Если 2020 год для России был годом «избавления от иллюзий» на ближневосточном направлении, то 2021 год стал годом избавления стран Ближнего Востока от иллюзий на российском треке. Разоблачителем здесь выступила сама Москва, не предполагавшая, что ее действия на условном Западе эхом отразятся на Востоке.
Ближневосточные политические режимы, которые до сих пор лихорадит от событий арабской весны, не удивить расправой над оппозицией, но кейс Алексея Навального все-таки вызвал в регионе определенные ассоциации. Например, в СМИ появлялись публикации, где возвращение Навального из Германии в Россию после отравления сравнивалось с гипотетическим возвращением в Дамаск лидеров сирийской оппозиции: предполагалось, что они тоже могли бы бросить вызов Асаду, даже зная, что их арестуют по прибытии в сирийскую столицу.
Однако если отбросить риторические приемы, то ситуация с Навальным (реакция Кремля на его регулярные антикоррупционные расследования, сама операция по отравлению боевым веществом, абсурдные официальные заявления, задержание фактически с трапа самолета) позволила сделать однозначные выводы о российской системе власти. О той, которая после 2014 года активно навязывает свои правила не только внутри страны, но и за ее пределами, в частности — в Сирии. Отсюда закономерные и логичные вопросы: если российская власть применяет химоружие против оппозиции в России, то чего на самом деле стоят заявления о том, что режим Асада избавился от всех своих некогда продвинутых разработок вроде психотропных отравляющих веществ типа BZ («агент 15») или боевых отравляющих газов более стойких, чем VX? Если в самой России институт выборов практически уничтожен, то почему Москва должна что-то делать для реформ сирийской политической системы, да еще и с участием оппозиции?
Ни Асад, ни Москва даже не попытались придать президентским выборам 2021 года — центральному событию в ближневосточной повестке Кремля — хотя бы оттенок легитимности и провести их по иной схеме, чем предыдущие. Конечно, разыграй они фактор наличия реальной оппозиции через подключение к выборам бывших повстанцев в пророссийском 5-м корпусе или проведи голосование среди перекупленных племенных шейхов в Заевфратье, это все равно не добавило бы легитимности Асаду в глазах Запада, однако обеспечило бы иной уровень пропаганды и аргументации.
В реальности ситуация с Навальным стала ответом всем тем, кто имеет какие-либо иллюзии по поводу конструктивных решений Кремля на Ближнем Востоке и сложных многоходовок, которые якобы могут привести к политическому компромиссу. При этом через действия в ближневосточном регионе Москва навязывает диалог «на равных» не только США, но и странам ЕС. Кремль продолжает побуждать последние вложиться в реконструкцию той же Сирии и поддержать прочие инициативы. В итоге сегодня сирийский тупик — это не только показатель отсутствия компромисса в отношениях с другими игроками, но и демонстрация тупикового положения, в котором находится сама Россия.
Напористая политика Кремля, на которую после вмешательства РФ в конфликт в Сирии в ряде столиц возлагали надежды с точки зрения диверсификации контактов, вновь сменилась стагнирующей повесткой с привычным современной российской дипломатии менторским тоном в духе лавровской формулы «всегда знаем, что правда на нашей стороне». Подобную уверенность Москве придал внешне довольно сумбурный вывод войск коалиции из Афганистана, хотя в реальности повода праздновать «победу» у россиян не было. Во-первых, США за месяц провели крупнейшую современную гуманитарную операцию по эвакуации более чем 100 тысяч человек, включая тех, кого изначально вывозить не планировали. А во-вторых, с выводом войск НАТО в Афганистане точно не прибавилось безопасности, что довольно быстро пришлось признать Кремлю, хотя изначально российский МИД занимал позицию адвоката талибского режима.
Бряцание оружием интересно для пресыщенных интригами и стрельбой ближневосточных игроков только в том случае, если оно влечет за собой какие-либо гарантии безопасности. В противном случае — балансирование на грани войны и мира воспринимается через иранский трафарет, который заметно утомил весь регион и даже сам режим аятолл. Это только кажется, что ближневосточные столицы инертны к восприятию весеннего и теперь уже осенне-зимнего российского «военного стриптиза» на границе с Донбассом, который Кремль использует для принуждения Запада к очередным саммитам и гарантиям безопасности (причем Москва не удосужилась эти гарантии четко сформулировать). После американских санкций в отношении Турции за покупку ЗРС С-400 и примирительного эффекта «Авраамовых соглашений», за бортом которых оказалась Москва, в регионе уже фактически даже не слышно заявлений о необходимости приобретения российских средств ПВО-ПРО.
При этом хорошо видны попытки России девальвировать общий примирительный процесс и показать, что пока другие выдают себя за миротворцев, Россия вроде как решает реальные проблемы. Например, поставляет за рубеж вакцины. На фоне возникающих на этом направлении проблем в Африке, скандалов в Европе и даже Центральной Америке, вакцинная дипломатия Кремля на Ближнем Востоке, казалось бы, в целом проходит успешно. Например, Турция, которая сначала отказалась покупать «Спутник V» по причине несоответствия доклинических исследований надлежащей лабораторной практике, все-таки не только одобрила и закупила 50 млн доз препарата, но и договорилась об организации производства вакцины на своей территории. Впрочем, без проблем не обошлось и здесь. Так, в июле 2021 года выяснилось, что Российский фонд прямых инвестиций тайно передал эксклюзивные права на поставку препарата зарегистрированной в Дубае фирме Aurugulf Health Investments. Эта фирма продавала вакцину государствам на нескольких континентах, в частности Пакистану и Ливану, по цене, многократно превышающей ту, по которой российская сторона поставляет «Спутник» за рубеж напрямую. Недовольство процессом верификации вакцины и поставками выражали даже в Иране, не говоря уже о Сирии, где передачу препаратов превратили в спецоперацию с неафишируемыми данными о количестве отгруженных доз и условиях поставок.
Такая завеса тайны может объясняться лишь тем, что РФ уже не может позволить себе постоянные и безвозмездные поставки помощи сирийскому народу, тем более что в Москве прекрасно осведомлены о достаточно роскошном образе жизни представителей элиты Асада и их родственников. Доказательством тому служат сообщения о том, что «Спутник V» использовался в качестве «валюты» в процессе возвращения гражданки Израиля Дины Коэн из Сирии. Первая партия российской вакцины, закупленной на деньги Израиля, поступила в Сирию сразу после того, как девушка была возвращена на родину.
9 ноября Сирию впервые за десять лет посетила высокопоставленная делегация ОАЭ, которую возглавил министр иностранных дел Абдалла бен Заид Аль Нахайян. В Москве и Дамаске в целом это было расценено как свидетельство перезагрузки сирийско-эмиратских отношений и прорыв, который приведет к восстановлению участия Сирии в ЛАГ (Лига арабских государств), за что так ратует российская дипломатия. Однако такой шаг может сулить для Кремля не только дивиденды, но и повышение рисков.
Россия и Эмираты давно наладили взаимодействие (в том числе по линии спецслужб), в первую очередь исходя из совпадения внешнеполитических курсов. Однако сейчас Эмираты меняют свой силовой подход во внешней политике, который принес не только дивиденды, но и последствия в виде осложнений отношений с региональными и внерегиональными акторами, на активную дипломатию с явным экономическим уклоном. ОАЭ напрямую контактируют с сирийским режимом и пошли на примирение отношений с президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом. Учитывая, что уже был прецедент, когда ОАЭ и Дамаск пытались за спиной Москвы договориться об операциях, не исключено, что прямые контакты Асада без посредничества Москвы способны принести Кремлю новые сюрпризы. Тем более что в случае сближения Анкары с Абу-Даби турецкая линия в Сирии может выстраиваться уже без оглядки на Россию. При этом эмиратские представители могут выступить более эффективным посредником между режимом Асада и Турцией, предложив взамен выгодные для всех сторон инвестиционные схемы — именно то, чего Москва предложить не в состоянии.
Эмиратско-турецкое взаимодействие несет риски для России и в Судане, где Москва продолжает пытаться достроить военный объект в Порт-Судане на берегу Красного моря, а новые власти стремятся пересмотреть соглашение о российском военном присутствии на более выгодных для себя условиях. Очевидно, у Москвы довольно мало шансов реализовать не подкрепленное какими-либо серьезными экономическими инвестициями военное соглашение, которое, судя по всему, для российского Минобороны готовили сотрудники одиозного куратора ЧВК Вагнера Евгения Пригожина. В свою очередь Турция, наоборот, готова действовать в Судане в первую очередь с позиции инвестиций, маскируя ими военный интерес, и главным препятствием на этом пути были именно ОАЭ.
Кстати, о наемниках, которых даже в континентальную часть Африки так или иначе перебрасывают через сирийский Хмеймим. В сентябре 2021 года тема российских наемников в ООН вдруг полностью вышла из тени. После ультимативных заявлений глав МИД и Минобороны Франции и Германии о выводе своих контингентов из Мали, если правительство будет сотрудничать с ЧВК «Вагнера», и бурного открытого обсуждения этой темы в Нью-Йорке во время сессии Генеральной ассамблеи ООН глава МИД РФ Сергей Лавров признал, что власти Мали действительно обратились к российской частной военной компании. При этом Лавров обошел стороной вопрос отсутствия в РФ закона, разрешающего и регламентирующего деятельность ЧВК. Очевидно, что Москва продолжает реализовывать внешнюю политику руками наемнических структур. Это сказывается на качестве и оценке имеющегося в распоряжении РФ инструментария. Насколько Москва может безболезненно комбинировать официальный и частный подход на международной арене — вопрос открытый.
