Арест ректора Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте России (РАНХиГС) Владимира Мау в конце июня 2022 года стал одним из главных событий в российской внутренней политике. Большинство комментариев фокусировались на роли Мау как известного экономического историка, соратника Егора Гайдара в ходе реформ 1990-х гг. и одной из ключевых фигур при разработке правительственных программ социально-экономического развития в 2000—2010-е гг. Однако не менее значим тот факт, что Мау на протяжении почти 12 лет возглавлял крупнейшее заведение высшего образования России, насчитывающее свыше 180 тысяч студентов, с сетью институтов и филиалов по всей стране. Злоупотребления в процессе руководства РАНХиГС были поставлены в вину руководителю, предпринявшему немалые усилия по ее реформированию. Поэтому «дело Мау» значимо не только само по себе, но и как пример неудачных преобразований в системе государственного управления в России.
Как улучшить качество управления государством в условиях «недостойного правления», когда главной целью и основным содержанием деятельности государственного аппарата на всех уровнях служит извлечение ренты? С середины 2000-х гг. среди специалистов в России преобладали представления о необходимости «выращивания» более эффективных институтов и организаций, которые могли бы сосуществовать параллельно с обычными рутинными механизмами управления. Эти «карманы эффективности» могли выступать приоритетами развития благодаря политическому патронажу руководства. А затем, в результате постепенного распространения лучших практик, эти эффективные новые институты должны были вытеснить неэффективные, тем самым со временем ограничивая извлечение ренты. Этот подход, однако, был весьма уязвим — скорее, на фоне «недостойного правления» происходит прямо противоположное: неэффективные институты и организации вытесняют эффективные, поскольку политический патронаж неустойчив, а стимулы к распространению лучших практик у тех, кто привык к извлечению ренты, в отсутствие организационных и кадровых изменений оказываются недостаточны. Случай РАНХиГС под руководством Мау довольно ярко иллюстрирует иллюзорность этих представлений: на смену «выращиванию» эффективных институтов со временем приходит их «вытаптывание».
Сама по себе РАНХиГС в нынешнем виде может служить наглядным примером параллельного сосуществования двух разных типов институтов. С одной стороны, предшественником РАНХиГС выступала элитная Академия народного хозяйства при правительстве страны (АНХ), созданная в 1970-е гг. как авторитетный центр подготовки и повышения квалификации высших управленческих кадров, своего рода советский аналог бизнес-школ. Мау с 2002 года занимал пост ректора АНХ. С другой стороны, региональная сеть институтов и филиалов РАНХиГС выросла из системы высших партийных школ (ВПШ) при КПСС, которые, наряду с другими учреждениями партийного образования, после 1991 года были преобразованы в Российскую академию государственной службы (РАГС). Репутация РАГС и ее многочисленных региональных подразделений была более чем спорной, и неудивительно, что, по данным Диссернета, они отличались массовыми защитами «липовых» диссертаций, лидируя в списке «диссеродельных фабрик». Объединение этих двух учреждений в формате РАНХиГС произошло в 2010 году. Под руководством Мау самый большой в России вуз демонстрировал параллельное сосуществование двух тенденций.
Придя на пост главы РАНХиГС, Мау (получивший PhD во Франции) провозгласил курс на трансформацию новой академии в российский аналог Sciences Po — французской сети элитных центров по подготовке управленческих кадров, существующей с конца 1940-х гг. с развитой академической и прикладной составляющими в ее работе (парижский Sciences Po является одним из ведущих элитных вузов страны, в котором учились все французские президенты, начиная с Миттерана). С этой целью он фактически реализовывал стратегию «выращивания» различных новых институтов в рамках РАНХиГС, которые демонстрировали свою заметную эффективность. Это касалось и образовательных программ (подобных многопрофильному бакалавриату Liberal Arts), и научных центров (прежде всего, Института экономической политики имени Гайдара, в котором ранее работал и сам Мау), и издательской деятельности (издательство «Дело» при РАНХиГС и издательство Института Гайдара стали важнейшими центрами, публиковавшими социально-экономическую литературу в России), и Гайдаровского форума — одной из наиболее заметных площадок в России, на которой проходило регулярное публичное обсуждение ключевых проблем страны и политического курса властей с участием представителей истэблишмента. Под руководством Мау вкладывались немалые усилия и ресурсы в развитие этих «карманов эффективности» в рамках академии. В то же время, по замыслу Мау, неэффективные подразделения РАНХиГС, не демонстрировавшие научных и образовательных успехов, должны были постепенно отмирать, уступая место проводникам передового опыта и лучших практик. Но на деле такие подразделения представляли собой едва ли не большинство в составе академии (особенно за пределами Москвы), и просто так сами собой отмирать отнюдь не собирались. В результате, на тех же этажах зданий РАНХиГС наряду с «карманами эффективности» сохранялись рентоориентированные практики, которые, увы, отнюдь не ограничивались клиентурой Диссернета.
Сосуществование этих тенденций было отнюдь не мирным, а распространение лучших практик происходило в весьма ограниченном объеме. Стимулов к внутренней перестройке у большинства подразделений РАНХиГС, особенно за пределами Москвы, было немного, а «выращенные» благодаря стараниям Мау и ряда энтузиастов под его патронажем новые институты так и оставались чужеродными элементами в империи РАНХиГС. Это немного напоминало одинокую отличницу, честно выполнявшую все задания на одни пятерки, в сплоченном школьном классе, где списывание являлось повсеместным, а влиятельные родители могли договориться с учителями о хороших оценках для детей-троечников. Мау, разумеется, был в курсе многочисленных проблем возглавляемого им вуза, но не был способен их решать (и не мог, и не очень хотел): комплексная перестройка РАНХиГС требовала масштабных организационных и кадровых перемен на всех уровнях, в то время как формальные и неформальные «правила игры» и в российском высшем образовании, и в стране в целом становились все более неблагоприятными для «выращивания» эффективных институтов.
По мере того, как патронаж в отношении Мау на высших этажах «вертикали власти» сходил на нет, сжимались, подобно шагреневой коже, и возможности патронажа со стороны Мау в отношении пестуемых им «карманов эффективности». Между тем, рентоориентированные практики в рамках РАНХиГС по-прежнему процветали, выступая «слабым звеном» академии в глазах и политических недругов Мау, и более широкой публики. Уголовное дело в связи с «откатами» в отношении директора Института государственной службы и управления РАНХиГС Игоря Барцица и обвинения в хищениях средств в региональных филиалах академии, скорее всего, имели под собой немалые основания. Тем самым атаки на программу Liberal Arts (вызванные, главным образом, ее неприемлемым для «охранителей» наименованием) и другие проекты РАНХиГС под патронажем Мау — прежде всего, Московскую высшую школу социальных и экономических наук («Шанинка») — получали дополнительную легитимацию. Не так важно, какие мотивы в данном случае были первичны, а какие вторичны — стремление к переделу ренты или наказание политически нелояльных сторонников академических свобод и повышения эффективности высшего образования. В конечном итоге случилось именно то, чего и следовало ожидать — после краха политического патронажа Мау оказался под домашним арестом, а с трудом выращивавшиеся при его поддержке на протяжении ряда лет эффективные институты, скорее всего, окажутся вытоптаны.
Пожалуй, главным уроком «дела Мау» — и для российского высшего образования, и для государственного управления в целом — должен стать отказ от представлений о возможности повышения качества институтов «снизу» под патронажем высокопоставленных сторонников реформ. Попытки такого рода в лучшем случае могут приводить к частичным и временным улучшениям, но не способны кардинально изменить ситуацию даже в отдельно взятом вузе, не говоря уже о стране в целом. Там, где «недостойное правление» является нормой, а достойное — исключением, места для эволюционных преобразований попросту не остается. А это означает, что рассчитывать на повышение качества институтов в России в обозримом будущем не приходится.
