зима» в сепаратистских регионах Молдовы и Грузии

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
История взлета «университета спецназа»

Гарольд Чемберс о том, как главная учебная база Чечни приобрела символическую и стратегическую роль для Рамзана Кадырова

Игра по новым правилам

Андрей Перцев о том, как российские силовики и элиты начали менять систему власти в России

Предатели по назначению

Павел Лузин о политической логике и практике борьбы с «государственными изменниками»

Поиск