Российские спецслужбы часто оказываются в центре внимания мировой прессы, но это мало добавляет к нашим отрывочным знаниям о них. Конспирологических теорий много, фактов — мало. Представители государства привычно отрицают какую-либо причастность российских агентов к громким убийствам или вмешательству в выборы в зарубежных странах. Все это не приближает нас к пониманию реальной политической роли спецслужб.
Секретность и скрытность, с которыми связана работа разведки во всем мире, понятна. Массовая культура любой страны интересуется мастерами шпионского дела и убийцами-призраками, и никогда толком ничего о них не знает. И все-таки российские рыцари плаща и кинжала — особый случай. Поэтому важна любая попытка пролить свет на мотивы их действий и конечные цели.
Именно этой задаче посвящена новая книга Андрея Солдатова и Ирины Бороган «Соотечественники: жесткая и хаотичная история российских изгнанников, эмигрантов и агентов за рубежом» (The Compatriots: The Brutal and Chaotic History of Russia’s Exiles, Émigrés, and Agents Abroad). Авторы рассказывают о происхождении российских спецслужб, делая акценты на преемственности их истории. Расследование Бороган и Солдатова демонстрирует, что у современных агентств безопасности России намного больше общего с их предшественниками из советских спецслужб, чем можно было подумать.
Иногда прошлое может открыть нам больше, чем настоящее. Работая над книгой, авторы пользовались множеством источников, включая рассекреченные документы, опубликованные мемуары и интервью, взятые специально для этой работы.
Советская тайная полиция была отражением самой природы политического движения, построенного Лениным. С момента своего создания в конце XIX века Российская социал-демократическая рабочая партия (ее фракция, партия большевиков, позже стала называться коммунистической партией) на протяжении свой дореволюционной истории была подпольной группой, многие члены которой жили в эмиграции. Временами у большевиков бывали легальные представители и даже депутаты в Думе, но Ленин всегда настаивал на сохранении подпольной сети профессиональных революционеров. Царская полиция могла закрыть легальные ячейки и тогда эстафету должны были перехватить нелегальные.
Как и большинство других подпольных организаций, большевики всегда крайне чувствительно относились к предательству. В логике подпольщика перебежчик — хуже, чем открытый враг. Когда заговорщики вернулись в свою страну и неожиданно взяли власть в 1917 году, они столкнулись с новой для себя ситуацией: их партия больше не была сплоченной группой единомышленников, ее ряды теперь пополнялись самыми разными людьми, стремившимися во власть с самыми разными целями. Большинство новых членов никогда не переживали тягот тюремного заключения и ссылок. С точки зрения старых большевиков, новые заведомо были под подозрением: они могли просто быть случайными людьми или оппортунистами.
В первые годы советской власти называть партию большевиков «правящей» можно было только с натяжкой. Институты государства еще не были построены. Отряды красногвардейцев не были похожи на регулярную армию. Никакой централизованной администрации на селе и вовсе не было. Новой власти, чувствовавшей себя крайне уязвимо, была нужна чрезвычайная, боевая сила, безжалостная к врагам и изменникам. ЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия) была нужна партии не потому, что ее государство было сильным, а потому что оно было слабым. Чрезвычайные полномочия и готовность к насилию были призваны компенсировать нехватку у нового режима ресурсов и «нечрезвычайных» инструментов госуправления.
Изначально в центре внимания новой политической полиции были идеологические враги режима. Бороган и Солдатов отмечают, что коммунистов, которые оказывались в оппозиции к правящей группе, не убивали, а отстраняли от власти и выдворяли из страны. Но по мере укрепления личной власти Сталина, физическое устранение оппонентов становилось все более распространенной практикой.
Сталин слишком хорошо знал, какую роль играли эмигранты в переворотах и революциях по всей Европе, а не только в России. Сам он провел за границей не так много времени, в то время как те из товарищей Сталина, которых он считал своими врагами, долгое время были политическими эмигрантами.
Публицист и революционер Лев Троцкий жил за границей с 1905 по 1917 год (и некоторое время до 1905 года). В конце 1920-х гг., когда его изгнали из Советского Союза, Сталин, вероятно, был убежден, что этот способный организатор и умелый пропагандист будет таким же опасным для большевистской России, каким оказался для царской.
Сталинские опасения означали смертный приговор для Троцкого и многих других политических эмигрантов советского времени. Солдатов и Бороган рассказывают истории убийств и спецопераций, прослеживают судьбы Якова Блюмкина, Наума Эйтингона, Василия Зарубина и других известных персонажей истории НКВД, рассказывают об отделе, который занимался убийствами оппонентов режима. Авторы предполагают, что подобное подразделение существует и в структуре нынешних спецслужб РФ.
Ирония советской истории, между тем, заключалась в том, что белогвардейские эмигранты, коммунисты-«изменники» и представители других волн эмиграции оказались совсем неэффективными борцами с советским режимом. Солдатов и Бороган рассказывают о том, как иностранцы, в том числе американцы, пытаясь использовать эмигрантские сообщества для противодействия московскому режиму, создавали антисоветские организации, но те становились скорее кружками по интересам, чем партиями борцов за другую Россию. У большевистских изгнанников дореволюционного времени была картина желанного будущего, за которую они готовы были страдать. У большинства бывших белых офицеров и большинства других антисоветски настроенных эмигрантов была лишь картина прекрасной России прошлого, по поводу которой они бесконечно спорили. Большевики же пресекали оппозицию и думали только о светлом будущем — одинаковом для всех.
По словам профессора международной безопасности Уорикского университета и эксперта по британской разведке Ричарда Олдрича, задачи разведки в демократических и авторитарных странах различны. По словам Олдрича, «в демократических странах разведка отвечает за сбор информации. В авторитарных режимах она защищает режим и присматривает за эмигрантами».
Но причины продолжающейся практики заказных убийств глубже. ЧК получила чрезвычайные полномочия еще до того, как советское государство было полностью сформировано. Система госуправления в России менялось и реформировалась, а ЧК следила за лояльностью комиссаров и министров. Чекисты пришли раньше того государства, правопреемником которого является сегодняшняя Россия, смотрят на него свысока, и считают себя ответственными за чистоту и лояльность госслужбы.
При этом стоит помнить и об отличиях. При коммунистическом правлении тайная полиция была политическим инструментом правящих идеологов. В современной России для идеологии в том смысле, как ее понимали в ХХ веке, не осталось места. Многочисленные преемники КГБ — внутренние спецслужбы, иностранная разведка, ФСО — зажили собственной жизнью. В наше время скорее настроения и идеи высокопоставленных спецслужбистов влияют на правящие элиты России, чем правящие политики идеологически влияют на спецслужбы.
Чтобы понять внутреннюю и внешнюю политику России, необходимо изучать и принимать во внимание логику мышления спецслужб и органов безопасности страны. Реформирование российской политической системы потребует создания современной разведывательной службы, агентства внутренней безопасности и отказа от чрезвычайных организаций в их сегодняшнем российском виде.
