Событием начала лета 2018 года в России стала певица Монеточка (Елизавета Гырдымова, 1998 г. р.) и ее новый альбом «Раскраски для взрослых». За официальным релизом альбома, прошедшем в Москве 1 июня, в День защиты детей и день двадцатилетия автора, последовал ряд статей, посвященных как поиску музыкальных и смысловых цитат и «пасхалок» в альбоме, так и более глубокому анализу значения творчества Елизаветы Гырдымовой для современной российской культуры и политики. Олег Кашин пишет о Монеточке как голосе поколения миллениалов, родившихся и выросших при Путине, а «Раскраски» характеризует как музыкально-идеологическое высказывание, ознаменовавшее конец 2010-х годов. Шеф-редактор журнала GQ Дмитрий А. Быков также высоко оценивает альбом и отмечает его актуальность не только для двадцатилетних, но и для всех тех, кто интересуется актуальной российской повесткой.
Бедная Лиза
Хайп вокруг нового альбома Монеточки будет абсолютно оправдан, если посмотреть на него как на манифест метамодернизма — новой чувствительности, культурной доминанты недалекого будущего, которая наконец-то обрела звучание и пошла в массы. Эта новая чувствительность, которая еще пока окончательно не оформилась в какую-то политическую или эстетическую программу, характеризуется вписыванием идеологического высказывания в стратегически наивную форму, меланхолическим колебанием между серьезностью и иронией, сентиментальностью и «здравомыслием на грани цинизма».
Предыдущие два альбома — «Психоделический клауд рэп» (2016 г.) и «Я — Лиза» (2017 г.) — уже содержат все элементы новой эстетики. К примеру, в треке «Русское искусство» лирическая героиня говорит о себе как о постироничной «простой экзальтированной даме», не хуже Цветаевой и Ахматовой складывающей банальные чувства в простые рифмы при помощи сайта стихи.ру. А консервативная политическая позиция в «Украинском вопросе» («Папа достал из сейфа калаш, Он говорит, что Крым не наш, А я говорю что наш») нейтрализуется детским «ля ля ля ля ля ля».
Новый альбом отличается не только более качественным саундом (продюсер альбома Виктор «БЦХ» Исаев), но и очевидным интересом к автору со стороны российских официальных медиа и культурных институций, обеспечивших Елизавете Гырдымовой выход на федеральную аудиторию. Легитимация «Раскрасок» государственными каналами (Монеточка выступила в программе «Вечерний Ургант» с многомиллионной аудиторией, а на «Кинотавре» под нее танцевали Ксения Собчак и Федор Бондарчук) ставит вопрос о политической востребованности этой эстетики. Благожелательное внимание со стороны властных структур к искусству двадцатилетних не должно вызывать удивления, поскольку, как показали предвыборные социологические опросы, 86% молодых россиян (18−24 лет) поддерживали кандидатуру Путина на выборах, а 67% согласны с общей линией развития страны.
«Пост-пост, мета-мета»
Термин «метамодернизм» был предложен в 2010 году голландскими философами Тимотеусом Вермюленом и Робином ван ден Аккером в эссе «Заметки о метамодернизме» и в ряде статей на их сайте Notes on Metamodernism:
«Метамодернистская структура восприятия вызывает раскачивание между модернистским стремлением к смыслу и постмодернистским сомнением касательно смысла всего этого, между модернистской искренностью и постмодернистской иронией, между надеждой и меланхолией, между эмпатией и апатией, … между наивностью и искушенностью …, между прагматизмом и утопизмом. Итак, метамодернизм — это раскачивание».
Метамодернизм характеризуется интересом к мифологическому и архетипическому, постулирует необходимость возврата метанарративов и выстраивания новых больших повествований. Мантра метамодернизма — «за деконструкцией идет реконструкция». Однако окончательная реконструкция («второй» или «новый» модерн), по мысли теоретиков метамодернизма, недостижима:
«Если модернизм предполагает временное упорядочение, а постмодерн подразумевает пространственный беспорядок, тогда метамодерн должен пониматься как пространство-время, которое одновременно ни в порядке, ни в беспорядке. Метамодернизм заменяет границы настоящего на пределы бесперспективного будущего».
Таким образом, метамодернизм не предполагает революционных изменений. Поиск нового идет через столкновение несочетаемого, гибридизацию, через одновременное стремление к движению в каком-то идеологическом направлении (чаще всего консервативном) и отказ от него. Метамодернистские стратегии направлены не столько на синтез, сколько на существование в «промежутке», в напряженном поле между противоположными полюсами.
Название альбома «Раскраски для взрослых» отсылает к относительно новому феномену книг-раскрасок для взрослых. Глобальный успех этого жанра связан, с одной стороны, с запросом на цифровую детоксикацию, стрессотерапию и медитацию через концентрацию на простом механическом задании, а с другой стороны, с потребностью в новом «заколдовывании мира», как, к примеру, в книгах-раскрасках «Секретный сад», «Заколдованный лес» и «Затерянный океан» королевы жанра Джоанны Бэсфорд. Жанр «раскрасок для взрослых» изначально подразумевает метамодернистское колебание между полюсом ответственного творчества и безответственностью копирования, характеризуется стремлением создать новый цветной мир, не выходя за пределы жестких черных линий.
Вторичность (раскрашивание чужих рисунков) и цитатность «Раскрасок» также имеют не критическую (как в постмодернистской деконструкции), а терапевтическую функцию, где основное — не мобилизация и трансгрессия, а релакс и усыпление, подавление активно-агрессивного начала. К примеру, в открывающем альбом треке «Русский ковчег» повествование, казалось бы, идет от лица радикально-консервативного субъекта, воспевающего Россию-Атлантиду, непотопляемый Китеж, который вечно всплывает со дна, несмотря на недружелюбие наблюдающих с берега это движение вверх. Консервативно-революционное начало и реваншистский триумф («Но я кричу: „Долой атеизма мутные мысли Протестантов грязные пятки! Непотопляемую отчизну Дьяволу не уложить на лопатки“») поддерживается интерлюдией (массовым скандированием «Россия! Россия!») и музыкальной цитатой из гимна перестройки — «Мы ждем перемен» Виктора Цоя. Скрепы (квас, яблочный спас, нефть, газ, иконостас, Михайлов Стас) выступают как гаранты и обереги против унисекса, НЛО и ГМО.
С другой стороны, будущее этого ковчега бесперспективно — перед нами вечное настоящее Летучего Голландца, бороздящего океан до Второго пришествия: «И вечно жить нам, и вечно плыть нам». В каюте этого корабля-призрака «дремлет уставший Цой», а Pussy Riot отказались от бессмысленного резистанса (сопротивления), сняли свои некрасивые маски и снова стали миловидными, но печальными девушками. Плаванье корабля сопровождают звуки сирен (то ли морских дев, то ли хранителей порядка), убаюкивающие как нянины сказки на ночь.
«Раскраски» отсылают к творчеству Виктора Цоя и 80-м не только прямыми музыкальными цитатами. Цой является одной из главных фигур для русского метамодернизма именно как герой радикальной открытости, доказывающий, что внутренняя свобода возможна при любом режиме. В 2017 году продюсер «Раскрасок» Виктор Исаев в рамках трибьюта Медузы «Мы вышли из Кино» выпустил кавер на песню «Когда твоя девушка больна», а в интервью сблизил творчество Цоя с поэтикой метамодернизма. Интересно, что релиз «Раскрасок» совпал с премьерой фильма «Лето» Кирилла Серебренникова, где также воссоздается беспечная атмосфера позднего застоя как эпохи блаженного безвременья. И фильм, и альбом транслируют не перестроечный героизм и революционный напор группы «Кино» (это было востребовано во времена протестов 2011—2012 гг.), а уход во внутренний дзен и сентиментализм Цоя эпохи «Восьмиклассницы» (1982 г.).
Раскачивание между детством и взрослостью, политической активностью и позицией бесстрастного наблюдателя является важным идеологическим измерением «Раскрасок» («для взрослых» предполагает контент, запрещенный для детей). Монеточка реализует безответственность через свой нежный детский голос, танцевальный бит, наивное стихосложение, которое некоторые критики приравнивают к графомании. С другой стороны, мы видим вполне внятную политическую позицию, которая находится в критическом диалоге с арт-акционизом и символом российского протеста третьего срока — Pussy Riot.
К Pussy Riot как к устаревшему типу идеологического и эстетического высказывания отсылает не только текст песни «Русский ковчег», но и обложка альбома, цитирующая известную псевдоикону «СВБД ПСРТ» («Свободу Pussy Riot») новосибирских художников Артема Лоскутова и Марии Киселевой. Псевдоикона также была интервенцией в городское пространство (акция «Чудесное обретение иконы Pussy Riot») — она появилась в лайтбоксах ночного Новосибирска в марте 2012 года во время судебного процесса над Pussy Riot. На «СВБД ПСРТ» мы видим женщину в балаклаве, в иконографии Богоматери-Оранты и красно-синих одеждах (в православной традиции пурпурный и синий — цвета Богородицы). На лоне псевдо-богородицы вместо Младенца Христа изображена маленькая девочка. Эту псевдоикону можно отнести к антиклерикальным фотожабам — популярному жанру интернет-коммуникации 2010-х годов. Новосибирский суд признал изображение запрещенным контентом по статье об оскорблении чувств верующих.
Визуальная эстетика альбома «Раскраски для взрослых» обнажает метамодернистский отказ от прямолинейных высказываний, характерных для арт-акционизма третьего срока. У Монеточки синяя балаклава и красный покров локальных цветов, заимствованные из «СВБД ПСРТ», становятся цветовым фоном, который вырывает нас из сиюминутного политического контекста и отсылает к эзотерическому авангарду XX века — Малевичу, Кляйну и Мондриану. Плачущий образ с желтым нимбом на красно-синих квадратах сложно однозначно идентифицировать: то ли Спаситель, то ли Путин. Символически нагруженным элементом здесь является одинокая синяя слеза, характерная для детских рисунков, но в русском культурном контексте отсылающая к дискурсу «слезинки ребенка»,
Несмотря на достаточное разнообразие в российской поп-культуре музыкальных вариантов метамодернисткой чувствительности поколения «терпимых и независимых» (Луна, Гречка, СБПЧ), «Раскраски» Монеточки являются на сегодняшний день единственным внятным манифестом эстетики четвертого срока. Эта эстетика характеризуется не столько политической апатией, сколько намеренным отстранением от прямого ангажированного идеологического высказывания и от революционного изучения границ дозволенного, характерных для российской протестной культуры 2010-х годов. Вместо энергичных танцев на амвоне — медитация и грустный дэнс.
