В России три спецслужбы (СВР, Главное управление Генерального штаба и ФСБ) выполняют разведывательные функции за пределами страны. Провалы агентов военной разведки в Великобритании и Нидерландах, последовавшее за этим публичное раскрытие их личностей, а также персональных данных о сотнях их коллег, судя по всему, приобрели для ГУ (бывшее ГРУ) характер стихийного бедствия. Политический эффект этого бедствия усугубляется тем фактом, что именно эта спецслужба с 2014 года пользовалась расположением Кремля в связи с войнами в Сирии и Украине, а прикрывать сотрудников взялся лично Владимир Путин. И впереди нас, вероятно, ждет не вдумчивая работа над ошибками, а новый виток шпиономании и очередные попытки усилить закрытость страны.
Причины краха
Разоблачения российских военных разведчиков дали повод для появления многочисленных комментариев относительно их непрофессионализма. На первый взгляд, неудавшееся убийство в Солсбери и провал группы агентов в Нидерландах действительно оставляют такое впечатление. Особенно если вспомнить еще и другие недавние провалы — например, участие связанной с ГУ хакерской группы Fancy Bear во вмешательстве в американские выборы 2016 году и неудавшуюся попытку организовать осенью того же года переворот в Черногории. Но если обратиться к опубликованным результатам официальных и журналистских расследований, а также к выступлениям российских руководителей, то реальность окажется сложнее.
Все провалившиеся агенты ГУ были опытными сотрудниками — возраст около 40 лет и старше, высокие офицерские звания, наличие у Боширова-Чепиги и Петрова-Мишкина орденов Героя России, многочисленные предыдущие поездки в Европу. Из этого следует, что они действовали отработанными, привычными для себя методами, и что сами операции были проведены согласно инструкциям начальства.
И даже пренебрежительное отношение к камерам видеонаблюдения имело свой смысл. Например, обработать многие тысячи часов записей из Лондона и Солсбери силами десятков, если не сотен человек возможно только в ситуации уже состоявшегося провала, на который в ГУ не рассчитывали. Кроме того, в случае Солсбери приезд Юлии Скрипаль к отцу явно был неожиданным для ГУ по институциональным причинам. Дело в том, что военная разведка, согласно закону, не ведет оперативно-розыскную деятельность, поэтому у нее нет прямого доступа к базам данных покупки билетов и данным о пересечении границы.
В итоге выставленная на всеобщее обозрение простота работы российских военных разведчиков свидетельствует о том, что в предыдущие годы для работы как минимум в Европе этой простоты хватало. Когда нет необходимости усложнять методы, расходуя большие ресурсы, то ни одна организация их не усложняет.
Парадоксально то, что сами эти провалы вряд ли могли нанести большой технический ущерб российской военной разведке. Ведь ущерб измеряется тем, насколько ценной была информация, которую провалившиеся агенты добывали, и насколько важны были операции, которые они проводили. А объективная ценность убийств бывших сотрудников или других россиян, нелегального доступа к материалам ОЗХО, ВАДА и даже следствия по делу рейса MH17 стремится к нулю. Кремль не получает от этого никаких дополнительных возможностей и никак не улучшает свое внешнеполитическое положение.
И вот вся эта рутинная простота (и даже ненужность) тех зарубежных операций, на которые отправляются группами полковники военной разведки, означает —
Мотивация российской власти
Казалось бы, зачем Кремль санкционирует такую деятельность военной разведки, которая даже в случае успеха не принесет никакой долгосрочной пользы, но в случае провала негативные последствия будут ощутимыми? Если искать в этом поведении рациональные причины, то они находятся внутри самой российской политической системы.
От руководителей российских ведомств, особенно силовых, требуется постоянная демонстрация лояльности. Когда система сталкивается с собственной ошибкой, которую исправить не в состоянии, — будь то отправка комплекса «Бук» на Донбасс, где он сбивает пассажирский самолет, или раскрытие государственной допинговой программы, — встает вопрос о разделении ответственности за неудачу. Подтверждение лояльности позволяет сохранять целостность по принципу «мы все в одной лодке».
Понятно, что слов здесь недостаточно, и лояльность нужно подтверждать политическим действием. Бессмысленные на первый взгляд взломы компьютерных сетей, организация нелепых заговоров и убийства не представляющих реальной угрозы отступников играют именно эту роль — политического действия, которое демонстрирует лояльность. И особенно это важно в ситуации «бюрократического соревнования» между ведомствами, когда во имя собственных или ведомственных интересов начинается имитация бурной деятельности.
И если говорить только об убийствах, то они поддерживают стабильность отношений внутри российского правящего класса, подчеркивают правила, от которых лучше не отступать. К слову, такую же функцию выполняют и просто нелепые смерти, как в случае с Михаилом Лесиным. Нелепость рождает слухи, которые также работают на сохранение лояльности.
Все это в целом объясняет, почему в Кремле довольно мягко относятся к громким провалам своих спецслужб. Лояльность продемонстрирована, а это самое важное.
Последствия
Предыдущие неудачи военной разведки действительно не приводили к серьезным кадровым и структурным изменениям, поскольку в глазах российского руководства ошибки компенсировались результатами в Сирии, Украине и других странах. Однако нынешние провалы ГУ нанесли российской власти серьезный внутри- и внешнеполитический ущерб и вряд ли останутся без последствий.
При этом без восстановления, как минимум, дееспособности формальных институтов российской политической системы, не говоря уже о полноценной системе разделения властей, изменить принципы устройства отдельной военной разведки вряд ли возможно. Тут стоит вспомнить, что военная разведка и в поздние советские годы умудрялась в своих ведомственных интересах фальсифицировать получаемую информацию. И все же кроме возможной отставки в ближайшие месяцы нынешнего начальника ГУ генерал-полковника Игоря Коробова, есть еще некоторое количество наиболее вероятных опций.
Так, нельзя исключать нового витка шпиономании и борьбы с независимыми российскими журналистами и корреспондентами иностранных СМИ в России. На внезапную и излишнюю для себя открытость Кремль будет отвечать попытками укрепить закрытость. Что касается регулярно «утекающих» полицейских баз данных, то может быть усилена ответственность за несанкционированный доступ к этим базам. Хотя надо понимать, что главными потребителями утекающей информации являются российские банки, страховые компании, а также службы безопасности крупных корпораций. Через эти базы они проверяют своих клиентов и сотрудников. Скорее всего, поэтому в существующих базах данных для информации о тысячах сотрудниках спецслужб просто будут созданы отдельные разделы, к которым обычным сотрудникам полиции и других органов власти закроют доступ.
Военной разведке в неблагоприятных для нее сегодняшних условиях необходимо продемонстрировать политическому руководству свою успешность. Здесь нужны быстрые, хотя и не обязательно публичные результаты (или хотя бы их видимость) при минимальном риске очередного позора. И кроме активности ГУ в Украине, на Ближнем Востоке или в Африке речь может идти об усилении диверсионной подготовки на европейском направлении. В первую очередь, это означает работу по выявлению уязвимостей в критической инфраструктуре и на военных базах европейских членов НАТО.
Для Кремля такое возвращение ГУ к своей традиционной специализации также целесообразно — меньше скандалов и новых поводов для санкций. При этом ведомство должно будет и дальше вносить свой вклад в поддержание и укрепление существующей в России властной конструкции. Отсюда только один путь: военная разведка постарается усилить свое участие в конструировании образа Запада как внешнего врага, с которым надо быть готовым скрестить мечи. И здесь случившиеся провалы могут быть представлены как результат нехватки у ведомства ресурсов, технических средств и даже полномочий. Также в российских СМИ наверняка будет запущена кампания по «отбеливанию» образа военного разведчика.
При этом разговоры о якобы идущей в России «войне спецслужб» следует признать пустыми. Дело в том, что все спецслужбы подчиняются главе государства, а координацией их работы занимается Совет безопасности, состоящий из доверенных лиц Владимира Путина. И любая самостоятельная игра на обострение межведомственной конкуренции, тем более в плохих внешних условиях, будет воспринята как вызов всей системе и проявление нелояльности. Принцип «мы все в одной лодке» работает и здесь. Тот факт, что глава СВР Сергей Нарышкин косвенно назвал провалившихся сотрудников ГУ непрофессионалами, означает только то, что на фоне неудач своих коллег очень удобно говорить о собственных достижениях.
И все же главным выводом из всех этих историй для Кремля будет окончательная потеря интереса к соблюдению международных правил. Нынешняя российская власть просто не может понять, почему Запад предъявляет ей публичные политические счета за военных разведчиков. Ведь Китай совершенно спокойно и без предупреждения может арестовать президента Интерпола. Или Саудовская Аравия может фактически похитить премьер-министра Ливана и предположительно убить журналиста на территории своего посольства. Именно так Москва и понимает ценность суверенитета. Поэтому те действия, которые британцы, голландцы и американцы предпринимают и еще предпримут в ответ на активность ГУ, внутри Кремля станут дополнительными аргументами против тех ограничений, которые Россия приняла на себя ранее и даже записала в своей Конституции.
