В 1990-е гг. в России появились первые общественные организации, оказывающие поддержку жертвам домашнего насилия. С тех пор было подготовлено свыше 40 проектов о профилактике побоев в семье, но профильный закон так и не был принят. Чиновники не рассматривали домашнее насилие как общественно значимую проблему и преуменьшали ее серьезность.
Возможно, в основе такой позиции чиновников лежал распространенный гендерный стереотип, который трактует насилие как продолжение патриархальной системы, где супруг — хозяин и глава семьи, имеющий право использовать любые средства, чтобы ее члены его слушались. В связи с этим на государственном уровне дискуссия о проблеме семейно-бытовых побоев была своего рода табу.
Между тем ситуация только ухудшалась. По данным ООН, в период с 2010-го по 2015 год число случаев домашнего насилия в РФ выросло на 20%. В МВД России тогда отмечали, что 40% всех тяжких насильственных преступлений совершалось в семье. Ежедневно 36 тысяч женщин терпели побои мужей (сожителей).
В 2016 году депутат Госдумы РФ Салия Мурзабаева и сенатор Антон Беляков подготовили законопроект о противодействии семейно-бытовому насилию. Документ предусматривал упрощенный порядок выдачи внесудебных предписаний для защиты пострадавших и их близких, а сами преступления должны были стать делом публичного или частно-публичного обвинения (то есть было бы невозможно прекратить преследование абьюзера по той причине, что между ним и пострадавшей стороной произошло примирение). Законопроект был возвращен авторам на доработку с формулировкой «для выполнения требований Конституции РФ».
Несмотря на удручающую статистику, в 2017 году российская власть декриминализировала первые побои в отношении близких лиц, что вызвало резкую критику правозащитников. Так, директор Центра по работе с проблемой насилия «Насилию.нет» Анна Ривина указывала, что нанесение побоев в любом контексте должно быть делом уголовным: «иначе получается, что нанесение побоев, которое влечет последствия и для физического, и для психологического здоровья, мы ставим в один ряд с неправильной парковкой или курением в месте, где оно запрещено». Ривина и адвокат Мари Давтян отмечали, что декриминализация может привести к росту числа побоев, «так как теперь не существует никаких факторов, сдерживающих правонарушителей. При этом эффективной защиты потерпевшие так и не получили».
В течение года председатель Следственного комитета Р Ф Александр Бастрыкин и министр внутренних дел России Владимир Колокольцев признали, что ситуация, мягко говоря, не улучшилась. Уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова и вовсе назвала принятие соответствующего закона ошибкой.
В конце 2017 года широкий общественный резонанс вызвала история Маргариты Грачевой, которой муж отрубил кисти рук. В ходе расследования выяснилось, что Грачева неоднократно жаловалась в полицию на угрозы со стороны супруга, но должной реакции не последовало.
Дело Грачевой стало толчком для новой волны дискуссии относительно законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия. Были созданы рабочие группы при Совете Федерации и Госдуме. В последнюю, помимо сенаторов и депутатов, вошли и известные общественные деятели.
«Масло в огонь» подлил доклад международной правозащитной организации Human Rights Watch, опубликованный в октябре 2018 года. Авторы исследования подчеркивали, что российские власти не принимают необходимых мер для обеспечения женщинам защиты от насилия (например, не вводят институт охранных ордеров).
В том же месяце правозащитная организация «Зона права» провела федеральную «горячую линию» по бездействию должностных лиц при жалобах пострадавших от домашних тиранов. Сотрудники МВД России заинтересовались результатами акции и попросили поделиться поступившей информацией.
Между тем, согласно исследованию СПбГУ, с 2015-го по 2018 год количество преступлений на семейно-бытовой почве в России уменьшилось с 49,6 тысяч до 33,3 тысяч. Улучшить статистику помог закон о декриминализации побоев в семье, однако самих происшествий меньше не стало — просто преступления перекочевали в разряд административных правонарушений.
В центральном аппарате МВД РФ уже не скрывают, а открыто признают недостатки в работе своих сотрудников. Можно, например, вспомнить, что именно из-за халатности участкового погибла жительница Орла Яна Савчук. В день своего убийства Савчук обращалась в полицию с жалобой на угрозы со стороны сожителя. Вместо того, чтобы задержать абьюзера и будущего убийцу, сотрудница полиции заявила женщине: «Если вас убьют, мы обязательно выедем, труп опишем, не переживайте!». Подобные истории вызывают широкий общественный резонанс и дискредитируют работу полиции, в целом.
По итогам 2018 года Россия попала в список стран с несовершенным законодательством по защите женщин от насилия (согласно отчету Всемирного банка Women, Business and the Law). В конце 2018 года депутат Госдумы Р Ф Оксана Пушкина заявляла, что работа над соответствующим законопроектом находится на завершающей стадии. Однако в марте 2019 года стало известно, что деятельность парламентариев застопорилась на вопросе о точном определении понятия «семейное насилие».
В июле 2019 года Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин призвал Россию срочно принять всеобъемлющее законодательство о профилактике домашнего насилия. В том же месяце ЕСПЧ вынес первое решение по делу о домашнем насилии в России (жалоба Валерии Володиной), где обозначил «нежелание российских властей признавать серьезность и масштаб проблемы домашнего насилия в России и его дискриминационные последствия для женщин».
После этого спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко признала, что «у нас нет точной статистики [по семейному насилию], ее никто не ведет». Она констатировала, что часто правоохранители «не относятся серьезно к сигналам, поступающим к ним», и дала поручение коллегам проанализировать международный опыт. По словам Матвиенко, «нужно изменить патриархальный менталитет».
На международном уровне Россия действительно находится среди отстающих: Россия и Азербайджан остаются единственными государствами-членами Совета Европы, которые до сих пор не только не ратифицировали, но даже и не подписали Стамбульскую конвенцию о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин. При этом в Азербайджане существует закон о борьбе с бытовым насилием, а также соответствующие статьи в Уголовном кодексе, множество подзаконных актов и инструкций для органов, которые должны работать с жертвами домашнего насилия. Но, как отмечают юристы, полицейские зачастую уговаривать женщин не доводить дело до суда.
В октябре 2019 года Уполномоченный по правам человека в Р Ф Татьяна Москалькова на встрече с представителями Совета Европы сказала, что Россия могла бы принять Стамбульскую конвенцию или адаптировать ее отдельные положения в национальное законодательство. Москалькова также предложила членам Совета Европы организовать в 2020 году круглый стол по теме защиты женщин от насилия.
При этом позиция сторонников закона о домашнем насилии встречает серьезное сопротивление со стороны менее прогрессивной части общества. Так, осенью 2019 года 182 региональные православные и родительские организации обратились с открытым письмом к Владимиру Путину с просьбой не принимать этот закон. По их убеждению, законопроект о домашнем насилии лоббируют иностранные агенты, представители ЛГБТ-сообщества и «радикальной антисемейной идеологии феминизма». В ноябре православное движение «Сорок сороков» объявило всероссийскую акцию сопротивления и провело в различных городах страны митинги против закона, которые, однако, не привлекли большого внимания. Например, на акцию в московский парк «Сокольники» пришли около 200 человек вместо заявленных полутора тысяч. К концу мероприятия их число сократилось до 40−50, включая журналистов.
В ноябре авторы законопроекта (в частности, депутат Госдумы Оксана Пушкина) сообщили, что в связи с разработкой данного законопроекта в их адрес начали поступать угрозы по электронной почте и в социальных сетях. Пушкина обратилась в правоохранительные органы с просьбой провести проверку указанных фактов. Результат проверок на данный момент неизвестен.
В том же месяце грянул скандал, главным отрицательным персонажем которого стал заместитель министра юстиции Максим Гальперин. Чиновник так описал позицию РФ по рассматриваемым в ЕСПЧ делам четырех женщин, пострадавших от домашних тиранов: «масштаб проблемы насилия в семье и дома, а также серьезность и масштаб его дискриминационного влияния на женщин в России существенно преувеличены». Подобные слова от официального представителя России в ЕСПЧ вызвали шквал критики не только от международных институтов, но и чиновников и законодателей внутри страны. Под давлением общественности Гальперин вынужден был скорректировать свою точку зрения.
29 ноября 2019 года на сайте Совета Федерации был опубликован проект закона «О семейно-бытовом насилии» для общественного обсуждения. Только в комментариях к законопроекту было оставлено свыше 11 тысячей записей с предложениями о доработке документа.
Если правозащитники, оказывающие помощь пострадавшим женщинам, сочли нынешнюю редакцию закона слишком мягкой, то, например, церковные деятели назвали указанные в документе превентивные меры репрессивными. Патриарх Кирилл и вовсе описал понятие «семейно-бытовое насилие» как нечто, заимствованное со стороны, из-за рубежа: «Мы должны защищать семью, всякое вторжение извне в семейные отношения несет в себе очень большие негативные последствия».
В свою очередь, автор отзыва на законопроект, адвокат Валентина Фролова в письме, адресованном спикеру Совета Федерации, попросила «не изобретать новые конструкции», а воспользоваться международной практикой, где уже давно выработаны эффективные определения и механизмы. Также она напомнила, что нахождение в незарегистрированном браке не должно быть препятствием для получения защиты в ситуациях бытового насилия.
Кроме того, в документе из определения «семейно-бытовое насилие» искусственно исключены деяния, которые содержат признаки преступления или административного правонарушения. То есть в этих случаях женщины не смогут рассчитывать на те же защитные предписания.
Необходимо учесть и особую уязвимость пострадавших, которые по различным причинам (речь не только про несовершеннолетие, недееспособность или беспомощность) не могут сами заявить о насилии или попросить о применении к ним мер защиты (например, они могут опасаться мести, повторения насилия, возможности лишиться детей, финансовой поддержки
Также следует выделить «преследование» как отдельную форму насилия и дополнить защитное предписание следующими обязательствами: не преследовать пострадавшую — не приближаться к ней, к месту ее жительства, работы или учебы на определенное расстояние; не пытаться вступать с ней в контакт через третьих лиц.
В декабре 2019 года тема семейно-бытового насилия стала одной из главных тем в правозащитной повестке страны: в СМИ буквально ежедневно появлялись публикации о домашних тиранах, избивавших и убивших своих партнерш. В этих обстоятельствах свое отношение к законопроекту пришлось озвучить президенту и премьер-министру. Путин признался, что законопроект еще не читал, а Медведев, ответив, что нужно проанализировать документ, добавил: «Если люди жалуются — значит, домашнее насилие есть. Значит, это не придумали журналисты, значит, это не инспирировано врагами».
В конце декабря свое отношение к законопроекту высказала Валентина Матвиенко. Она выступила против внесения изменений, касающихся домашнего насилия, в Уголовный кодекс и Кодекс об административных правонарушениях С ее точки зрения, в законодательстве предусмотрено достаточно мер наказания за такие преступления.
По словам депутата Оксаны Пушкиной, законопроект о профилактике семейно-бытового насилия должен быть внесен на рассмотрение в Госдуму Р Ф уже в январе 2020 года. Вероятно, закон примут в наступившем году, но вряд ли в том виде, который полностью удовлетворит правозащитников. Но даже в своем компромиссном варианте (каким он, скорее всего, и будет) закон будет первым серьезным официальным шагом в борьбе с семейно-бытовым насилием в стране.
