За 24 года правления Владимира Путина Кремль в совершенстве овладел искусством политического манипулирования прошлым. В первую очередь в политическое пользование была пущена память о Великой Отечественной войне (ВОВ). Унаследовав официальный брежневский культ войны, режим поднял его на новую высоту. Этот культ стал краеугольным камнем квази-идеологии, укрепляющей легитимность режима, и был
использован сначала для объяснения вмешательства России в вооруженный конфликт на Донбассе, а затем, с 24 февраля 2022 года — для оправдания полномасштабного вторжения в Украину.
Как и его советский предшественник, путинский триумфалистский культ войны сосредоточен на победе 1945 года и не оставляет места для тяжелых, травмирующих вопросов, связанных с огромной человеческой ценой, заплаченной за эту победы. Тем не менее, эти вопросы никуда не исчезли. Прозаическая «окопная правда» никогда не была полностью заглушена славословиями и фанфарами официоза: она проступала в литературе и кино во времена хрущевской «оттепели» и брежневского застоя, она оказалась в центре внимания во время горбачевской Перестройки и продолжает существовать сегодня, наряду с путинским милитаристским культом. Более того, на фоне продолжающейся войны России против Украины, уносящей десятки тысяч жизней военных и гражданских лиц по обе стороны фронта, эта правда становится все более политически проблематичной для Кремля. Российская агрессия против Украины со всей наглядностью показывает страдания и потери, которые несет война, что угрожает подорвать кремлевский культ победы. Однако Русская православная церковь (РПЦ) — это тот верный союзник Кремля, который может помочь Кремлю нейтрализовать эту угрозу.
С начала 1990-х годов РПЦ утвердилась в качестве одного из ключевых игроков на конкурентном рынке производства исторического знания. Как и общество «Мемориал», РПЦ сосредоточилась на памяти о советских репрессиях. Однако церковная трактовка репрессий разительно отличалась от той трактовки, которую предлагал и предлагает «Мемориал». Сначала в фокусе мнемонического проекта РПЦ были священнослужители и миряне, пострадавшие за веру в первые советские годы: в 2000 году около двух тысяч из них были канонизированы как новомученики и исповедники российские. По мнению РПЦ, верующие, ставшие жертвами богоборческого советского режима, не только доказали свою веру, но и обеспечили будущее спасение Церкви от полного разрушения, проложив путь к религиозному возрождению России. Более того, они заложили основы для воссоздания России как великой державы, пусть и в новом — советском — формате. Со временем РПЦ стала использовать понятие мученичества для более широкого толкования советских репрессий. Так, погибшие в ГУЛАГе были превращены в мучеников, отдавших свою жизнь пусть и не за Бога, но за Отечество — их страдания и смерть были наделены патриотическим смыслом. После интронизации патриарха Кирилла в 2009 году РПЦ стала активно продвигать собственную интерпретацию Великой отечественной войны, которая, как и интерпретация репрессий, построена на концепции мученичества.
Секуляризированное мученичество
Важно отметить, что во всем вышеописанном нет ничего уникального. Хотя мученичество является по сути религиозным понятием, в XX веке оно было секуляризировано. В различных национальных контекстах жертвы прошлых злодеяний и военных конфликтов представляются как мученики. Таким образом, как у церквей, так и у народов есть свои мученики. Более того, мученичество — мощный инструмент, позволяющий превратить политически проблематичные воспоминания в воспоминания политически полезные. Мученичество превращает поражение в победу, травму — в триумф, а истории о национальных бедствиях и катастрофах — в истории про избавление и «эмпауэрмент». Представляя насильственную смерть как благородную и даже романтическую, как нечто, заслуживающее уважения, если не восхищения, концепция мученичества наделяет эту смерть смыслом. Поэтому неудивительно, что политики часто используют язык мученичества для оформления национальной памяти. Однако особенность российского случая заключается в том, что политизирует этот язык сама РПЦ.
Роль Российской православной церкви в производстве различных интерпретаций войны привлекла большое внимание общественности в 2020 году, когда был освящен Главный собор Вооруженных сил Российской Федерации, что стало одним из важных событий официального празднования 75-летия Победы. В 2021—2023 гг. собор становился местом проведения крупных памятных мероприятий, посвященных Дню Победы. Однако ранее эту роль выполнял храм Святого Георгия Победоносца на Поклонной горе. Освященный 6 мая 1995 года патриархом Алексием II, храм является центральным элементом одноименного мемориального комплекса. На Поклонной горе Отечественная война 1812 года, Первая мировая война, Великая Отечественная война и война в Афганистане вплетены в единое повествовании о воинской славе одной страны, как бы она ни называлась на разных этапах своего существования: Российская империя, Советский Союз или Российская Федерация. Ежегодно 6 мая, 9 мая и 22 июня в храме проходят памятные церемонии.
Символизм и ритуалы Победы
6 мая празднуют день День памяти святого Георгия Победоносца. Иногда на этот же день выпадает и Пасха. Так было, например, в 1945 году, и Патриарх Кирилл неустанно подчеркивает в своих проповедях символическое (или мистическое) значение этого совпадения. В честь праздника Патриарх служит Божественную литургию в Храме Святого Георгия Победоносца на Поклонной горе. За литургией следует парад: Патриарх Кирилл, мэр Москвы Сергей Собянин, ветераны Великой отечественной войны наблюдают за тем, как юные члены Братства православных следопытов, Организации российских юных разведчиков, клубов исторической реконструкции и других молодежных организаций из столицы и других российских городов, а также курсанты московских военных училищ проходят маршем, а затем возлагают цветочные венки к Вечному огню. После парада обычно звучит гимн России и объявляют минуту молчания в память о павших.
Если в 1945 году Пасху праздновали 6 мая, то есть в День памяти святого Георгия Победоносца, то в 1941 году день Всех святых выпал на 22 июня — еще одно совпадение, о котором не устает напоминать Патриарх Кирилл. Ежегодно 22 июня во всех храмах Московского патриархата возносится молитва об усопших. Иерархи РПЦ, включая самого Патриарха, возлагают цветы к Могиле неизвестного солдата у Кремлевской стены. Памятная церемония также включает в себя вознесение молитвы «об упокоении душ приснопамятных вождей и воинов за веру и Отечество на поли брани жизнь свою положивших, от ран и глада скончавшихся, в пленении и горьких работах невинно умученных и убиенных и всех Победы ради потрудившихся», исполнение «Вечной памяти», минуту молчания, после которой военный оркестр играет гимн России и марш Почетного караула Преображенского полка.
Согласно постановлению Архиерейского собора 1994 года, во время совершения Божественной литургии 9 мая во всех храмах Московского Патриархата возносится особая молитва в память об «усопших воинах, за веру, Отечество и народ жизнь свою положивших, и всех страдальчески погибших в годы Великой Отечественной войны 1941−1945 годов». В 2010 году Патриарх Кирилл ввел новый порядок богослужения и вознес благодарственную молитву Господу за дарование победы. При ее создании Патриарх опирался на текст молитвы, которую святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский, написал в честь победы России в Отечественной войне 1812 года, как бы напоминая, что Россия — это не только страна православного христианства, но и неувядающей воинской славы. В 2015 году появилось еще одно новшество. Согласно постановлению патриарха, 9 мая с полудня в храмах Московского патриархата в течение пятнадцати минут должны звонить погребальные колокола в честь погибших на войне, как будто идет панихида, люди погибли всего несколько дней назад, а война закончилась вчера (или вообще не заканчивалась).
Ежегодные памятные церемонии, которые проводит РПЦ, в которых Божественная литургия переплетается с парадом, а молитва с маршем, представляют собой своеобразную смесь православного христианства и милитаризма. Хотя эти церемонии и отражают особенности интерпретации войны Российской православной церковью, те проповеди, которые произносит на них патриарх Кирилл, воплощают ее вполне недвусмысленно. Ее ключевые тропы или смысловые узлы легко идентифицируются: в 1917 году русские предали свою веру, после чего начался период безбожия; во время войны они (вновь) обратились к вере, и началось возрождение Русской церкви; война была карой, наложенной на русский народ в наказание за грех отступничества, а победа стала Божьим чудом. В подобной трактовке революция 1917 года и победа 1945 года связаны в единый узел, где революция символизирует грех, война — искупление этого греха, а победа — славу божественного спасения. История о грехе, искуплении и спасении требует мучеников, которыми в этой интерпретации как раз и являются погибшие на войне.
Апология страдания
Между религиозным мученичеством и смертью на войне много различий. Дело не только в том, что солдаты не являются свидетелями Христа, а многие из них могут вообще не быть (практикующими) христианами. Массовая, невольная и жестокая смерть в бою вряд ли похожа на индивидуальную, добровольную и экстатическую жертву, которую сознательно приносит мученик. Однако патриарх Кирилл в своих проповедях размывает эти различия. Он изображает погибших в Великой отечественной войне в буквальном смысле слова мучениками, хотя и мучениками патриотизма, а не православного христианства: ведь они погибли за Отечество, а не за Господа.
Страдания — это неотъемлемая часть истории любой войны и любого мученика. В своих проповедях патриарх Кирилл не замалчивает и не приукрашивает страдания военного времени. Напротив, он подчеркивает и смакует их, описывая их едва ли не со сладострастием, потому что страдания «выгодны», они сулят награду. Мученикам страдания даруют спасение, воинам — победу. Следовательно, чем больше страданий, тем грандиознее триумф. Точно так же и смерть не представляет собой проблемы, поскольку гибель на войне приносит славу победы, как смерть за Господа дарует славу спасения. Когда огромные страдания войны превращаются в страсти, а беспрецедентная по масштабам массовая гибель наделяется смыслом, сама война перестает казаться чем-то чудовищным и бессмысленным, что никогда не должно повториться. И все это сопровождается прославлением Отечества как некоей высшей ценности, ради которой стоит страдать и умирать. Неважно, как называется это Отечество — Советский Союз или Российская Федерация, ведь солдаты Советской армии, погибшие в ВОВ, прославляются как мученики сегодняшней России.
Мартирологическая интерпретация войны со стороны РПЦ разрешает противоречие между травмой и триумфом, превращая травму в триумф. Полностью соответствуя официальному кремлевскому культу Победы, она решает тяжелые, проблемные вопросы, связанные с огромной человеческой ценой этой победы. Церковная трактовка ВОВ связывает проявленный на войне героизм с духовным спасением народа и изображает войну героической, славной и благородной. Она восхваляет решение человека отдать жизни за свою страну на поле боя и представляет войну как нечто приемлемое и даже желаемое. Таким образом, РПЦ помогает Кремлю использовать память о Великой отечественной войне для оправдания своей агрессивной войны против Украины.
Однако было бы ошибкой считать мнемоническую активность РПЦ лишь ситуативной. Действительно, РПЦ тесно сотрудничает с Кремлем, в том числе и в военной сфере, результатом чего является многогранный процесс милитаризации русского православия и сакрализации милитаризма. Тем не менее, мартирологическая интерпретация ВОВ укоренена в традиционном взгляде Российской православной церкви на национальное прошлое России, в котором сочетаются духовность и милитаризм. И именно в этой традиции, а не в политике сегодняшнего дня, заключается сила мартирологического мнемонического проекта РПЦ.
