Каких-то пятнадцать лет тому назад, когда президент Путин еще только вынашивал свои геополитические планы, развитие российской рыночной экономики приносило «ударникам капиталистического труда» казавшиеся немыслимыми доходы. В рейтинге Forbes за 2008 год на Россию приходилось 87 долларовых миллиардеров из 1125, причем 4 входили в топ-20 мирового «табеля о рангах». Обретенная собственность — как и утверждали западные либералы — воплощалась в свободе: пресса пестрела сообщениями о купленных ими шато и самолетах, яхтах и произведениях искусства, безудержном веселье в Куршевеле или приемах в Лондоне. «Новые русские» к тому же были самой молодой «когортой» мировой бизнес-элиты: в среднем им было по 46 лет. Однако прошло всего ничего и «вставшая с колен» Россия уронила былых кумиров в грязь: сегодня самый богатый из россиян занимает 87-ю позицию в мировом рейтинге, а совокупное состояние 20 наиболее обеспеченных граждан России существенно меньше «цены» одного Илона Маска. Но, и это самое важное, собственность принесла всем сверхбогатым россиянам не свободу, а рабство: ошибочно считавшие себя частью глобального «высшего круга», они остались для Запада гражданами преступной ныне страны и сообщниками ее лидера, и потому массово теряют зарубежные активы и вынуждены перебираться обратно в Россию.
Война в Украине и санкции в отношении сверхбогатых россиян привели к огромным финансовым потерям. Некоторые оценки снижения стоимости принадлежащих им активов достигали $ 54 млрд, а сумма замороженных средств и арестованного имущества в иностранных юрисдикциях составляет $ 30−35 млрд. Можно вспомнить и потерю таких дорогих вещей, как, например, яхт Sailing Yacht A стоимостью в $ 440 млн и Amadea стоимостью в $ 300 млн, принадлежавших Андрею Мельниченко и Сулейману Керимову соответственно. При этом санкции привели к обретению оставшимся у них имуществом совершенно нового статуса.
Надо отметить, что российский бизнес оценил последствия начатой Путиным войны быстро и адекватно. Ведущие отечественные предприниматели еще почтенно слушали президента в Кремле вечером 24 февраля, когда их частные самолеты прогревали двигатели во Внуково-3. Однако стремительный исход (по разным данным, Россию в первые 48 часов после начала полномасштабных военных действий против Украины покинула чуть ли не половина членов «клуба Forbes») оказался недолгим: за последовавшие несколько месяцев под санкциями ЕС, США и Великобритании оказалось не менее 70 российских миллиардеров (в том числе все члены злосчастного совещания президента с ведущими членами РСПП) а некоторые, такие как Аркадий Ротенберг, Константин Малофеев, Алексей Миллер или Андрей Акимов, состояли в «стоп-листах» еще с 2014—2016 гг. Включение в санкционные списки не означало депортации (некоторые россияне до сих пор живут в юрисдикциях, занесших их в эти листы, — как делает, например, в Великобритании Михаил Фридман), крупные бизнесмены быстро осознали, что активы на Западе, с одной стороны, не составляли большей части их состояния, и, с другой стороны, в очень редких случаях приносили устойчивый доход. И поэтому начиная уже с апреля-мая 2022 года «релоканты», столкнувшись с перспективой «глотать пыль» в европейских судах, потянулись обратно в Россию — приводить в порядок дела и не допускать конкурентов к бюджетным потокам и госзаказу.
В результате можно констатировать, что за прошедшие двенадцать месяцев Путин более успешно «национализировал элиты», чем за предшествующие одиннадцать лет: выделяя три «группы товарищей» по их местоположению и поведению, нельзя не прийти к выводу, что российский бизнес оказался не менее прочной основой режима, чем, например, «силовики» — причем и в том, и в другом случае основой лояльности выступает специфика «кормовой базы».
Основной (причем подавляюще основной) является группа тех, кто быстро «осознал» пагубность своего увлечения Европой. Если взять в качестве ориентира список Forbes образца 2021 года, окажется, что сегодня из России не кажут носа 40−50 человек из его первой сотни. Они продолжают «конструктивно работать» в стране, хотя при этом многие из них покинули посты руководителей или членов советов директоров своих компаний, так как формальное участие их в управлении активами резко затрудняет бизнес соответствующих компаний (не обращать на это внимания могут только откровенно криминализированные и никак не зависящие от внешних рынков бизнесы типа «Агрокомплекса» Александра Ткачева, не гнушающегося даже захватом угодий в оккупированных регионах Украины). Часть этих предпринимателей спешно избавились от значительной части активов, переписав их на детей (как, например Роман Абрамович) или жен (как руководитель «Северстали» Алексей Мордашов и глава «Еврохима» Андрей Мельниченко), или вообще заявив об «уходе на пенсию» (чем повеселил наблюдателей Алишер Усманов). Однако можно уверенно утверждать, что российские бизнес-элиты сегодня радикально «национализировались» — доля расположенных на территории Российской Федерации активов в их состояниях выросла, а зависимость от государственной власти увеличилась. Многие — и лидером тут является Владимир Потанин — активно поучаствовали в скупке активов ушедших из России иностранных компаний, параллельно рассуждая о том, насколько порочной является в общем и целом практика их конфискации. Большинство бизнесменов при этом пассивно наблюдают за происходящим, смиренно платят растущие налоги, подчеркнуто активно участвуют в программах импортозамещения и работают во всевозможных комиссиях по поддержке экономической устойчивости в условиях войны. Альтернативой Западу стал «Юг»: богатые россияне скупают недвижимость в Эмиратах, Израиле и Турции, но уже не ставят на зарубежье как на основное место проживания: недавно в Москву вернулся даже многолетний резидент Швейцарии и новоявленный гражданин ОАЭ Андрей Мельниченко.
При этом часть даже самых богатых предпринимателей выбрала отъезд из страны при сохранении своих российских активов, включении «режима тишины» относительно происходящего на родине и, что самое важное, минимального информирования общественности о своем местонахождении. К их числу можно отнести, например, Михаила Прохорова, убывшего в неизвестном направлении после начала войны, и, вероятно, счастливо обретшего паспорт Израиля, после чего новости о нем практически исчерпались. При этом, надо заметить, этот бывший кандидат в президенты России остается богатейшим гражданином России, не попавшим ни под какие санкции, а его прекрасная яхта Palladium в последнее время передвигается между портами западного побережья Центральной Америки. Подобная же тактика применяется многими предпринимателями меньшего «калибра», которые не попали в европейские и американские санкционные списки и предпочитают теперь проводить большую часть времени за рубежом, соблюдая полную лояльность к российской власти. При этом данная группа бизнесменов находится под постоянным риском санкций, так как Украина внесла в свои списки весь состав российского списка Forbes, включая не только Прохорова, но и участвовавшего в переговорах с Россией Абрамовича, арестовав и конфисковав активы многих предпринимателей, к которым западные страны не имели и не имеют претензий — например, мощности по производству стройматериалов, «с нуля», построенные в последние годы российской группой «ЛСР», контролируемой Андреем Молчановым. Киев же, как известно, постоянно призывает Запад ориентироваться на свои санкционные списки — самые широкие по состоянию на данный момент.
Наконец, третья, весьма немногочисленная, группа — это те предприниматели, которые решил не возвращаться в Россию, даже несмотря на наличие у них крупного бизнеса в стране. Среди них ожидаемо оказались владельцы «Альфа-групп» Михаил Фридман и Петр Авен: еще несколько лет назад Forbes называл «Альфу» самой «интернационализированной» российской финансовой группой на основании крайне высокой доли зарубежных активов в суммарном состоянии ее бенефициаров. По разным причинам открыто живут вне России основатель и бывший владелец банка «Тинькофф» Олег Тиньков, крупный акционер «Яндекса» Аркадий Волож и собственник диверсифицированного портфеля активов Александр Мамут (к ним можно добавить также и обосновавшегося в Ташкенте Алишера Усманова). Некоторые бизнесмены — в том числе Юрий Мильнер и Николай Сторонский — даже отказались от российского гражданства. Многие из этих предпринимателей находятся под западными санкциями — и их объединяют активное стремление оспорить санкционные решения, ведущиеся судебные тяжбы с европейскими властями и попытки доказать свою непричастность к российской агрессии (что, вероятно, не должно восприниматься Кремлем с большим энтузиазмом). Стоит заметить, что даже несмотря на то, что многие олигархи вернулись в Россию, более 60 человек судятся с европейскими властями относительно введенных против них санкций, и, по признанию самих европейских юристов, многие из этих исков не безнадежны.
По грубым подсчетам, в течение 2022 года физически покинули Россию на долгий срок предприниматели, на которых приходится менее 10% активов суммарно контролировавшихся российскими миллиардерами по состоянию на момент начала войны в Украине. Это объясняется тем, что в неправовом государстве собственность становится основой не для свободы, а для рабства: потратив годы на выстраивание бизнес-империй, люди превращаются в их заложников, и готовы практически на все во имя сохранения накопленного, чем блестяще пользуется сейчас Кремль, опровергая своей политикой даже самые, казалось бы, незыблемые постулаты экономического либерализма. К тому же нельзя сбрасывать со счетов саму санкционную политику западных стран, которая привела к «выдавливанию» олигархов обратно в Россию и к массовой перерегистрации активов из иностранных в российскую юрисдикцию. Санкции в том виде, в каком они были введены, не только консолидируют российский бизнес вокруг Кремля и наказывают прежде всего тех, кто в течение многих лет стремился соответствовать западным стандартам прозрачности бизнеса, никак не затрагивая при этом «автохтонных» российских бандитов, но и находятся в существенном противоречии с базовыми положениями западной юридической системы. Основа правового государства состоит в том, что закон должен обладать универсальностью — и поэтому вполне допустимы санкции против отдельных стран, отраслей и/или позиций экспорта и импорта, но ограничительные меры против конкретных лиц не могут вводиться иначе как по решению суда со всеми элементами состязательности обвинения и защиты (тогда как санкционные меры вводятся решениями исполнительной власти — даже не парламентами). Иначе говоря, я рискну утверждать, что в сфере применения к российским предпринимателям персональных санкций столкнулись — как ни странно — две волюнтаристские системы, и результатом конфликта стала «репатриация» бизнесменов в ту среду, откуда они изначально и вышли.
Последним вопросом, который часто встает при оценке судеб российской бизнес-элиты, является вопрос о том, может ли она попытаться обрести давно утраченную политическую субъектность в самой России (все помнят, как в «лихие девяностые» предприниматели нередко диктовали условия Кремлю)? Я бы сказал, что при демонстрации полной лояльности Путину крупный российский бизнес никогда не простит ему испытаний, выпавших на его долю в последние годы. Огромные усилия, потраченные на интеграцию в международную деловую среду, оказались напрасными. Надежды на то, что пребывание в западных юрисдикциях может защитить российские активы, пошли прахом. Сейчас никто из крупных предпринимателей не готов сколь-либо активно осуждать путинскую политику (характерно, что критические замечания о войне от Олега Дерипаски, Михаила Фридмана и Андрея Мельниченко пришлись на первые ее недели, в то время как более последовательно против агрессии высказывался только Олег Тиньков), но вряд ли стоит сомневаться, что в случае неустойчивости режима бизнес вполне способен консолидироваться против «силовиков» и «турбопатриотов» и действенно поддержать пусть и не условного Навального, но более толерантно настроенных к внешнему миру политиков. Иначе говоря, способен придать толчок тому «маятнику», который уже на протяжении почти двух веков носит Россию между изоляционизмом и открытостью к миру — качнув его в сторону новой коллаборации с Западом. Но случится это, конечно, не завтра.
