Сотни тысяч россиян покинули Россию после начала войны в Украине. Это самая многочисленная волна эмиграции после распада СССР. Многие мигранты — представители IT сектора. Такой исход высококвалифицированной рабочей силы неизбежно приведет к потере компетентных специалистов в России.
После начала военных действий десятки тысяч россиян оказались в Турции, Армении и Грузии, странах, для въезда в которые не требуется виза. Финляндия, Эстония, Латвия и Литва стали наиболее популярными странами транзита в условиях отсутствия прямого авиасообщения со странами ЕС. Такой масштаб миграции имеет ряд последствий как для России, так и для принимающих стран. В отличие от предыдущих волн миграции, эта волна сильно политизирована и потенциально обладает возможностями к самоорганизации и формированию альтернативных политических сетей, существование которых в России сейчас невозможно.
Будут ли новые мигранты формировать альтернативные гражданские ассоциации или же предпочтут порвать связи с родиной и начать жить с нуля? Это может показаться не самым важным вопросом, однако история дает нам примеры, когда политические мигранты и диаспоры играли решающую роль в консолидации демократий. Некоторые вернувшиеся мигранты даже возглавляли или входили в состав новых демократических правительств. Например, долгое время находились в эмиграции экс-президент Литвы Валдас Адамкус и первый президент Эстонии Леннарт Мери. Важно и то, что значительная часть новых мигрантов — люди, активные в публичном пространстве, и способные поддерживать связи с теми, кто остался в России и не располагает возможностями заявить о своей позиции.
Команда социологов OK Russians провела несколько исследований российской эмиграции и обнаружила, что большая часть мигрантов осела в Турции (24,9%), Грузии (23,4%) и Армении (15,1%). В марте 2022 года Израиль существенно упростил правила репатриации для украинских и российских евреев. Там оказалось около 2,8% участников опроса. Чуть меньшее количество мигрантов — примерно по 2% — уехали в Узбекистан, Кыргызстан и Казахстан. Наиболее популярными европейскими странами стали Сербия (1,9%), Черногория (1,7%), Эстония (1,6%), Германия (1,6%) и Испания (1,5%). Выбор стран был во многом случаен и зависел, по словам 58% респондентов, от наличия билетов и правил въезда и пребывания в стране. При этом менее половины выборки планирует оставаться в этих странах (43%), а 18% опрошенных собираются двигаться дальше. На момент проведения опроса 35% оставались в замешательстве и только 3% планировали вернуться в Россию. Многие оказались в странах все еще далеких от стандартов демократии, однако сегодня они выглядят более безопасными, чем Россия.
Президент Путин еще в марте обозначил уезжающих как «национал-предателей» и заявил, что российский народ «всегда сможет отличить истинных патриотов от подонков и предателей», а последних просто «выплюнет, как случайно залетевшую в рот мушку». Эмиграция, по его словам, — это «естественное и необходимое самоочищение общества». Увы, так считают не только поддерживающие курс правительства, но и некоторая часть оппозиционно настроенных граждан, оставшихся в России. В русскоязычном сегменте соцсетей периодически вспыхивают перепалки о том, кто является настоящими патриотами или истинной оппозицией. Споры о том, чей моральный выбор лучше, мешают координации и кооперации между теми, кто остался, и теми, кто уехал. Оказавшиеся за пределами России обладают возможностью открыто распространять информацию, оказывать помощь, создавать гражданские ассоциации и выстраивать рабочие отношения с руководством принимающих стран. В свою очередь те, кто остался, не теряют связи с реальностью внутри страны и продолжают сопротивление. Сохранение связей между оставшимися и уехавшими — важное условие для формирования альтернативной политической программы для России.
Во многих странах проживает большое число российских мигрантов и их политические взгляды могут существенно отличаться от тех, кто только что приехал. Русскоязычные диаспоры часто использовались российскими властями как инструмент «мягкого влияния» наравне с медиа-пропагандой и кибер-инструментами в виде ботов, троллей и хакерских атак. Государственная политика в отношении соотечественников за рубежом, фонд «Русский мир», Россотрудничество, Всемирный координационный совет российских соотечественников предпринимают попытки наладить каналы влияния государства на русскоязычное население, проживающее за пределами России. Однако международные санкции и бойкот сотрудничества с российскими организациями подорвут возможности России оказывать какое-то влияние за рубежом.
Считается, что российские мигранты предыдущих волн склонны поддерживать более консервативные политические партии и периодически публично высказывать поддержку в адрес российского руководства. Например, годовщина победы в Великой Отечественной войне в этом году вызвала много вопросов: одни устроили патриотические автопробеги, в то время как другая часть мигрантов присоединилась к акциям в поддержку Украины или организовала дни скорби. Организаторы акций опасались столкновений и возможных провокаций.
Новые мигранты разительно отличаются от привычных мигрантов из России политическими взглядами: они политизированы, солидарны друг с другом, сохраняют связь с теми, кто остался в России, и обладают типичными характеристиками среднего класса. Лишь полтора процента опрошенных новых мигрантов отдали голоса за «Единую Россию» (в целом по стране — около 50%), а 86,4% следовали рекомендациям «Умного голосования» (в среднем по стране, по данным «Левада-центра», поддерживали эту инициативу 8%). Мигранты новой волны значительно моложе и в среднем гораздо более обеспечены материально. Около половины имеет отношение к IT-индустрии, подавляющее большинство владеет английским языком. Среди тех, кто был трудоустроен, 45% — работники IT-индустрии, 16% — сферы искусства и культуры, 16% — менеджеры, 14% — ученые и преподаватели, 8% — журналисты. Основные причины, по которым респонденты покинули рабочие места — обесценивание рубля и экономическая неэффективность, нежелание платить налоги в России и спонсировать войну, запланированная смена работы. Учитывая предельную степень политизации, нельзя исключать возникновение напряженности между различными группами русскоязычного населения в принимающих странах. При этом уровень доверия друг другу среди мигрантов новой волны очень высок — они в гораздо большей степени способны формировать группы взаимопомощи.
Важно понимать, что это не значит, что все «хорошие русские» уехали. В первую очередь уехали те, кто располагал финансовыми и карьерными возможностями. Доля антивоенно настроенных россиян, остающихся в стране, по разным оценкам составляет от четверти до трети населения. Выше мы уже отмечали, что в основном уехали работники IT и частные предприниматели. Гораздо меньше среди уехавших активистов, журналистов и сотрудников НКО. Многие представители этих профессий по-прежнему остаются в стране и продолжают свою деятельность. Уехали наиболее привилегированные. И те, кому угрожает уголовное преследование в России (примерно четверть опрошенных). Таким образом, антивоенно настроенные россияне остаются по обе стороны границ. Сохранение солидарности и связей между ними — ключевая задача в нынешней ситуации.
Можно предположить, что львиная доля уехавших — это экономическая эмиграция, мало связанная с политическими взглядами. Однако данные говорят об обратном. Подавляющее большинство респондентов интересуются политикой и имеют опыт активного политического участия. Более 70% были активны в соцсетях и подписали антивоенные петиции, около половины (48,9%) принимали участие в несогласованных акциях до начала войны, а 26% выходили с протестом и после 24 февраля. 29,2% активно поддерживают украинских беженцев, а 31,8% — соотечественников. До войны 62% респондентов поддерживали различные НКО (после — 40%).
Многие уехавшие рассказывают, что до отъезда сталкивались с политическим давлением: давление на работе в виде профилактических бесед и предупреждений, реже — угрозы со стороны проправительственных активистов, задержания, обыски. Половина респондентов опасаются преследований за размещение и распространение информации о войне в Украине в социальных сетях. 20% боятся военной мобилизации, 9% — уголовного преследования. 19% опасаются потерять доступ к необходимым медикаментам.
У большинства мигрантов новой волны мрачное видение ближайшего будущего: 72% полагают, что их жизнь станет существенно хуже, 70% не верят, что политическая ситуация улучшится, 72% опасаются дискриминации граждан РФ (однако лишь четверть столкнулась со случаями реальной дискриминации). Многие мигранты чувствуют себя потерянными и подавленными. Они не чувствуют морального права претендовать на те или иные права (и тем более привилегии) на фоне беженцев из Украины. По этой причине они в основном полагаются на свои собственные ресурсы и сети, которые сформировали сразу же по прибытии в новую страну. Международные санкции, очевидно, коснулись и тех, кто покинул страну сразу после начала войны. У мигрантов нет доступа к своим сбережениям, существуют ограничения на денежные переводы. Экономические ожидания среди них также довольно пессимистичные: 30% не смогут финансово поддерживать свои семьи в ближайшие месяцы, около половины ожидают худших условий работы. Программисты чувствуют большую уверенность в завтрашнем дне, а медицинские работники ощущают себя наиболее уязвимыми.
Новая волна миграции, несмотря на свое уязвимое положение, обладает рядом важных ресурсов, которые потенциально могут оказаться полезными для антивоенного и демократического движения. Несколько организаций уже заявили о ряде инициатив, которые должны помочь оппозиционно настроенным россиянам адаптироваться к новым условиям. Одним из наиболее нашумевших стало предложение о паспорте «хорошего русского», который бы позволил проживающим за рубежом и не поддерживающим войну россиянам избежать санкций. Несмотря на крайне неудачный формат подачи инициативы, эта идея могла бы иметь шансы на некоторый успех, если бы инициаторы не допустили важную ошибку — публично осудили тех, кто остался и едва ли не обвинили их в коллаборации с режимом. Увы, это именно то, что разделяет, а не помогает объединить усилия в исторически важный момент. Подобные высказывания усугубляют проблему коллективного действия. Одним из наиболее успешных на сегодняшний день движений является Феминистское Антивоенное Сопротивление с разветвленной и гибкой структурой. Однако многие до сих пор не признают его в качестве полноценного партнера и участника оппозиционного движения.
Еще одно препятствие на пути к выстраиванию параллельных демократических структур — межпоколенческие различия во взглядах между «старой» и «новой» оппозицией внутри России и за рубежом. В этом контексте важно понимать, что новые мигранты моложе «старой» оппозиции, эмигрировавшей еще начале 2010-х гг. На сегодняшний момент связи между последними и мигрантами новой волны фактически нет. Участники вильнюсского форума, кажется, не до конца пока представляют новое поколение оппозиции, политических мигрантов и активистов.
Итак, волна антивоенной эмиграции уже привела к формированию новых низовых структур в государствах постсоветского пространства и некоторых странах ЕС. В силу поколенческих и ценностных различий эти мигранты едва ли станут частью русскоязычных сообществ прежних волн миграции. При этом они могут настороженно относиться к идеям политиков в изгнании старшего поколения. Несмотря на все сложности, эта волна обладает как большей способностью к коллективному действию и кооперации, так и общим уровнем квалификации.
