Пока российские и иностранные эксперты продолжают подводить итоги визита в Москву Председателя КНР Си Цзиньпина, зачастую поддерживая то мнение о формировании вассальной зависимости России от Китая, то слухи о создании между ними стратегического антизападного союза, я попытаюсь предложить куда менее драматичное видение, сводящееся к тому, что никакой прочной унии и никаких квази-феодальных отношений между Китаем и Россией не сложилось и не сложится. Скорее всего, как сейчас, так и в будущем все ограничится неравным экономическим партнерством и эпизодическим политическим сотрудничеством, далекими от настоящего союза.
Сейчас многие говорят о том, сколь важным после начала войны в Украине стал Китай для России в экономическом отношении. Основания для таких утверждений, разумеется, есть. По итогам 2022 года доля Китая в российском экспорте выросла с 13,2% до 19,3%, и в текущем году рост продолжится — вероятнее всего, до 23−25% на фоне сокращения поставок в Европу. При этом импорт из КНР продолжает быстро нарастать как в натуральном выражении, так и по стоимости. За прошлый год китайские компании практически монополизировали российский рынок мобильной телефонии и создали хороший задел для доминирования в автомобилестроении. Вполне вероятно, что в 2024—2027 гг. сформируется серьезное присутствие китайской продукции в российской авиационной отрасли и на железнодорожном транспорте. Следует вспомнить и то, что доля юаня в оплатах за российский экспорт выросла за прошлый год с 0,5% до более чем 16%, китайская валюта стала наиболее торгуемой на Московской бирже, российские компании начинают заимствовать в юанях, а Фонд национального благосостояния теперь будут пополнять только в них (впрочем, шанс на это остается пока чисто иллюзорным, так как ФНБ продолжает стремительно таять).
Между тем я бы не сказал, что все отмеченное свидетельствует о формировании экономического вассалитета. Если посмотреть на соседа Китая, Японию, которая хранит в американских государственных облигациях 88,9% своих резервов, расплачивается в долларах за более 86% своего экспорта и обеспечивает около 20% внешнеторгового оборота операциями с США, не возникает впечатления ни о какой зависимости — напротив, все помнят времена, когда страна была не менее грозным экономическим соперником Америки, чем сейчас является (точнее — кажется) Китай. Зависимость одной экономики от другой определяется не внешней торговлей, а инвестиционными и долговыми отношениями (прошлой зимой мы видели, как легко рухнули кремлевские представления о «зависимости» Европы от российских энергоносителей). Ничего подобного у России с Китаем не наблюдается. Если в страны «одного пояса и пути» КНР за последние десять лет вложила более $ 1 трлн, то России перепало менее $ 13 млрд, а долги отечественных корпораций перед китайскими инвесторами практически полностью погашены энергетическими поставками. Конечно, Китай может доставить России массу неприятностей — начиная от сокращения закупок у нее сырья (и этого нельзя полностью исключать, так как в прошлом году Пекин сократил совокупный импорт всех видов энергоносителей, причем по некоторым позициям довольно существенно) и заканчивая уже намечающимся ограничением транзита импортных грузов или «завинчиванием гаек» с продажами высокотехнологичных товаров с западной «начинкой» — однако изменить стратегический курс России он не в состоянии (и это, кстати, представляется важнейшим итогом визита китайского лидера в Москву).
Китай может быть весьма заинтересован в создании Россией медийного и политического фона, свидетельствующего о поддержке Пекина Москвой — но нельзя не согласиться с Джо Байденом, который буквально на днях отметил, что масса двусторонних встреч Путина и Си, равно как и увеличение объемов взаимной торговли между Китаем и Россией, не стоит воспринимать как свидетельство формирования полноценного союза двух стран. Следует также иметь в виду, что КНР и Российская Федерация исповедуют совершенно разную идеологию и стремятся к разным целям. Китай как государство и общество гигантским образом выиграли от глобализации под руководством США, в нишах которой сложилась и развилась современная китайская экономика. Поэтому даже сейчас Китай стремится, с одной стороны, к сохранению глобальных хозяйственных трендов в экономике, а с другой — к созданию «не-американского» (не-американоцентричного) мира.
Автор этой статьи еще несколько лет назад говорил о формировании двух моделей глобализации, которые могут определить облик мира XXI века. Как один из вариантов, Китай способен собрать вокруг себя страны мирового Юга, привлекая их своим индустриальными и финансовыми возможностями. США и ЕС могут при этом продолжать доминировать в информационной и сетевой экономике, продвигая престижное потребление и опираясь на масштабы использования в мире своих брендов, институтов и социальных сетей. Россия как государство и общество не получила от глобализации практически ничего: от нее обогатились несколько процентов жителей, основная часть которых уже покинули страну, а ее инфраструктура и индустриальный сектор давно находятся в катастрофическом состоянии. Поэтому российским лидерам безразлично, что происходит в мире. Они надеются на «крах доллара», «распад ЕС» и на рост всеобщей автаркии, стремясь не строить альтернативу Америке, а нанести ей максимально возможный вред, не считаясь с собственными потерями. Поэтому «не-американский» курс Китая и антиамериканский курс России совместимы лишь на довольно коротком историческом промежутке. Для улучшения отношений с Китаем у Запада есть причина и основания (конфронтация с ним воспринимается многими американскими экспертами как безответственная). Для восстановления таковых с Россией не существует ни повода, ни мотивации.
Визит Си Цзиньпина в Москву не только не обеспечил нового импульса в развитии российско-китайских отношений, но и указал на достижение ими своего предела. Китайцы, вероятнее всего, продолжили разочаровываться в Путине и его команде, наблюдая их растущую беспомощность в Украине, очевидные провалы импортозамещения и явное нежелание принимать во внимание растущие угрозы российской экономике. Китайский лидер прекрасно помнил, как российский президент в начале февраля 2022 года заверял его в том, что Россия не вторгнется в Украину — и он не получил в Москве никакого серьезного объяснения, зачем это вторжение было совершено. В то же время и Путин явно разочаровался в Китае (а точнее — обиделся на него) за то, что тот не поддержал Россию в военном отношении, не согласился немедленно парафировать документы по «Силе Сибири-2» (есть вероятность, что они будут подписаны уже в этом году, но без особого пафоса) и, наконец, слишком часто вспоминал о международном праве, уважении суверенитета всех государств и мире. Встреча в Москве стала не очередным подтверждением общности российской и китайской позиций, а рубежом, за которым не- и анти-американская стратегии окончательно разойдутся.
Те, кто рассуждает о чуть ли не неминуемом «поглощении» России Китаем, совершают понятную, но от того лишь более непростительную ошибку, переоценивая значение экономических факторов для политики Кремля. Еще несколько лет назад никто не мог и предположить, что Путин пойдет на разрушение всей инфраструктуры хозяйственного взаимодействия с Европой ради установления контроля над несколькими областями и городами юго-востока Украины. Никто не рискнул бы утверждать, что пусть даже мимолетный рост курса доллара до 120 рублей, уход из России крупнейших иностранных инвесторов, остановка целых отраслей и паническое бегство миллиона человек за рубеж, а также бюджетный дефицит, превышающий текущие поступления, не произведут никакого влияния на политическую стабильность и не заставят власти скорректировать взятую ими на вооружение стратегию. Но сейчас все эти обстоятельства стоило бы уже научиться учитывать — и потому довольно наивно предполагать, что Китай способен продиктовать России какие-то условия, которые можно было бы рассматривать как умаление ее суверенитета. Продвижение своего мирного плана и попытки все же уговорить Путина отказаться от безумных целей — это, скорее всего, еще будет продолжаться (хотя и без особых надежд на успех), но о большем я бы не говорил: никакого суверенитета над своей вотчиной Кремль Китаю сдавать не намерен, и почтительное отношение Путина к Си Цзиньпину не нужно трактовать в качестве доказательства формирующихся вассальных отношений.
Китай оказался чуть ли не главным бенефициаром путинской войны. Во-первых, он получил представление о том, какие инструменты могут быть использованы Западом против стран, слишком активно разрушающих мировой порядок (неслучайно за прошлый год вложения Народного банка Китая в гособлигации США упали на 17% до минимума за последние шесть лет, а вырученные средства были переложены в золото). Во-вторых, у Пекина появилась возможность расширить свою экономическую экспансию в Россию без особых опасений, что его инвестиции повторят судьбу реквизированных западных (Кремль не пойдет на конфликт из-за нескольких миллиардов капиталовложений на фоне как минимум сотни миллиардов резервов, размещенных в китайских активах). В-третьих, китайские компании продолжат расширять экспорт в Россию своей продукции при одновременной возможности диктовать Москве цены на поставляемые ею сырьевые товары — и такая ситуация будет лишь усугубляться по мере того, как Россия будет все больше увязать в войне в Украине. Наконец, имидж кремлевского лидера, поправшего все нормы международного права и обвиненного в военных преступлениях, будет оттенять образ китайских руководителей, вполне соблюдающих рамки «приличий» и готовых договариваться с Западом.
Тональность китайско-российских заявлений за прошедший год серьезно изменилась: если в начале февраля 2022 года утверждалось, что «дружба между двумя государствами не имеет границ, в сотрудничестве нет запретных зон», то в конце марта 2023 года предлагается считать, что «дружба двух народов имеет крепкий фундамент, а всестороннее сотрудничество двух государств — широчайшие перспективы».
