Невозможно понять смысл войны в Украине или внутреннюю ситуацию в сегодняшней России без учета «победобесия», одержимости страны Великой Отечественной войной (ВОВ). Уже в 2014 году, в самом начале российско-украинского конфликта, российское государство попыталось соединить две войны, прошлую и сегодняшнюю, в общественном сознании, связав национальную память о ВОВ с происходящим в Украине и сделав поддержку войны «тестом-проверкой на истинную русскость». После начала полномасштабного вторжения в Украину в 2022 году размывание прошлого и настоящего в российском информационном пространстве вышло на новый уровень: власти используют это приравнивание двух войн для оправдания застопорившихся военных действий сегодня, одновременно все больше зажимая в тиски российское гражданское общество.
То, как правительство Путина во внутреннем контексте берет на вооружение и использует в своих интересах Великую Отечественную войну, далеко не полностью изучено политологами. Коллективная память о ВОВ, наряду с отношениями с Западом, стала важнейшим инструментом маргинализации российской оппозиции и гражданского общества. Подобно тому, как российская пропаганда использовала отсылки к ВОВ для создания образа украинцев как нацистов, она инструментализировала хорошо знакомые публике исторические аналогии для маргинализации и стигматизации критических голосов в России, маркируя их как внутренних врагов.
В создании образа внешних и внутренних врагов российской пропаганде помогает народная память о коллаборационизме в военное время. В нынешней российской риторике «киевский режим» плотно ассоциируется с «бандеровцами»: само это слово превратилось в зонтичный термин для обозначения любых украинских националистов, которые пытались заручиться поддержкой нацистской Германии для освобождения своей родины во время Второй мировой войны. Речь идет не об историческом анализе роли Бандеры или Организации украинских националистов (ОУН), а о «полезной», политизированной памяти о прошлом. Соответственно, официальные обсуждения «предательства» украинцев в военное время оставляют без внимания такие сложные аспекты исторического прошлого, как борьба между фракциями ОУН и тот факт, что Степан Бандера провел большую часть войны в немецком плену.
Менее заметной особенностью российского патриотического дискурса является обращение к истории российского коллаборационизма. В официальных СМИ русский Бандера предстает в образе Андрея Андреевича Власова, советского генерала, который, оказавшись в 1942 году в плену на Восточном фронте, создал Русскую освободительную армию. С тех пор он служит символом предательства и коллаборационизма в советской и российской культуре. Российские государственные СМИ склонны рассматривать реабилитацию Бандеры в Украине как важное звено в цепи событий, приведших к хаосу и противостоянию на Майдане, а также к конфликту в восточной части Украины. Тех историков и общественных деятелей, которые вопреки общепринятому отрицательному отношению к Власову высказываются о нем иначе, обвиняют в предательстве России и стремлении развязать российскую версию украинской «цветной революции». В своем исследовании я показываю, что российское государство вложило значительные ресурсы в укрепление этого представления о вредительской пятой колонне, окопавшейся в тылах воюющей страны, причем Федеральная служба безопасности недавно даже обнародовала документы, якобы доказывающие исторически несостоятельную теорию о том, что Власов и ОУН были союзниками в военное время.
В нынешнем контексте ссылки на Власова и коллаборационизм военного времени — не просто средство достижения патриотического консенсуса. Российский официальный дискурс все больше сводит нынешние реалии к воображаемому военному прошлому, превращая любые разговоры о сотрудничестве периода ВОВ в мощный и гибкий символический клеветнический инструмент дискредитации политических противников. Возможности такой линии атаки впервые обозначались в 2016 году, когда пропутинский режиссер Никита Михалков обвинил Ельцинский центр в Екатеринбурге в стремлении «реабилитировать Власова и власовцев», чтобы разрушить российское «национальное сознание». Предлогом для нападок послужили некоторые двусмысленные заявления заместителя директора Центра Никиты Соколова, в которых он затронул вопрос о том, могут ли вооруженные оппозиционные движения советской власти когда-нибудь стать предметом исторического пересмотра или даже реабилитации. Однако скандал быстро утих, когда Путин во время своей ежегодной пресс-конференции высказался против «бесконечного обострения этих вопросов».
Полномасштабное вторжение РФ в Украину в 2022 году подорвало несущие конструкции путинского режима и усилило дискурс о ВОВ, открыв тем самым шлюзы для новых манипуляций с историей военного времени. В прошлом году российские власти использовали отсылки к коллаборационизму времен Второй мировой войны как инструмент подавления и преследования оппонентов: прокуратура возбудила уголовные дела против нескольких членов ликвидированной правозащитной группы Международное общество «Мемориал» по обвинению в «реабилитации нацизма». Основанием для такого обвинения стало появление имен нескольких предполагаемых коллаборантов времен ВОВ в огромной базе данных жертв советских репрессий, которую ведет «Мемориал». В данном случае почву для репрессий через правовую систему подготовило зараженное национализмом общественное мнение. В 2021 году организация «Ветераны России» донесла на «Мемориал» за проведение «массовой реабилитации власовцев» на фоне якобы симпатий к фашизму и призвала государство привлечь организацию к ответственности.
Логика в данном случае весьма сомнительна. Люди, обозначенные в списке жертв «Мемориала» как «власовцы», попали в этот список благодаря тому, что прошли официальную реабилитацию, а этот процесс находится в компетенции Министерства внутренних дел, а не «Мемориала». Стоит также принять во внимание исторический контекст этих дел. В большинстве случаев «коллаборационистов» не судили за измену, а после войны наказывали административной ссылкой в «специальные поселения» в отдаленных районах страны. После отбытия шестилетнего срока они, по крайней мере теоретически, могли реинтегрироваться в советское общество. Таким образом, в неявной форме российское государство отвергает собственную систему наказания коллаборационистов как недостаточную, представляя «власовцев» врагами народа, а затем используя сталинский принцип «вины за соучастие», чтобы очернить гражданских активистов, якобы связанных с ними.
Память о коллаборационизме военного времени показывает, как российское правительство использует вездесущие образы ВОВ в политических целях. Однако следует признать, что злоупотребление историей ВОВ и спекуляции о коллаборационизме военного времени, не является исключительной прерогативой властей. Чтобы понять, почему призрак Власова снова объявился в современной российской политической реальности, следует рассмотреть дело Ильи Пономарева, бывшего депутата Госдумы РФ, который утверждает, что управляет «Политическим центром» и «Легионом Свобода России» из Киева, взявшим на себя ответственность за несколько партизанских акций внутри России. Как сторонники, так и противники Понамарева сравнивают его с Власовым — несмотря на то, что Пономарев, который не скрывает своих левых взглядов, критически высказывался о генерале как пособнике фашистов.
Вопрос о том, являются ли антипутинские силы Пономарева, воюющие на стороне Украины, «новой версией армии Власова» — ошибочен и непродуктивен. Во-первых, такие вопросы исходят из искаженного исторического понимания Власова. Историкам давно известно, что Русская освободительная армия Власова была фантомной силой, использовавшейся немцами в целях пропаганды на протяжении большей части войны. Сторонники Власова часто искажали исторические факты, представляя его армию популярным политическим движением, которое действовало независимо или даже вопреки целям нацистов на Востоке, и эта точка зрения имеет свое собственное компрометирующее историческое наследие. С другой стороны, уподобить Пономарева Власову означает перемешать и соединить исторические периоды и военные конфликты, причем с точки зрения методологии и практики все это сильно напоминает исторические фальсификации и передергивания, практикуемые российской пропагандистской машиной. Конечно, Власов сотрудничал с захватчиком, преследовавшим колониальные цели, но Пономарев - как бы мы ни относились к его деятельности — сотрудничает с зарождающейся демократией, сопротивляющейся иностранной агрессии.
Российское правительство эффективно смешивает прошлое и настоящее, создавая образ внутренних врагов страны. Но и антипутинские силы тоже часто прибегают к ошибочным историческим аналогиям со Второй мировой войной (хотя в данном случае использование исторической памяти не имеет таких катастрофических последствий, потому что не влечет за собой государственные репрессии). Сложившаяся сложная ситуация предупреждает нас об опасности прочтения нынешнего военного и кризисного контекста России с помощью исторических аналогий, особенно тех, что растут из конфликта, породившего такие разделяющие и противоречивые воспоминания, как Вторая мировая война. В этом смысле многочисленные и вводящие в заблуждение попытки вписать фигуру Власова в сегодняшние российские дискурсы служат напоминанием о пагубном для страны внимании к воображаемому военному прошлому. Если Россия будущего публично возьмет на себя ответственность за войну в Украине, вопрос о том, как отделить ее от Великой Отечественной войны, будет стоять очень остро.
