Чем дольше длится война с Украиной, тем больше привилегий Кремль дает ее участникам с российской стороны. Им предоставляются материальные льготы, почетные статусы, послабления получают предприятия, которые отправляют добровольцев на фронт. Участие в войне освобождает от наказания заключенных, виновных в самых серьезных преступлениях, и превращает их в уважаемых государством «ветеранов», которым положены те же льготы. Власти, которые говорят о «сплоченности» и единстве общества, сами раскалывают его. Не воюющее население, которое не заслужило почета и льгот, становится более низкой «кастой», и такое отношение к нему особенно не скрывает Владимир Путин. «Гражданские» такое отношение чувствуют, они не готовы признавать первенство военных и уважать их по умолчанию.
Люди на особом положении
В июле этого года российский Верховный суд постановил, что участники войны «перестают быть общественно опасным и подлежат освобождению от наказания на основании изменения обстановки». Такое решение ВС принял, рассматривая обвинительный приговор ефрейтору российской армии, который в мае совершил смертельное ДТП, а потом отправился на фронт. За несколько недель до этого решения вступил в силу закон, по которому россияне, признанные виновными в преступлениях небольшой и средней тяжести, освобождаются от наказания в случае отправки на фронт по добровольному контракту или по мобилизации. Так суд и законодатели фактически признали, что участие в войне переводит гражданина в другую «касту», с более широким набором прав и привилегий, по сравнению с «гражданским населением». Государство поддерживает эту «военную» часть общества и материально. «Фронтовики» (и кадровые военные, и добровольцы-контрактники, и мобилизованные) получают статус ветерана боевых действий, который предусматривает, например, 50% льготу по оплате ЖКХ. Кроме того, военнослужащим положены выплаты размером 195 тысяч рублей в месяц. Этот доход даже в крупных городах достижим только для руководителей средне-высшего звена или успешных предпринимателей. За мобилизованными и добровольцами закрепляются их рабочие места на гражданке. Дети «фронтовиков» получают преференции в поступлении в вузы, их семьям не начисляются пени за просрочку платежей по жкх и ипотеке.
Особое положение этой группы подчеркивает статус «ветерана». Долгое время это слово относилось преимущественно к ветеранам Великой Отечественной Войны, имело особое значение, и это было вполне оправданно. Постепенно «ветеранами», которые присутствовали на официальных мероприятиях, стали силовики, которые никакого отношения к ВОВ не имели. Сейчас обычные действия солдат в бою становятся «подвигами», а беззлобная, без какой-либо доли критики или насмешки пародия на эти действия объявляется кощунством и карается. Это происходит в полном соответствии с культом ветеранов, «оскорбление» которых тоже наказывается.
Участникам войны и их семьям уделяют особое внимание в избирательных кампаниях даже оппозиционеры, а Кремль создал для их обслуживания и поддержки особый фонд во главе с племянницей Путина Анной Цивилевой. Сам российский президент в прошлом году очень откровенно обозначил, чем, на его взгляд, «фронтовики» отличаются от гражданских. «Некоторые ведь живут или не живут — непонятно, и как уходят — от водки или еще от чего-то — непонятно, а потом ушли. Жили или не жили? И незаметно [жизнь] пролистнулась как-то, то ли жил человек, то ли нет. А ваш сын жил. Его цель достигнута. В этом смысле, конечно, его жизнь оказалась значимой, с результатом. Причем с таким, к которому стремился», — сказал он на встрече с матерями мобилизованных одной из женщин.
Уже тогда Путин разделил общество на людей, живущих «значимую» для государства и общества жизнь, и всех остальных — живущих жизнь не значимую. Во время Второй мировой войны в СССР с почетом (по крайней мере, формальным) относились к «труженикам тыла» и точно не упрекали их в «незначимости».
«Я с ними (участниками войны) иногда говорю — по телефону с некоторыми говорил напрямую, с ребятами. Во всяком случае, я говорил с теми, кто меня даже удивлял своим настроением, своим отношением к делу. Они не ожидали этих звонков от меня, тоже через мам, кстати говоря, эти звонки были», — признавался на той же встрече Путин, и в данном случае, не очень важно — преувеличивает он или говорит правду. Поговорить напрямую с президентом может далеко не всякий высокопоставленный чиновник, а тут глава государства указывает — «с солдатами я говорю, это не абы кто, вот их место в текущей иерархии».
Любимчики и пасынки
Российская власть прагматично выделяет военных в особую группу — ей нужно привлекать на фронт как можно больше добровольцев, а мобилизованным и их семьям нужно хоть как-то облегчить жизнь (сама мобилизация была и остается очень непопулярным шагом). Для Путина деление общества на «лучшую» и «худшую» часть может быть вполне искренним. Он очень хочет победить Украину и доказать свою правоту Западу, а военные ему в этом помогают. Поэтому у окружения президента есть дополнительные стимулы всячески поддерживать и выделять любимую им часть общества.
Похожая история происходила с поддержкой многодетных семей и института родительства. Власть беспокоилась о демографии и пыталась поощрить семьи и словом (рассказами о том, как много родительство значит для страны), и делом (материальными выплатами). Некоторые молодые родители действительно стали воспринимать себя как людей, работающих на благо общества, которое должно быть им благодарно. Реакцией «немногодетных» россиян стали популярные истории и анекдоты на тему «я же мать», где высмеивалось поведение матерей, которые требовали от окружающих уважения или материальной поддержки только за то, что они родили ребенка.
Кремль вновь наступает на те же грабли. Для многих граждан цели войны неясны, они устали от новостей про нее и ждут мирных переговоров. Поэтому воспринимать военнослужащих как «героев-защитников» и ветеранов эта группа россиян не очень готова. Гражданские ставят на место требующих привилегий «участников СВО» и членов их семей. Материальная поддержка военных за счет бюджета энтузиазма гражданским не прибавляет, особенно на фоне собственных экономических трудностей, связанных с ростом курса валют. Даже сторонники военных действий, скорее всего, воспринимают их участников как людей, которые либо делают то, что обязаны (и тут мобилизованный мало чем отличается от кадрового военного), либо как «солдат удачи», получающих достойное вознаграждение и воюющих ради него.
Перевод в ранг героев бывших заключенных и вовсе маргинализирует статус ветерана «первой украинской», особенно в населенных пунктах, где такой контингент ветеранов преобладает. Вернувшихся с фронта преступников, получивших индульгенцию, не чтят, а боятся. Отказывают им в почете даже чиновники, которые не хотят выделять под захоронение «вагнеровцев» (а именно через ЧВК Пригожина шла на фронт основная масса заключенных) почетные места на кладбище и находят в этом поддержку у местных жителей. «Гражданские» жалуются не только на бывших заключенных, но и на приехавших в учебку добровольцев, которые мешают нормальной жизни их населенных пунктов.
Сами мобилизованные и добровольцы это отношение со стороны власти хорошо чувствуют и свое «особое положение» прекрасно понимают. Они требуют от «обычных» граждан особого отношения, а если те не идут навстречу, готовы отстаивать эти права с кулаками. Представители власти подыгрывают, скорее, военным, чем гражданским. Вернувшиеся с фронта мужчины не гнушаются грабить магазины, нападать на подростков, чей вид им не понравился. Индульгенцией для этих действий часто служит участие в войне. Естественно, что у «гражданских» такие действия «ветеранов» поддержки и уважения не вызывают.
В перспективе это деление на «лучших» военных и «второстепенных» гражданских грозит превратиться в один из самых масштабных за последние годы расколов российского общества, который был спровоцирован властью. Вместе с экономическими трудностями трещина будет расти — чем хуже будет становиться российской экономике, тем хуже будет материальное положение гражданских, и тем лучше на этом фоне будут выглядеть преференции военных. Модератором этого конфликта власть быть не сможет — она заранее выбрала его сторону. Но этот выбор стороны автоматически отворачивает Кремль от «гражданского» электората, обывателей, которые считаются той самой базой режима, «путинским большинством». Утрата его поддержки — большой риск для вертикали власти, которая не привыкла быть партией «меньшинства», пусть и «меньшинства» с боевым опытом.
