Несколько лет назад две российские студентки, принимавшие участие в телевикторине, отвечая на вопрос «что такое Холокост», сказали, что это клей для обоев. Этот ответ вызвал бурю насмешек и негодования в СМИ. Когда волна спала, журналист Мумин Шакиров пригласил девушек посетить мемориальный комплекс Аушвиц (Освенцим). Результатом поездки стал документальный фильм, отражающий глубокое внутреннее преобразование девушек.
Это была, безусловно, важная, эмоционально насыщенная история. Однако от нее остается некоторое неудовлетворение. В частности, не совсем понятно, почему нужно было везти девушек в Польшу, ведь почти половина жертв Холокоста- 2,8 млн человек — погибли на территории СССР, оккупированной Германией. Было бы куда более целесообразно отвезти их в Пушкин или Ростов-на-Дону, где происходили массовые расстрелы евреев, или же, в конце концов, в Киев или Львов в сегодняшней независимой Украине. Посещение этих мест познакомило бы их с той частью истории, которая связана непосредственно с прошлым их собственной страны.
Произошедшее является лишь одной из многих иллюстраций того, что для большинства россиян Холокост — это нечто от них далекое, событие, случившееся где-то в Европе. Нарратив, связанный с концентрационными лагерями в Польше, вызывает у российских граждан более четкую ассоциацию с Холокостом, чем история последовательного уничтожения их еврейских сограждан, большинство из которых были расстреляны в оврагах и лесах на окраинах их собственных городов и сел.
***
Как известно, в России истории Великой Отечественной войны уделяется огромное внимание. Благодаря бесконечному потоку фильмов, книг, телевизионных программ и песен образы первых дней и часов немецкого вторжения 22 июня 1941 года особенно глубоко запечатлелись в коллективной памяти россиян. Проблема заключается в том, что сложившийся официальный и общепринятый нарратив, тщательно выстроенный советскими идеологами и унаследованный сегодняшней властью, выбрасывает из обращения факты и события, которые не вписываются в официальную версию, — версию, в которой главный упор делается на патриотизм, общие страдания и воинскую славу.
Холокост — одно из событий, которое не вписывается в эту версию. Официально в России об этой трагедии вспоминают 27 января — в Международный день памяти жертв Холокоста. Эта дата известна тем, что именно тогда войска Красной армии освободили Аушвиц, а это значит, что даже отдавая дань памяти жертвам Холокоста, память о нем по-прежнему остается направленной к событиям, которые разворачивались на западе. Такая форма памяти о Холокосте не нарушает, и даже наоборот усиливает официально принятый в России героический нарратив в отношении Второй мировой войны.
Но то, что произошло на захваченных немцами советских территориях в первые месяцы войны, сразу после того, как немецкие войска вторглись в республики Советской Прибалтики, Украину, Беларусь, Молдову, а потом и в Россию, настолько тщательно замалчивалось в СССР, что получило название «забытый Холокост».
Между тем именно на оккупированных советских территориях немцы начали осуществлять программу, которая впоследствии стала названа «окончательным решением еврейского вопроса». На этих территориях Холокост разворачивался особенно ускоренными темпами и сопровождался особенной жестокостью. Здесь не заморачивались строительством гетто, рассчитанных, как в Варшаве, на долгосрочное использование. Здесь людей убивали на улицах и окраинах их собственных городов и местечек. К концу 1942 года, когда началось полномасштабное уничтожение европейских евреев, на советской территории уже была ликвидирована половина жертв Холокоста.
Почему же большинству россиян фактически ничего не известно об этой части истории их собственной страны? В значительной степени это является следствием советской политики. Известно, что у советской военной разведки были сведения о массовом уничтожении еврейского населения по мере продвижения немецких войск вглубь советской территории. СССР был одним из первых среди союзников, кто осознал масштабы злодеяний по отношению к еврейскому народу: специально созданная для этой цели комиссия — т.н. чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (ЧГК) — начала свою деятельность уже в ноябре 1942 года. Некоторые результаты ее работы были представлены на Нюрнбергском процессе.
Однако для внутреннего потребления было принято решение не подчеркивать тот факт, что основная часть массовых карательных акций была направлена против евреев. Причиной этого стали идеологические соображения. По мере освобождения захваченных территорий, перед советской властью встала задача реинтегрировать местное население, которое в течение многих месяцев, а в некоторых случаях — лет, находилось под воздействием немецкой пропаганды (в том числе и антисемитской). Проблема коллаборационизма в уничтожении евреев была повсеместной на всех оккупированных территориях. Учитывая, что уровень антисемитизма был и без того высок, подчеркивать, что евреи были главными жертвами во время оккупации, было сочтено нецелесообразным.
С началом политики государственного антисемитизма в 1948 году пелена молчания окутала факты зверств в отношении евреев на многие десятилетия, а количество евреев, убитых немцами на территории СССР, стало государственной тайной. Идеологический постулат гласил, что с одной стороны, русский народ принес самую большую жертву среди всех народов, а с другой, что пострадали миллионы советских граждан. Упор на страданиях евреев приуменьшил бы значимость жертвы, принесенной всем советским народом. На тех немногих официальных монументах, которые были построены в последующие десятилетия на местах массовых расстрелов евреев, были вывешены таблички, гласившие, что они воздвигнуты в память о «мирных советских гражданах».
Такое восприятие истории сохраняется и в сегодняшней России. Поставить его под сомнение означает открыть ящик Пандоры, из которого того и гляди посыпятся неприятные вопросы, которые власти предпочли бы не затрагивать: вопросы о политических решениях первых дней войны, о коллаборационизме, о принадлежности имущества и недвижимости и, наконец, об отношении государства к собственным гражданам-евреям.
***
Элементарные статистические данные противоречат официальной советской точке зрения, стремившейся подстричь страдания всех советских граждан под одну гребенку: 97% евреев, оказавшихся на оккупированных немцами советских территориях, были уничтожены. Этот уровень потерь несопоставим с долей жертв ни одной другой группы населения. На оккупированных территориях евреи оперативно выявлялись и безжалостно уничтожались. Страдали, конечно, все, но евреи оказались единственной национальной группой, у которой не было ни права, ни шанса на выживание.
Одно это делает нарратив Холокоста евреев на оккупированных советских территориях уникальным и указывает на необходимость его исследования и анализа. Однако он так и не стал частью коллективной памяти россиян о войне. Результатом этого, среди прочего, являются странные явления в общественной и культурной жизни России, которые воспринимаются со стороны как причудливое сочетание бестактности и невежества, — даже если люди, находящиеся в их эпицентре, отнюдь не являются носителями этих качеств.
Так, например, признанный независимый российский журналист и документалист Леонид Парфенов недавно выпустил вторую серию своего трехсерийного документального фильма «Русские евреи», в котором идет речь о евреях Российской империи и СССР. В интервью и на обсуждениях фильма он охарактеризовал период с 1918-го по 1948 год, описываемый в новой серии, как «филосемитский»,
Мягко говоря, эта формулировка проблематична. Насколько филосемитскими были, например, советские власти, которые не сочли нужным предостеречь своих граждан-евреев об ожидающей их неминуемой гибели, не говоря уже о том, чтобы оказать им приоритет при эвакуации? Насколько филосемитскими были советские граждане, которые выдавали своих еврейских соседей во время войны, присваивали себе их имущество, помогали организовывать казни и устраивали погромы? Насколько филосемитскими были партизаны, которые регулярно отказывались принимать в свои отряды еврейских бойцов, хотя для сотен из этих преследуемых людей это было единственным шансом выжить или достойно умереть? И несмотря на то, что полмиллиона военнослужащих-евреев сражались в рядах Красной армии, упорные слухи утверждали, что евреи отсиживались во время войны в эвакуации в Ташкенте.
Другим примером проблематичного понимания истории Холокоста на территории СССР послужили высказывания на эту тему со стороны Андрея Кончаловского, последний фильм которого, «Рай», был выдвинут Россией на премию Оскар. В фильме описывается роман русской эмигрантки аристократических кровей, участницы французского Сопротивления, и высокопоставленного немецкого офицера. Роман происходит в концентрационном лагере на фоне Холокоста. В интервью BBC Кончаловский сказал: «История, которая меня интересовала, — это, конечно, история соблазнительности зла. Вряд ли бы [я] стал делать картину просто про Холокост. После такого количества серьезных картин — очень хороших, средних и нехороших — браться за эту тему опасно и, может быть, даже бессмысленно, слишком много уже сделано важного».
Однако миру еще предстоит увидеть хотя бы один резонансный фильм, в котором были бы отражены события Холокоста, развернувшиеся на территории, например, России и Украины. Некоторое время назад израильская газета Haaretz опубликовала список 17 лучших фильмов, посвященных Холокосту. Действия почти всех из них происходят в Польше или в Западной Европе. Единственным исключением является — внимание! — мюзикл «Скрипач на крыше». Надо отдать должное изданию: оно признало, что этот фильм не имеет ничего общего с Холокостом, и объяснило свой выбор тем, что в нем показан мир, «которого больше нет». Когда российский режиссер утверждает, что тема Холокоста исчерпана, он упускает из виду истории жизней 2,8 млн человек, бывших когда-то гражданами его собственной страны, которые фактически никак и никем не были освещены.
***
Произведения культуры напрямую влияют на формирование коллективной исторической памяти. Кинематографу здесь принадлежит особо важная роль в силу массовости его аудитории. В 1978 году американский телесериал «Холокост» навсегда изменил восприятие этой темы в США, а позднее — и в Германии. В 1993 году Стивен Спилберг поспособствовал дальнейшему укоренению этой темы в массовом сознании своим фильмом «Список Шиндлера».
Нет ничего удивительного в том, что мифотворцы от Кремля избегают разработки более утонченного понимания событий Второй мировой войны. Труднее понять, почему представители российской культурной элиты — даже те, которые позиционируют себя независимыми — не подвергают сомнению официальную версию истории.
Одной из самых запоминающихся сцен в фильме Шакирова является момент, когда одна из девушек говорит ему: «Вы ввели нас в число тех, кто теперь об этом знает, и мы, приехав домой, в Россию… будем об этом рассказывать всем, кто не знает». В стране, где историю десятилетиями искажали до неузнаваемости, кажется по меньшей мере странным, что люди, в чьих руках есть возможность расставить хоть что-то на свои места, предпочитают этого не делать, либо — что еще обиднее — лишь усиливают уже существующие недопонимания и, что уж там, откровенную ложь.
Безусловно, проблема непонимания истории Холокоста на территории СССР, в том числе и на территории России, гораздо глубже, чем-то, как ее представляют в произведениях искусства. Нежелание интегрировать историю Холокоста в историю собственной страны было в полной мере продемонстрировано и в других постсоветских государствах. Как отметили члены Вольного исторического общества в своем недавнем докладе «Какое прошлое нужно будущему России», властям необходимо отказаться от монополии на историю и дать ей представить себя во всей ее сложности и многообразии.
Эта рекомендация вряд ли будет принята во внимание в сегодняшней России. Но кто-то должен с чего-то начать. Пока лишь остается надеяться на то, что когда в следующий раз российский кинематографист возьмется за эту тему, у него наберется достаточно мужества, чтобы рассказать ее иначе.
