Самый глубокий спад промышленного производства в России в этом году Росстат зафиксировал в Сибирском федеральном округе (если не учитывать Северный Кавказ, где промышленность в принципе развита слабо). Два индустриально развитых региона — Иркутская и Кемеровская области — выделяются тем, что в этом году (а в случае Кемеровской области — еще в прошлом) столкнулись с нарастающими экономическими проблемами. Эти трудности уже ощутимо сказались на региональных бюджетах и положении населения, создав ощутимые политические риски.
По итогам третьего квартала 2025 года оба региона вошли в число субъектов с наибольшими бюджетными дефицитами: в Иркутской области он достигал 24,6% собственных доходов региона, а в Кемеровской — вообще 34%. Бюджеты на 2026 год областей будут предусматривать значительное сокращение расходов.
Если просто взглянуть на данные об исполнении бюджетов двух областей в 2025 году, все становится предельно ясно. В обоих регионах по сравнению с прошлым годом резко сократились поступления от налога на прибыль организаций. За первые десять месяцев года в Иркутской области они были на 28,3% ниже уровня годичной давности, в Кемеровской области — на 29,5%. Это привело к общему снижению бюджетных доходов: в номинальном выражении — на 3,6% и 10,3% соответственно. Это единственные регионы Сибири, где номинальные доходы оказались ниже уровня 2024 года, причем для Кемеровской области нынешний год стал уже вторым «тощим» годом подряд.
Надо сказать, что поступления от налога на прибыль организаций в этом году сократились в большинстве российских регионов. Это результат как общего ухудшения экономической ситуации, так и, вероятно, налоговой оптимизации, к которой компании прибегли после прошлогоднего повышения фискальной нагрузки. Из 83 регионов России Кемеровская и Иркутская области заняли 8-е и 9-е места по масштабу сокращения этих поступлений.
При этом рост доходов от налога на доходы физических лиц — второго по значимости источника региональных бюджетов — оказался в этих областях одним из самых слабых в стране: +3,6% в Кемеровской области и лишь +0,9% в Иркутской (значительно ниже уровня инфляции). В последние месяцы рост заработных плат и связанных с ним налоговых поступлений замедляется по всей России, но именно Сибирский федеральный округ выглядит очевидным аутсайдером.
Расходы тем временем демонстрируют иную динамику. После того как в 2024 году доходы бюджета Кемеровской области отстали от первоначального плана почти на 60 млрд рублей, регион пошел на заметное ужесточение бюджетной политики: расходы на региональную экономику в 2025 году оказались на 13% ниже уровня 2024 года. Тем не менее совокупные расходы сократились лишь на 7,8%, тогда как в Иркутской области они, напротив, выросли — на 8,2%. Ключевой фактор — увеличение социальных расходов: почти на 10% в Кемеровской области и более чем на 15% в Иркутской. Губернаторы обеих областей, говоря о трудностях, с которыми им приходится иметь дело, прямо указали на причину. Речь о выплатах «участникам специальной военной операции».
Кемеровский кейс
Проблемы Кемеровской области в первую очередь связаны с ситуацией в российской угольной отрасли, ключевым центром которой является этот регион. На его территории сосредоточено большинство из более чем тридцати российских моногородов, зависящих от добычи угля. В 2022 году угольные предприятия получили рекордные прибыли, однако затем отрасль, а вслед за ней и весь регион, погрузились в затяжной кризис, который продолжается до сих пор.
Кризис был спровоцирован сочетанием факторов. Полномасштабное вторжение в Украину и последовавшие санкции отрезали Россию от европейских рынков угля, вынудив переориентировать поставки на Китай. Однако, несмотря на приоритетный доступ угольных компаний к железнодорожной инфраструктуре, рентабельность бизнеса существенно снизилась — из-за узких мест в логистике и падения мировых цен. Дополнительным ударом стало сокращение в 2025 году спроса на уголь со стороны российских металлургов и строителей.
Совокупная чистая прибыль десяти крупнейших угольных компаний Кемеровской области обрушилась с 200,3 млрд рублей в 2022 году до 13,3 млрд рублей в 2024-м. В результате поступления по налогу на прибыль, которые генерируют эти предприятия, сократились в пять раз. Один из крупнейших производителей — «Кузбассразрезуголь» — за два года зафиксировал почти десятикратное падение прибыли, с 121,7 до 12,5 млрд рублей. «Южный Кузбасс», менее крупный, но все же значимый производитель, в 2022 году получил прибыль в размере 12 млрд рублей, а в 2024-м — 20-миллиардный убыток. По состоянию на ноябрь 2025 года убыточными были 75% угольных предприятий Кузбасса. 18 компаний приостановили деятельность, еще 30 находились в «красной зоне».
Дополнительное давление на доходы областного бюджета окажет решение новокузнецкого металлургического комбината «Евраз» сменить налоговую прописку. В ноябре «Евраз» объявил, что будет платить налоги в Свердловской области.
Ряд крупных компаний и связанных с ними предприятий отправили работников в вынужденные простои или сократили заработные платы. В 2025 году острой проблемой стали задержки зарплат. Обанкротившиеся угольные компании задолжали работникам более 509 млн рублей. Это, в свою очередь, негативно сказалось на поступлениях от налога на доходы физических лиц.
Российское правительство отказалось от фундаментальной реструктуризации угольной отрасли, сосредоточившись вместо этого на латании финансовых дыр и поддержке экспорта, отмечает Независимый профсоюз горняков. Принятая в мае и продленная в декабре программа поддержки выстроена вокруг отсрочек по налогам, кредитных каникул, субсидирования тарифов. Она предполагает, что угольные компании будут обращаться за помощью в индивидуальном порядке. Общий объем программы — 178 млрд рублей — существенно ниже оценок потерь отрасли в 2025 году, которые составляют 300−500 млрд рублей. Программа не решает проблему бюджетного кризиса в регионе — вместо этого предлагаются дорогие кредиты от ВТБ и выпуск облигаций. Вопрос зарплат также остается нерешенным.
У Кемеровской области (и угольной отрасли в целом) есть влиятельный лоббист в правительстве в лице министра энергетики Сергея Цивилева (бывшего угольного предпринимателя, экс-губернатора региона и супруга двоюродной сестры Владимира Путина), но в подобных вопросах президент, как правило, прислушивается к технократам. А те не хотят создавать прецедент: если бы угольщики получили масштабную поддержку, их примеру могли бы последовать другие отрасли и сектора экономики.
Иркутский кейс
Экономика Иркутской области, которая в значительной степени зависит от добычи сырья и электроэнергетики, переживает тот же спад, что и другие добывающие регионы. Помимо этого, сказывается отток бизнеса: в 2024 году более 900 налогоплательщиков перерегистрировались в других регионах, где налоговая нагрузка ниже. Этот исход продолжился и в 2025 году. Сами региональные власти объяснили более вялый, чем ожидалось, рост поступлений от НДФЛ тем, что «крупный инвестор» воздержался от выплаты дивидендов и перенес налоговую резидентность в другой регион.
Как и большинство российских регионов, Иркутская область располагает крайне ограниченными резервами. По состоянию на 1 сентября у нее оставалось всего около 900 млн рублей — этого хватало всего на один-два дня финансирования расходов. Пытаясь хотя бы частично закрывать кассовые разрывы за счет дорогих коммерческих кредитов, регион столкнулся с резким ростом затрат на обслуживание долга. В первой половине года соответствующие расходы выросли в 11 раз. В ноябре региональные власти продолжили привлекать заимствования. Хотя общая долговая нагрузка остается управляемой, законодательному собранию уже пришлось оптимизировать расходы.
Сокращения затронули дорожное строительство. Под нож пошли и другие «необязательные» статьи расходов. Секвестр бюджета в октябре вызвал скандал. Ассоциация муниципалитетов области и региональная прокуратура выступили против решений губернатора — редкий случай публичного сопротивления главе региона. Они предупредили, что из-за нехватки средств работники бюджетной сферы, включая учителей, могут не получить зарплату в полном объеме. Лесные пожарные выступили против сокращения оплаты своего труда и увольнений.
Губернатор Игорь Кобзев объявил о создании антикризисной комиссии. Регион сформировал небольшой резерв, в размере 1 млрд рублей, для обеспечения выплат зарплат в бюджетном секторе. Принятый в ноябре бюджет Иркутской области на 2026 год предусматривает сокращение расходов на строительство и обновление инфраструктуры, образование, здравоохранение и даже на программу производства беспилотников. В региональном Министерстве строительства предупредили о массовой заморозке работ в 2026 году. В приоритете будут проекты с федеральным финансированием.
Дальнейшие перспективы Иркутской области не выглядят обнадеживающими. Ожидается, что цены на сырьевые товары в 2026 году останутся низкими. Строящийся в Ангаро-Енисейском макрорегионе кластер глубокой переработки критических металлов полноценно заработает лишь через несколько лет. В ноябре «Русал», один из крупнейших производителей цветных металлов, объявил, что с 1 января временно приостановит работу кремниевого завода из-за перепроизводства, роста объемов дешевого импорта, а также снижения спроса со стороны строительного сектора и производителей сплавов и электроники. Это окажет дополнительное давление на региональные финансы.
Экономическую активность сдерживает и дефицит генерирующих мощностей: регион, который ранее был нетто-экспортером электроэнергии, теперь сталкивается с дефицитом порядка 1 ГВт. По оценкам отраслевых экспертов, этот дефицит будет нарастать. Ситуацию усугубляет ненадежное обслуживание электросетей. Быстро и просто решить проблему невозможно. Строительство новых мощностей требует времени. Запрет на майнинг криптовалют обходится дорого, поскольку майнеры уезжают в другие регионы. Попытки реформировать тарифную систему для борьбы со сверхпотреблением уже привели к росту общественного недовольства.
Неясные перспективы
Как уже было сказано, в 2026 году бюджеты большинства российских регионов вступят в еще более сложный период. Это касается и тех субъектов, где, как в Иркутской области, рост расходов на производство вооружений и войну ранее обеспечивал прирост доходов. Обязательства по социальным расходам в обозримом будущем останутся высокими. Во многих регионах продолжают расти затраты на ремонтные работы и инвестиции. Поскольку эти расходы важны для поддержания политической и социальной стабильности, сокращать их нельзя (в федеральном бюджете неприкосновенными остаются расходы на военные нужды и содержание оккупированных территорий)
Если федеральные власти могут наращивать доходы за счет повышения собираемости налогов и увеличения налоговой нагрузки, не опасаясь оттока капитала, то возможности регионов в этом смысле ограничены. Основная часть их доходов формируется за счет налогов на доходы и трансфертов, параметры которых они сами не определяют. Попытки укрепить бюджеты за счет усиления налогового давления дают в лучшем случае скромный эффект и, как показывают примеры Кемеровской и Иркутской областей, могут приводить к тому, что налогоплательщики просто мигрируют в другие регионы.
В отсутствие надежных федеральных трансфертов регионы, не располагающие резервами или значимыми активами для продажи, зачастую вынуждены либо наращивать заимствования, либо сокращать расходы. Рост долговой нагрузки Иркутской области в этом смысле не является исключением. В течение последнего десятилетия Минфин существенно снизил стоимость обслуживания регионального долга, заменив коммерческие кредиты дешевыми бюджетными займами. Однако по мере ухудшения общей экономической ситуации некоторые регионы и муниципалитеты вновь вышли на рынок заимствований — нередко для того, чтобы обслуживать или рефинансировать те же бюджетные кредиты.
Особенно тяжелой ситуацию в двух сибирских регионах делает то, что проседание сразу двух ключевых источников доходов, накладывается на глубокие структурные проблемы, которые в условиях войны трудно решить за счет собственных ресурсов, но игнорирование которых чревато социальными и политическими рисками. В 2023—2024 гг. косвенный эффект военных расходов в значительной мере компенсировал региональным бюджетам потери, вызванные санкциями и сменой приоритетов федеральной власти, однако теперь этот механизм работать перестал. Более того, поскольку срок завершения войны пока неясен, ситуация может стать еще хуже.
Если исходить из предположения, что кузбасские угольные компании в обозримом будущем вновь получат доступ к европейским рынкам или что федеральный бюджет обзаведется сверхдоходами, которые можно будет вложить в превращение Иркутской области в технологический хаб, откладывать решение структурных проблем станет проще. А если этого не произойдет? Пока складывается впечатление, что федеральные власти предпочитают ограничиваться точечными трансфертами, в остальном перекладывая бремя потерь на региональные бюджеты и крупные компании, такие как РЖД, которые активно сопротивляются субсидированию угольной отрасли.
Экономические и бюджетные проблемы Иркутской и Кемеровской областей показывают, с чем в ближайшее время могут столкнуться и другие регионы, опирающиеся на уязвимые отрасли. Если не произойдет резкого перелома в ходе войны в Украине или в общей экономической ситуации в России, то — как бы это ни противоречило логике действующей системы антикризисного управления — федеральным властям, вероятно, придется направлять все больше средств на поддержку проблемных регионов и испытывающих трудности отраслей.
