Через полтора месяца после начала войны России против Украины западная санкционная политика встретилась с препятствием. Сходу взяв почти непреодолимые высоты — закрытие воздушного сообщения, блокирование долларовых расчетов ряда российских банков, отключение их от SWIFT, арест большей части активов ЦБ и даже внесение в санкционные списки Путина — российские «недоброжелатели» в нерешительности остановились, когда потребовалось определить свое отношение к закупкам энергоносителей. Правда, не все. Американцы, чей несостоявшийся президент Джон Маккейн в свое время назвал Россию «бензоколонкой, претендующей на статус государства», решительно объявили об эмбарго в отношении российских нефти и газа, которое как раз на прошлой неделе было единогласно одобрено Сенатом. Однако одно дело США, импортировавшие в прошлом году из России 3,4% потреблявшейся нефти и с 2019 года вообще не ввозившие российский газ, и совсем другое — Европа, где в целом ряде стран контракты с Москвой обеспечивают до 2/3 используемой нефти и весь потребляемый газ.
Поэтому метания европейцев вполне можно понять. С одной стороны, Великобритания, наиболее критично относящаяся сегодня к России среди европейских держав и при этом не слишком сильно зависящая от российских энергетических поставок, может достаточно серьезно говорить о том, что она откажется от российской нефти уже в этом году, а от российского газа — в 2024-м. Некоторые страны, потребляющие небольшие объемы топлива и способные его заместить, тоже могут это сделать (тут вспоминается Литва, прекратившая закупки российского газа с 1 апреля в основном из-за наличия построенного еще в 2014 году терминала в Клайпеде, позволяющего принимать почти в два раза больше СПГ, чем необходимо республике). С другой стороны, есть Германия (а также Австрия и отчасти Италия), которые годами выстраивали энергетические взаимоотношения с Россией и которым даже сложно представить себе возможные в новых условиях убытки. Как заявил министр экономики ФРГ Роберт Хабек, «Германия работает над уменьшением углеродной зависимости от России, но быстро преодолеть ее невозможно». Протестами встречают заявления о возможном эмбарго и многие немецкие профсоюзы — так что пока стоит говорить в лучшем случае о сокращении наполовину закупок российской нефти в ближайшие 6−9 месяцев и отказе от импорта газа через три года. Австрия и Италия также пытаются выстроить реалистичные графики сокращения покупок российских энергоносителей, но без особого успеха.
В Европе градус дискуссии постоянно растет. На прошлой неделе Европарламент принял резолюцию (не обладающую, впрочем, силой закона), которая предписывает европейским правительствам немедленно отказаться от российских энергоносителей. Британский премьер уже совершил поездку по странам Персидского Залива с целью добиться повышения добычи нефти, но не достиг значимых результатов. «Большая семерка» выбросила на рынок огромные запасы нефти из стратегических резервов. Делегация США посетила Венесуэлу, а западные державы стали делать реверансы в отношении Ирана — и все с целью найти альтернативные российским источники поставок. При этом все чаще приходится слышать, что полностью заменить российские энергоносители — а сейчас страны ЕС платят Москве около € 700 млн в день — Европе нечем. Можно, конечно, как это становится распространено, нещадно критиковать своих предшественников, недальновидно допустивших подобную зависимость от Москвы, но такими рассуждениями делу не поможешь.
Однако европейцы постепенно продвигаются вперед в попытках уйти от зависимости от российских энергоносителей. Последний пакет санкций, согласованный 8 апреля, предполагает отказ ЕС от импорта российского (или поступающего из России) угля с августа 2022 года и ничего не говорит про нефть и газ. Стоит заметить, что в прошлом году ЕС импортировал российского угля на € 8 млрд, а нефти и газа — более чем на € 160 млрд. Правда, немецкие чиновники много говорят о снижении зависимости по нефти (канцлер Шольц недавно даже сказал, что Германия может полностью отказаться от российской нефти уже к началу 2023 года), но пока все это остается лишь заявлениями о намерениях. Естественно, политики в Украине и по всему миру не перестают повторять, что тем самым Европа финансирует российскую агрессию, позволяя Путину не нуждаться в деньгах для продолжения его жестокой войны. Но даже в случае перекрытия каналов поступления в Россию доходов от экспорта нефти и газа Кремль на протяжении пары лет может закрывать дыры в бюджете за счет рублевых заимствований — и этими деньгами финансировать военных и оборонщиков.
Сторонников максимально жестких санкций можно понять — все мы видим кадры расстрелов в Буче и ракетной атаки на вокзал в Краматорске. Но очевидно, что в нынешней ситуации нет реальных шансов на прекращение поставок российских энергоносителей в Европу. Более того, даже если бы их приток был полностью перекрыт, это привело бы лишь к новому витку роста цен на нефть и газ — что обусловило бы дополнительные расходы на энергоносители, которые оцениваются для всего Евросоюза на уровне в € 200 млрд в год. Хотя эта цифра кажется небольшой на фоне, например, расходов на борьбу с пандемией, она весьма существенна — и не стоит забывать, что речь идет о дополнении к расходам, которые ЕС уже несет в связи с приемом украинских беженцев, оказанием Киеву финансовой помощи, а также военными поставками. Поэтому даже несмотря на безумства, творимые российскими оккупантами в Украине, никакого полного эмбарго на поставки российских энергоносителей до 2024−2026 гг. в Европе так и не случится.
И тут возникает вопрос: а можно ли предложить некую альтернативную стратегию, которая позволяла бы поддерживать европейскую экономику и в то же время давить на Россию?
Более адекватный подход к энергетическим отношениям с Россией может состоять из трех элементов.
Первый предполагал бы, что Европа продолжит закупать российские нефть и газ в прежних (или даже нарастающих) объемах. Основной задачей стало бы получение от Москвы максимально выгодных условий поставок. В ситуации, когда прозвучали слова о чуть ли не полном эмбарго и когда Россия потеряла значительную часть резервов Кремль будет заинтересован наращивать экспорт, так как не имеет приемлемой альтернативы (новые трубопроводы построить сложно, фрахт подорожал в несколько раз,
Второй принцип состоял бы в том, что проблемой следовало признать не поступление в Россию денег, а возможность за эти деньги покупать нужные для российской экономики товары. Как ни парадоксально, но сейчас прямые санкции затрагивают довольно небольшую часть европейского экспорта, в то время как многие российские предприятия критически зависят от компонентов и комплектующих европейского производства. Часть этих товаров перестала поступать в Россию, но не из-за санкций, а из-за того, что многие международные компании решили отказаться от бизнеса с Москвой. Европейцам следовало бы детально изучить список своих поставок в Россию и исключить из них не столько конечные потребительские товары (отказ от продажи в России продукции Chanel или Louis Vuitton не подорвет основы путинского режима), сколько все виды оборудования и комплектующих. Это нанесло бы российской экономике намного более серьезный удар, чем нефтегазовое эмбарго. Учитывая, что в последние десять лет средний размер положительного торгового сальдо России составлял $ 172 млрд, или почти 70% от среднего объема импорта, стоит признать, что даже сокращение на 2/3 энергетических поставок из России в Европу не приведет к серьезным негативным последствиям, так что надо искать другой путь санкционного давления. Ограничение экспорта в Россию было бы куда болезненнее для Москвы и обошлось бы Брюсселю дешевле, чем запрет на импорт российских нефти и газа (да и любого другого вида производимой в России продукции).
Но самым важным мог бы стать третий принцип. Первые два элемента предлагаемой стратегии позволят европейцам минимизировать издержки антироссийских санкций — так что основной частью плана можно сделать специальный налог (например, в размере трети стоимости приобретаемых ЕС у России нефти и газа), который мог бы направляться в Фонд восстановления Украины, создавая базу для своего рода «Плана Маршалла» для украинского послевоенного возрождения. Такой налог мог бы составлять до € 50−60 млрд в год и его можно было бы собирать на протяжении 4−6 лет, пока потоки российских энергоносителей не будут переориентированы на альтернативные рынки (Кремль, столкнувшись с подобной ситуацией, сам начнет стремиться к сокращению отгрузок в Европу, учитывая его параноидальную ненависть к Украине и стремление любыми путями нанести ей максимально возможный урон). Собранные суммы стали бы важным элементом поддержки экономики Украины в послевоенный период и облегчили бы переговоры о финансовых условиях ее вступления в Европейский Союз.
В экономике, в отличие от политики, решения, приносящие серьезные дополнительные издержки, редко отличаются долговечностью. Отказ от импорта российских энергоносителей европейскими странами на сегодняшний день невозможен, а постоянная раздача обещаний подобного рода может в перспективе только девальвировать заявления европейских политиков. Задача поэтому должна состоять не в том, чтобы любой ценой принять и начать реализовывать это решение (в случае успеха проиграют, во-первых, Евросоюз, который будет хронически переплачивать за потребляемую энергию, и, во-вторых, Украина, помощь которой будет ограничена финансовой ситуацией в ЕС; в выигрыше окажутся разве что автократические монархии Персидского залива как главные бенефициары передела европейского рынка), а в том, чтобы сократить финансовые издержки для Европы, предложить эффективные методы сохранения санкционного давления на Россию и — главное — создать четкую систему финансирования восстановления и развития Украины хотя бы на ближайшие десять лет.
В санкционной политике по отношению к России наступает момент, требующий не только совершенствования санкционного инструментария, но и выработки политики, сочетающей сдерживание и наказание агрессора с поддержкой его жертвы.
