Постоянно возобновляющиеся споры о том, какова доля россиян, поддерживающих войну России против Украины, часто затмевают более полезные с аналитической точки зрения исследования общего восприятия россиянами полномасштабного вторжения в Украину. В западных дискуссиях о российском информационном пространстве и общественных настроениях прослеживается тенденция к бинарным оппозициям между «поддерживающими» и «не поддерживающими», полезность которых довольно сомнительна. Однако далеко не все в России воспринимают войну или действия Кремля в черно-белых категориях. Государственная пропаганда или СМИ, которые поддерживают Кремль или ограничены им в свободе выражения, но не обязательно напрямую контролируются государством, весьма чувствительны к этому. Вместо попыток превратить аудиторию в «истинно верующих», госпропаганда пытается подтолкнуть ее к спектру приемлемых для авторитарного режима реакций на воспринятую информацию.
Как работает пропаганда в авторитарных государствах?
Любая успешная попытка массового убеждения требует двух вещей: платформы, чтобы аудитория могла обнаружить ваш нарратив, и резонанса, чтобы он апеллировал к пониманию и опыту зрителей и соответствовал им. С самого начала своего первого президентского срока в 2000 году Владимир Путин взял курс на установление контроля над СМИ. С годами ситуация со свободой СМИ и слова ухудшалась, а в марте 2022 года в стране были введены широкомасштабные законы о цензуре.
Но в 21 веке в авторитарном государстве практически невозможно установить монополию на информацию. Следовательно, пропаганде нужен и резонанс, и платформа, хотя этот резонанс может быть получен разными способами. Новость или рассказ о происходящем могут мобилизовать поддержку тех, кто уже склонен к подобным взглядам, но у других они просто спровоцируют то, что антрополог Джереми Моррис называет «оборонительной консолидацией»: «Мы находимся в этой точке здесь и сейчас, что мы можем сделать? Давайте просто держаться вместе». В других случаях этот же материал может демобилизовать оппозицию, либо прямо через страх, либо косвенно, побуждая людей отмежеваться от войны. Исследование китайских новостных СМИ показало, что грубая, чрезмерная пропаганда давала обратный эффект в том смысле, что зрители с меньшей вероятностью доверяли ей и поддерживали ее нарративы. Однако подобная «топорная» пропаганда также делала своих потребителей менее склонными участвовать в протестах, потому что они интерпретировали ее как демонстрацию огромной мощи государства.
В российском контексте прокремлевские СМИ неизменно подчеркивают манипулятивный характер политики, снижая веру в силу индивидуальных или коллективных политических действий. Обращая себе на пользу это недоверие, они стремятся убедить людей в том, что правду узнать невозможно, будь то конкретная тема или положение вещей в целом. Но даже когда люди считают, что ничему нельзя доверять, они все равно будут искать какой-то опоры и критериев с помощью которых можно было бы разбираться в происходящем в мире и оценивать события. Часто люди создают такие понятийные рамки из событий, воспоминаний, эмоций, которые они инстинктивно понимают. Людям может казаться, что такие знания надежно «защищены» от манипуляций, но на самом деле именно в этой точке кремлевская пропаганда преуспела, поскольку режим и его союзники приложили немало усилий для развития и распространения в популярной культуре милитаристского видения возрождающейся мессианской российской идентичности, враждующей со «злобным Западом».
Модель поведения
Чтобы понять, как и почему транслируемые российской пропагандистской машиной нарративы находят отклик, мы должны обратить внимание на аудиторию. В стране, где антивоенное высказывание чревато длительным тюремным заключением, следует с большой осторожностью относиться к опросам общественного мнения как индикатору массовой поддержки войны со стороны россиян. Но это не значит, что мы должны стереотипизировать отношения россиян к происходящему или сбрасывать со счетов субъектность людей. Целый ряд недавно появившихся организаций, проводящих исследования общественного мнения через опросы, таких как Хроники и Русское поле, позволяют заполнить некоторые пробелы в наших представлениях о предмете. Можно также посмотреть на потребление продукции СМИ и вовлеченность аудитории в производимый ими контент. Эти два индикатора при более общем рассмотрении могут указывать на интерес, если не на резонанс.
Здесь полезно вспомнить понятие, которое использует Флориан Тепфль, говоря о трех типах авторитарной общественности или «публики», как он это называет: некритичной, критичной к политике или критичной к руководству. Эти «публики» состоят из множества частичных «публик», которые могут быть проявлены и очерчены благодаря знанию регионального и социокультурного контекста данной страны или стран. Проводя интервью с россиянами об Украине, войне (с 2014-го и с 2022 года) и национальной идентичности, я столкнулась с широким спектром аргументов, лишь немногие из которых четко располагаются на полюсах «за» или «против» Кремля.
Высказанные мнения можно разделить на множество «под-взглядов» или групп, но среди наиболее заметных можно выделить националистов, сочувствующих «Русскому миру», ультра-патриотов, сторонников православия или традиционных ценностей, циничных карьеристов, патриотов «здравого смысла», обороняющихся патриотов, аполитичных, безразличных или оппозицию различных оттенков. Чтобы лучше понять типы нарративов, которые потребляют различные частичные «публики» или аудитории, я загрузила через Popsters данные Telegram (почти 75 000 сообщений) для 16 очень популярных, но разнообразных каналов в период с 24 февраля по 20 мая 2022 года. С помощью ассистента я закодировала их контент по степени вирусности (определяемой количеством вовлеченных зрителей) и тематике.
Я выбрала Telegram из-за (относительного) отсутствия цензуры на этой платформе, его популярности, а также потому, что он охватывает другую и в основном более молодую демографическую группу, чем телевидение, которое в основном ориентировано на старшее поколение. При этом я не утверждаю, что выбранные каналы Telegram являются репрезентативными для всего спектра взглядов россиян на войну. Это лишь пример разнообразия повествования и подходов. Приняв во внимание эти оговорки, давайте обратимся к результатам моего анализа 1575 постов, то есть 100 самых популярных постов из каждого канала с точки зрения вовлеченности пользователей.
В таблице выше представлены три наиболее вирусных нарратива по каналам. Один из наиболее очевидных выводов касается разнообразия фокусов в зависимости от типа канала и отсутствия вовлеченности в тему Украины, за исключением военных корреспондентов. Как ни странно, учитывая, что российская пропаганда так редко фокусируется на новостях о жизни внутри страны, нарративы, сгруппированные под темой «Россия», можно считать самыми заметными. В первую очередь это связано с нарративом № 6: «Военная мощь». Этот нарратив был наиболее вирусным среди военных корреспондентов и новостных каналов. Например, военный корреспондент Первого канала Сладков практически не писал ни о чем другом, так что 90,3% его самых вирусных постов состояли из ярких военных кадров, в значительной степени не отражающих фактической ситуации в зоне военных действий.
В то же время тема военной мощи вообще не фигурировала в репортажах Baza, на канале пресс-секретаря МИДа Марии Захаровой или в Telegram-канале Дмитрия Медведева. Отчасти это связано с отсутствием видео-контента на этих каналах, но если говорить о двух последних политиках, это также свидетельствует о том, что Захарова и Медведев куда больше вовлечены в дискредитацию Запада. Другим заметным нарративом в группе контента, который мы условно обозначаем «Россия», особенно среди таблоидных и «экстремистских» каналов (этот термин используется, чтобы обозначить, что взгляды таких каналов не принадлежат к мейнстриму, который воплощают собой государственные СМИ) является использование нарратива № 2: «Русские герои». Таблоидные каналы уделяли большое внимание знаменитостям, представляя их патриотами, помогающими детям Донбасса или проводящими концерты на недавно «освобожденных» территориях. «Экстремистские» каналы применяли похожую тактику «моделирования героического поведения», но они в основном использовали для этих целей обычных людей и солдат, а не знаменитостей.
Среди наиболее вирусных нарративов мы находим не одно повествование, а целый ряд различных материалов, по-разному оформленных для разных аудиторий. Кроме того, эти нарративы не остаются статичными. Аудитория также динамична, ее взгляды меняются, и СМИ должны реагировать на эти изменения и на динамику событий на местах. Это отражено в приведенной ниже таблице, в которой рассматривается важность или удельный вес групп нарративов по месяцам.
В приведенной выше таблице рассматриваются только СМИ, выражающие точку зрения государства, а не оппозиционные источники. При их измерении и сопоставлении группа «не связанные с войной» функционирует как полезное сравнение. Например, в первом месяце исследования эта группа фигурировала в вирусных сообщениях чаще, чем упоминания о происходящем в Украине, но к концу марта ситуация изменилась на противоположную. На это, безусловно, повлияло то, что каналы стали чаще показывать Украину в пояснительных материалах, объясняющих, почему «специальная военная операция» не закончилась победой в трехдневный срок. Таким образом, вирусность отражает не только интерес к этой теме, но и увеличение частоты появления такого контента. В то время как российское телевидение часто делает нездоровый в своей одержимости акцент на Западе, примечательно, что в большинстве выбранных Telegram-каналов нет увеличения удельной доли этой темы среди вирусного контента. При этом, однако, наблюдается заметный рост использования контента «Россия», большая часть которого связана с представлением России как (все еще) сильной и могущественной военной державы и пестованием если и не чувства патриотической гордости, то, как минимум, «оборонительной консолидации» в военное время.
Глядя на эти нарративы, их видоизменение и диапазон каналов, возникает четкое ощущение динамической дифференциации, которую лучше всего визуализировать с помощью спектра. Я разбиваю типы нарративов в зависимости от типа издания и его целевой аудитории, учитывая то, склоняются ли они к критике политической линии режима (т.е. того, как ведется война) или руководства (Владимира Путина), и предполагаю, что модель спектра союзников является полезной для понимания того, как именно государственные СМИ взаимодействуют с аудиторией и как это пересекается с амбициями Кремля в области информационной политики.
Оригинальная модель спектра союзников состоит из пяти «сегментов»: активно поддерживающие, пассивно поддерживающие, нейтральные, пассивные противники и активные противники. Она основана на предположении, что провластные силы редко побеждают, подавляя и превосходя оппозицию, они побеждают, выбивая базу поддержки из-под ее ног, заставляя своих противников перемещаться вдоль делений спектра союзников от пассивности к нейтральности, от нейтральной позиции к пассивной поддержке, и от пассивной поддержке - к активной.
Более широкое медиа пространство, выражающее интересы государства, может быть интерпретировано с помощью модели, основанной на аналогичных принципах, но с некоторыми важными поправками. Оно включает в себя активно поддерживающих, ритуально поддерживающих, лояльно нейтральных, апатичных и активных противников. Российское правительство не просто игнорирует, а стремится либо уничтожить активную оппозицию (физически или законодательно, объявив ее взгляды незаконными), либо сделать ее апатичной.
Некоторые созвучные с государственной линией медиа-нарративы предназначены для того, чтобы подтолкнуть апатичных к лояльному нейтралитету («это моя страна и не важно, права она или нет»), в то время как другие превращают лояльных, занимающих нейтральную позицию в ритуальных сторонников. Под ритуальными сторонниками я подразумеваю тех, кто поддерживает действия правительства, но в более плебисцитарной форме, считая самих себя приверженцами позиции правительства, но не вовлеченными интенсивно в «украинский вопрос». Для авторитарного правительства 21 века идеальной категорией являются ритуальные сторонники, поскольку такие режимы не доверяют политической субъектности как таковой, даже если ее носители поддерживают режим. Очевидным примером этого является арест российской полицией демонстрантов, выступающих за войну. Правительство использует согласованные с позицией Кремля источники, чтобы переместить активных сторонников в категорию ритуальной поддержки, выстраивая четкие границы для приемлемых способов демонстрации верности.
Модель авторитарного спектра союзников — полезный, хотя и несколько эвристический способ классификации секторов российской общественности (разнообразных «публик») в зависимости от способов взаимодействия с нарративами и их потребления, включая резонанс и убедительность провластных нарративов. Спектральный характер модели также способствует менее бинарному и более нюансированному пониманию российского информационного пространства в Telegram и, возможно, за его пределами. Она также позволяет контекстуализировать некоторые выводы исследования, касающиеся российских СМИ и государства, например, давнюю одержимость администрации президента социологическими опросами и то, как определенные (критические или экстремальные) нарративы тестируются на одних аудиториях, но не на других.
Было бы ошибкой рассматривать спектр союзников как преднамеренную и продуманную стратегию Кремля, а не как модель для понимания того, как ситуация, частично созданная Кремлем, работает на практике. СМИ — не менее важный актор в этой схеме, и от редакторов ожидается знание своей аудитории и профессионализм. Контролируемая государством консалтинговая компания пять дней в неделю выпускает подробный список из шести-десяти тем, «предназначенных для дополнения военных сводок Министерства обороны, которые являются обязательными для освещения». Однако СМИ дана значительная свобода интерпретации, позволяющая максимально использовать эти материалы, в сочетании с конкуренцией за аудиторию и за одобрение государства. Это типичный подход неолиберального капитализма, когда мы можем понимать редакторов и ньюсмейкеров как продавцов: у них есть продукт, который нужно продать, и сценарий, которым они руководствуются, но они вольны и должны прибегать к собственным ухищрениям, украшать продукт «рюшами и бантиками» в процессе продажи. Их позиции зависят от показателей продаж. В итоге именно от них зависит, смогут ли они убедить своих клиентов и продать товар достаточному количеству покупателей.
Все это возвращает нас к основному аргументу, лежащему в основе использованных здесь моделей и данных. Российские государственные СМИ накладывают ограничения на политическую свободу, но также признают существование самостоятельности, субъектности аудитории, которую они пытаются кооптировать различными способами, в том числе вызывая у людей апатию, запугивая их, поощряя оборонительную консолидацию, играя на травмах, апеллируя к чувству принадлежности или
