С начала полномасштабной войны в России прошли тысячи протестных акций, в ходе которых были задержаны и арестованы десятки тысяч человек. Объявление о начале кампании частичной мобилизации вызвало новую волну протестов: жены, матери и дети выступали против отправки мужчин в армию. Однако по состоянию на 2025 год протесты семей мобилизованных не представляют для российского государства значительной политической угрозы. Российские власти смогли приспособиться к рискам, сопряженным с добровольной и принудительной мобилизацией, не оставив непосредственно затронутым этой кампанией семьям практически никаких реальных возможностей для действенного протеста. Вместо протестов противники войны и мобилизации предпочли самоцензуру, уклонение от призыва или отъезд из страны. Оставшееся большинство адаптировалось к реалиям военного времени и демонстрирует все более позитивное восприятие положения дел в стране.
Антимобилизационные протесты в России были ненасильственными, ограниченными по масштабу акциями, которые привлекали небольшое число участников. Они отражали общественное недовольство войной и претензии к власти, но не сформировали ни широкой политической повестки, ни организационной сплоченности. Кремль отреагировал сдержанно, избегая массовых репрессий. Власти постарались разрядить напряженность, точечно реагируя на отдельные проблемы, оказывая косвенное давление на самих мобилизованных, чтобы убедить их семьи отказаться от протестов, и постепенно подавляя наиболее активные и антисистемные элементы протестного движения. Без вовлечения широких социальных слоев и охвата экономических и политических проблем протестный потенциал семей мобилизованных остается ограниченным.
Мобилизация как двигатель протестов
Частичная мобилизация стала серьезным шоком для российского общества и государственного аппарата. По официальным данным, в ходе кампании 2022 года было мобилизовано в общей сложности 302 503 человека. Совокупный демографический портрет мобилизованных таков: большинство мобилизованных были женаты (57%) и имели детей (56,3%). Кроме того, по меньшей мере 73 000 человек, возможно, были мобилизованы в воинские части, действующие на востоке Украины: 48 900 человек в так называемой «ДНР» и еще 24 100 — в «ЛНР».
Объявление о начале частичной мобилизации вызвало широкое недовольство населения и спровоцировало протесты по всей стране. Более 2400 протестующих было задержано, что вызвало массовый исход из страны: за две недели из России уехало 700 тысяч человек. Другие пытались получить бронь, поступив в ВУЗ или устроившись на работу в крупные ИТ-компании. Однако лишь немногие российские регионы смогли сохранить протестную активность. Например, в Чечне небольшие протесты женщин стали редким проявлением несогласия в этой крайне репрессивной республике. В Дагестане акции прошли в нескольких городских центрах и деревнях. Аналогичные выступления недовольных жителей прошли в Тыве, Якутии и Бурятии, где антивоенные протесты возглавили женщины. Менее масштабные акции также отмечены в Санкт-Петербурге, Москве, городах Поволжья и других крупных поселениях.
Однако участники протестов против мобилизации так и не выработали единой повестки, что ослабило потенциал их превращения в более широкое народное движение. Частичная мобилизация была объявлена в тот момент, когда российская армия несла тяжелые потери, а гражданская экономика с трудом адаптировалась к давлению международных санкций. Семьи мобилизованных видели, как их родственников бросают в пекло провальной военной кампании без какой-либо четкой стратегической цели. Кроме того, сам процесс мобилизации — плохо организованный и малоуправляемый — превратился в хаос. У военкоматов и «дополнительно открытых пунктов сбора мобилизованных» не было четких инструкций к действию, так что призывали практически всех, кого могли найти, зачастую игнорируя критерии пригодности к военной службе. Российские вооруженные силы также были плохо подготовлены к снаряжению и обучению такого большого количества новых людей в такие сжатые сроки, что еще больше усугубило общественное недовольство. Мобилизация, призванная восполнить нехватку личного состава, обострила кризисные настроения, однако в 2023—2025 гг. общее восприятие ситуации постепенно улучшилось.
В 2023 году несколько активисток антимобилизационных протестов основали движение «Путь домой». Сначала они пытались повлиять на Минобороны при помощи петиций, личных посещения ведомств и через другие официальные каналы. Эти усилия оказались безрезультатными, и в октябре 2023 года движение организовало первую акцию протеста. Не сумев вернуть мобилизованных мужчин домой, движение раскололось на проправительственную фракцию и полностью оппозиционную группу. Последняя политизировала свои требования и приняла участие в поддержанной Навальным акции «Полдень против Путина» на избирательных участках 17 марта 2024. В ответ государство начало преследовать эту группу, навесив на нее ярлык сборища «неправильных жен», участвующих в протестном движении. Репрессии усилились, вплоть до признания активисток движения «иноагентами» и прямых угроз в адрес мобилизованных мужей тех женщин, которые участвовали в протестной активности. Эта динамика превратила движение в открытого противника государства. Участницы стали считать себя не только изолированными от широкой общественности, но и маргинализированными тем самым государством, которое, как они изначально надеялись, должно было обратить внимание на их проблемы и решить их.
Добровольно-принудительная вербовка
Российские власти не горели желанием запускать новую волну мобилизации. Вместо этого Кремль сделал ставку на кампанию вербовки добровольцев с существенными денежными поощрениями, хотя в некоторых случаях это добровольчество фактически оказалось принудительным или «добровольно-принудительным». Набор контрактников снизил политическую чувствительность самого вопроса вербовки на фронт, превратив принудительную мобилизацию в своего рода бизнес-предприятие, в котором тысячи мужчин ставили на кон свою жизнь ради потенциально высокого вознаграждения. По словам немецкого аналитика Яниса Клюге, наиболее значительную роль в стимулировании набора контрактников сыграли региональные одноразовые выплаты, причем в некоторых субъектах федерации подписывающим контракт предлагалась сумма, достаточная для покупки двухкомнатной квартиры в столице региона. Количественные оценки вербовки подтверждают эту корреляцию, хотя на число контрактников также влияли дополнительные факторы, такие как новостной цикл (освещавший положение дел на фронте, победы или поражения российской армии), муниципальные выплаты и сезонность.
Для стимулирования набора на фронт российские регионы значительно увеличили выплаты при заключении контракта. В марте 2024 года средний единовременный платеж составлял около 225 000 рублей. Краснодарский край оказался чемпионом по размеру материального стимулирования контрактников: здесь подписывающим контракт с Минобороны предлагали миллион рублей единовременно. В среднем на единовременные бонусы для новых контрактников было потрачено 13% той части региональных бюджетов, которая была предназначена для социального обеспечения населения. В 2024 году наибольшая концентрация военных расходов была зафиксирована в Ставропольском крае: 83% на все военные выплаты, включая раненных, из которых 21% ушло на рекрутирование военных. В Карачаево-Черкесии 63% социальных расходов было направлено исключительно на разовые выплаты. В Адыгее 36% средств, предназначенных для оказания социальной помощи населению, было потрачено на единовременные выплаты военнослужащим, что значительно превысило расходы на поддержку ветеранов труда или социально-уязвимых семей, в том числе тех, кто воспитывает детей-инвалидов или живет в неотапливаемых домах.
Однако в 2025 году некоторые российские регионы начали сокращать выплаты из-за того, что Кремль начал уделять больше внимания гражданским (т.е. невоенным) национальным федеральным программам. Например, Башкортостан сократил региональную единовременную выплату за подписание контракта с 1,6 млн до 1 млн рублей. Ямало-Ненецкий автономный округ снизил размер этого бонуса с 3,1 млн до 1,9 млн рублей. Самарская область, которая ранее лидировала по размеру единовременного бонуса в стране, предлагая контрактникам 3,6 млн, сократила эту сумму до 2,1 млн. Белгородская область снизила размер региональной выплаты с 800 000 до 400 000 рублей еще раньше, в октябре 2024 года. Все это свидетельствует о том, что спрос на личный состав на фронте снизился, тогда как запрос на удовлетворение социально-экономических потребностей в стране возрос.
Кроме того, правительство задействовало относительно молодой резерв призывников, которые по закону должны пройти годичную службу за пределами Украины. Сообщения о принуждении призывников к подписанию военных контрактов с помощью угроз, обмана и денежных посулов стали появляться еще в 2023 году. Призывников заставляли подписывать контракты под угрозой перевода в части, расположенные вблизи границы с Украиной. Это частично поспособствовало постоянным отказам российских солдат служить в вооруженных силах. После того как в октябре 2022 года уход с военной службы стал практически незаконным, российская правовая система зарегистрировала более 49 000 случаев самовольного оставления части или т.н. «пятисотых» — так в российской армии называют предполагаемых дезертиров. С точки зрения регионального распределения, большинство случаев (более 22 000) было зарегистрировано в Южном военном округе. На 1-й и 2-й армейские корпуса, сформированные из мобилизованных и наемных сил в Донецке и Луганске, пришлось 59% всех случаев дезертирства в округе. 58-я армия, штаб которой находится во Владикавказе, также заняла высокое место в этом антирейтинге с 2682 случаями предполагаемого дезертирства. Центральный ВО занял второе место с более чем 13 000 «пятисотых»; в Московском военном округе — он на третьем месте — таких случаев отмечено 7778. Следующие в рейтинге — Восточный и Ленинградский военные округи, в каждом из которых зафиксировано по более чем 3000 случаев самовольного оставления части.
Как власти борются с протестами
Российские власти предприняли широкий спектр мер для противодействия рискам протестов против мобилизации: ввели в действие обширный комплекс репрессивных законов, наделяющих правоохранительные органы полномочиями пресекать публичные собрания, задерживать их участников, облагать их крупными штрафами и приговаривать к тюремным срокам, не говоря уже об угрозах внесудебных расправ. Кроме того, власти использовали угрозы как рычаг воздействия на мобилизованных солдат, чтобы удержать их жен от участия в публичных протестах. В связи с отсутствием гарантированной ротации личного состава командиры могли налагать особенно суровые наказания на военнослужащих, отказывая им в 14-дневном отпуске, который полагается им каждые полгода. Члены семей оказались перед морально сложным выбором: продолжать протестовать, рискуя тем, что близкие никогда не вернутся, или отказаться от активизма в надежде, что их близким в конце концов будет разрешено уехать с фронта домой в отпуск. Неудивительно, что эта дилемма сильно повлияла на принятые активистками решения. Многие решили смириться с ситуацией и сосредоточиться на том, чтобы повысить шансы своих родственников на выживание, отправляя им средства индивидуальной защиты, лекарства, дроны, транспортные средства или деньги. Другие продолжали протестовать, зная, что это может еще больше уменьшить шансы на возвращение их близких.
Параллельно с этими репрессивными мерами Москва усилила контроль над информационным пространством, запретив независимые СМИ, ограничив доступ к интернету и преследуя лиц, распространявших контент из запрещенных источников. Государство также стремилось сделать военную службу финансово и идеологически привлекательной, предлагая материальные стимулы для малообеспеченных мужчин, чтобы те оставались на фронте или добровольно подписывали контракты на военную службу.
С первого дня полномасштабного вторжения российское правительство уделяет особенное внимание ужесточению контроля над обществом и подавлению антивоенных настроений. 24 февраля 2022 года Роскомнадзор, государственный орган по регулированию СМИ и интернета, обязал все СМИ освещать «специальную военную операцию» («СВО»), используя исключительно официальные правительственные источники. В марте Госдума приняла т.н. «закон о фейках», предусматривающий суровые наказания за распространение информации, дискредитирующей российские вооруженные силы. Закон также запрещает публичные призывы к действиям, направленным против национальной безопасности, таким как поддержка санкций, с предусмотренным наказанием в виде лишения свободы на срок от 2 до 7 лет, штрафов до 2,5 млн рублей и конфискации имущества. Эти правовые меры не дали протестам против мобилизации получить поддержку по всей стране.
Кроме того, по имеющимся данным, ФСБ допрашивала мобилизованных солдат, чьи жены пытались организовать протесты. Солдатам было приказано записать видео, в которых они заявляли, что у них нет проблем на службе, и просили своих родственников прекратить всякую публичную деятельность. В противном случае сотрудники ФСБ угрожали им переводом в штурмовые подразделения.
Помимо кнута репрессий против протестующих, российское правительство умело пользуется и пряником, расширив социальные льготы для военнослужащих и их семей. Эти льготы оказались особенно на руку малообеспеченным семьям мобилизованных солдат, в то время как средний класс и состоятельные россияне были затронуты ими куда в меньшей степени. С мая 2022 года детям погибших или тяжело раненых военнослужащих гарантировано поступление в военные училища без экзаменов. Ветераны и их дети получили право поступить без экзаменов в профессиональные колледжи и техникумы, для них также выделены специальные квоты в университетах. В феврале 2024 года по всей стране была расширена программа субсидированных двухпроцентных ипотечных кредитов для ветеранов. К ноябрю молодые семьи военнослужащих получили приоритет в государственных программах жилищного строительства. Супруги демобилизованных ветеранов теперь имеют преимущества при приеме на работу в государственные учреждения, гарантии сохранения рабочих мест в случае сокращений и доступ к оплачиваемой профессиональной переподготовке. С января 2025 года ветераны войны также имеют право на бесплатную ежегодную медицинскую реабилитацию и санаторно-курортное лечение, включая возмещение расходов на проезд. Эти меры подорвали запрос на коллективные действия, создав у некоторых семей представление о том, что правительство все-таки решает их проблемы или, по крайней мере, пытается это сделать.
Иллюзорный протестный потенциал
Могут ли российские протесты против мобилизации набрать силу и влияние? На данный момент стратегическая обстановка не благоприятствует проведению крупномасштабной антивоенной мобилизации. Денис Волков из «Левада-Центра» недавно сообщил, что опросы общественного мнения однозначно показывают, что открытая оппозиция правительству остается на низком уровне в 15−20% населения. Государственные СМИ все чаще приравнивают инакомыслие к предательству, что способствует росту общественного неодобрения антивоенных позиций. Низовая поддержка права на протест снизилась: в середине 2022 года почти 60% населения выступали против ограничений на проведение антивоенных акций, но к апрелю 2025 года этот показатель сократился до 45%. Улучшение отношения к США снизило опасения о начале военного конфликта между НАТО и Россией, а поддержка нормализации отношений с Западом вернулась к уровню 2022 года (около 80%). Устойчивость российской экономики в условиях санкций оттеснила войну на периферию общественного внимания. По мере ослабления страхов люди вернулись к относительно нормальной жизни. Существенных внешних факторов, которые могли бы вызвать более сильную антивоенную протестную мобилизацию, не просматривается. Напротив, более вероятно обратное: российские войска будут постепенно дожимать украинские силы в обмен на крупные выплаты и страхование семей погибших или раненых военнослужащих.
Однако внутри страны протесты против мобилизации могут стать морально значимой частью потенциального более широкого антивоенного и антиправительственного движения. Основной фактор, одновременно способствующий устойчивости и представляющий риск для российского режима, — это состояние экономики страны. Ухудшение экономической ситуации может вызвать каскадное сокращение расходов на социальные нужды и снижение реальных доходов населения. Это не обязательно означает, что Путин остановит войну, но экономические трудности повысят вероятность антиправительственных акций и снизят популярность правительства. Женщины, выступающие против мобилизации, могут потенциально дать важный идеологический импульс антиправительственной активности, представляя ее как патриотическое движение за лучшее будущее для всей России, включая насильно мобилизованных мужчин, обнищавших пенсионеров, ориентированных на семью молодых людей, которые не могут себе позволить завести детей, и другие уязвимые социальные группы.
Протестное движение против мобилизации, двигателем которого стали семьи мобилизованных, — новая глава в истории народного антивоенного движения России. Однако, несмотря на большое символическое значение, политическое влияние этого движения остается ограниченным в силу внутренних и внешних факторов. Внутри страны движение изначально не стало частью более широкого антивоенного движения, а пыталось влиять на правительство через официальные каналы. К тому времени, когда движение осознало бесполезность этих каналов, более широкое антивоенное движение уже было ослаблено и подорвано массовой эмиграцией и общей стабилизацией экономической и политической жизни в России. В то же время власти применили к участницам движения ряд традиционных мер давления на оппозицию, от кооптирования и выборочного решения некоторых проблем до целенаправленных репрессий и применения идеологических (пропагандистских) инструментов. Протест против мобилизации — необходимая часть любого потенциального антивоенного движения в России, однако на сегодняшний день его роль остается недостаточной.
