Государственная пропаганда сыграла ключевую роль в оправдании вторжения в Украину в глазах российской общественности. С самого начала официальная линия изображала Россию «осажденной крепостью», атакуемой Западом, при этом значение вторжения риторически преуменьшалось через использование формулы ограниченной «специальной военной операции». Кремль последовательно укреплял эту картину мира, опираясь как на телевидение, так и на масштабную провластную онлайн среду. Это позволило пропагандистам убедить в необходимости вторжения значительную часть населения.
Российские независимые СМИ и западные правительства вложили значительные ресурсы в различные стратегии, призванные прорвать этот «пузырь дезинформации». Многие российские независимые СМИ были вынуждены покинуть страну, хотя и продолжали работать в изгнании. Люди искали достоверную информацию, которую не могли предоставить прогосударственные СМИ, поэтому фактический запрет на независимую журналистику скорее увеличил, чем уменьшил аудиторию независимых СМИ. Параллельно с этим крупные европейские газеты начали переводить свои репортажи о войне на русский язык, а правительство США инвестировало средства в технологические компании, готовые предоставить россиянам бесплатные онлайн-инструменты для обхода интернет-цензуры. Все это время как правительства, так и частные инициативы активно использовали таргетированную рекламу для того, чтобы донести достоверную информацию до российской общественности, а активисты создавали платформы, позволяющие людям из других стран напрямую звонить или писать российским гражданам, чтобы рассказать правду о войне.
Однако эти усилия оказались недостаточно эффективными. И российские независимые СМИ, и западные инициативы с трудом проникают сквозь плотную прогосударственную медиа-среду, которая охватывает как телевидение, так и широкий спектр онлайн-СМИ. Потребление новостей часто определяется не-новостными «аффордансами», возможностями, которые предоставляют медиа. Например, люди используют новостные агрегаторы, поскольку они объединяют в себе множество функций: доступ к электронной почте, поисковым системам, прогнозу погоды и удобный способ получить представление о том, что происходит в стране, просто пролистав заголовки. Новостные агрегаторы являются вторым по популярности источником новостей после телевидения, а их списки новостей, которые они показывают пользователю, подвергаются цензуре со стороны правительства. Информация, опубликованная независимым или западным СМИ, вряд ли достигнет широкой аудитории, если эти издания не попадают в списки новостных агрегаторов. Кроме того, люди редко ищут новые источники информации и чаще предпочитают полагаться на знакомые источники либо из соображений удобства, либо потому, что предпочитают информацию, не ставящую под вопрос уже сложившееся мнение.
Кроме очевидных трудностей, с которыми сопряжены попытки прорваться через прогосударственную медиа-экологию и убедить людей прислушаться к информации, с которой они могут быть политически не согласны или считают ее бесполезной, существует еще и проблема с пониманием природы и механизмов пропаганды в академическом, экспертном и журналистском пространстве. Как российские независимые СМИ, так и западные инициативы часто исходят из того, что цель кремлевской пропаганды — обмануть читателя и зрителя. Поэтому они сосредотачивают усилия на предоставлении достоверной информации для опровержения сюжетов пропаганды. По словам руководителя Управления коммуникации правительства Великобритании Саймона Бо, ответ на российскую пропаганду основывается на принципе «использовать факты, чтобы показать правду».
Исследования показывают, что авторитарная пропаганда может быть более эффективной в воздействии на то, как люди воспринимают друг друга, а не политические события. Российские государственные СМИ не просто предлагают зрителям недостоверную информацию, но часто открыто демонстрируют собственную предвзятость, что делает неэффективными попытки разоблачить их сюжеты как ложь. Открыто демонстрируя свои манипулятивные намерения, государственные СМИ приучают граждан считать информацию оружием. Это имеет целый ряд пагубных последствий, против которых существующие стратегии контрпропаганды, основанные на фактах, малоэффективны. Когда люди воспринимают информацию как оружие, они с большей вероятностью будут отвергать источники информации, которые ставят под вопрос их убеждения. Когда человека приучили воспринимать СМИ как оружие, ему легче спроецировать это представление на других, чтобы объяснить для себя природу неприятных разногласий с другими и отказаться от разговора о политике. Такое восприятие предвзятости разрушает политическую дискуссию — как в смысле готовности потреблять разнообразную политическую информацию из СМИ, так и в смысле личных дискуссий между сторонниками вторжения и их близкими и друзьями, которые могли бы изменить их взгляды. Таким образом люди оказываются в ловушке собственных политических «пузырей», а их провоенные взгляды еще больше укрепляются.
Пропаганда манипулирует тем, как люди воспринимают друг друга
Государственная пропаганда сыграла решающую роль в оправдании вторжения в Украину в глазах значительной части российской общественности. Однако механизмы, лежащие в основе ее воздействия, не сводятся к простому убеждению. Не менее эффективно пропаганда манипулирует тем, как люди воспринимают своих сограждан. Автократы умеют манипулировать не только мнением людей о руководстве страны или о конкретных политических событиях, но и друг о друге. Например, репрессии, направленные на конкретные группы, вызывают гнев по отношению к тем, кого эти меры не коснулись. Репрессии подогревают взаимную неприязнь, разрушают сопереживание и затрудняют протест против автократа. Поскольку с начала войны тысячи людей были задержаны, а сотни подверглись уголовным преследованиям, у россиян с антивоенными взглядами есть основания испытывать гнев по отношению к тем, кто поддерживает вторжение.
Хотя одного насилия достаточно для разжигания вражды, Кремль эффективно дополняет его конструированием образа большинства, поддерживающего Путина, тем самым влияя на то, что людям кажется преобладающим в обществе настроением. Последние десять лет российская телевизионная пропаганда искусственно делала центром повестки дня те вопросы, которые вызывают сильные разногласия, хотя и не являются отражением ключевых политических конфликтов в обществе. Несмотря на то, что этническая принадлежность, религия или сексуальность являются важными политическими вопросами, они не воспринимались российским обществом как центральные до того, как пропаганда мобилизовала их для создания образа здорового «путинского большинства», противостоящего «девиантному оппозиционному меньшинству».
Существует множество свидетельств эффективности этой стратегии «разделяй и властвуй». Телевизионная картинка подавляющего большинства, поддерживающего политику Путина, запугивает некоторых граждан, заставляя их имитировать поддержку режима, не изменяя при этом своих настоящих взглядов. Полагая, что поддержка режима распространена в обществе больше, чем на самом деле, другие граждане могут менять свои убеждения, поскольку считают окружающих примером социально приемлемого поведения. Хотя некоторые люди в условиях авторитарного государства склонны отвечать на вопросы социологов, проводящих опросы общественного мнения, исходя из того, чего, по их мнению, хочет от них правительство, «списочные эксперименты» — метод, используемый учеными для отсеивания «социально желательных» ответов — показывают, что некоторые в действительности меняют свои убеждения в соответствии с тем, что они считают мнением большинства.
Больше, чем обман
Пропаганда манипулирует и тем, как граждане воспринимают пропаганду — как саму пропаганду в СМИ, так и ее воздействие на сограждан. Российские государственные медиа часто демонстрируют предвзятость — не только предвзятость своих оппонентов, но и собственную предвзятость и предвзятость СМИ в целом. Например, они активно обвиняют независимые источники в распространении дезинформации с целью дискредитации государственных СМИ. Эти обвинения могут быть не менее вредными, чем недостоверная информация сама по себе, поскольку они запутывают людей, а также могут мешать отличать достоверную информацию от недостоверной и подрывать общее доверие к СМИ. Когда люди осознают, что потребляемая ими информация может быть недостоверной, это понимание увеличивает количество свидетельств, которые требуются человеку для того, чтобы решить, что он столкнулся с достоверной информацией. Учитывая, что большинство людей не являются активными потребителями новостей, ищущими такие свидетельства, атака на авторитет и достоверность источников приводит к тому, что читатели или зрители начинают более консервативно оценивать их достоверность в целом и становятся более склонны считать полученную информацию ложной, независимо от ее фактической правдивости. Пользуясь этим скепсисом, российские государственные СМИ открыто предъявляют аудитории собственную предвзятость. Хотя телевизионные новостные программы и контролируемые государством новостные интернет-ресурсы могут сохранять видимость объективности, используя нейтральный язык и указывая источники, влиятельные российские пропагандисты воспринимают журналистику как продолжение государственной политики.
Парадоксальным образом открытая демонстрация предвзятости может быть эффективной политической стратегией, которая усиливает, а не подрывает воздействие пропаганды. Неубедительная пропаганда может не справиться с задачей убеждения, но она развивает в людях политический цинизм. Наблюдая за манипуляциями СМИ, граждане могут прийти к выводу, что идеалы демократии недостижимы и нереализуемы, а значит, любые коллективные действия бесполезны. Кроме того, пропаганда может запугивать граждан, демонстрируя огромные ресурсы и инструменты контроля над информационной сферой, которые находятся в распоряжении автократа. Когда граждане видят, что власть вкладывает в пропаганду огромные ресурсы, они с большей готовностью воспринимают правительство как серьезную силу, что парализует попытки сопротивления. Более того, открыто демонстрируемая предвзятость также влияет на восприятие гражданами политических оппонентов, как на политическом, так и на личном уровне. Когда люди убеждены, что медиапространство насыщено пропагандой, они с большей готовностью верят в то, что их сограждане подвержены этой пропаганде и вряд ли будут участвовать в протестах.
Пропаганда подавляет разговоры о политике с оппонентами
Демонстрация собственной предвзятости государственными СМИ может подавлять политические дискуссии, отбивая у людей желание общаться с теми, кто придерживается иных взглядов, и потреблять информацию из источников, которые не соответствуют их собственным политическим убеждениям. Люди склонны считать свои собственные рассуждения рациональными, в то время как рассуждения оппонентов приписывают эмоциям и влиянию СМИ. В результате люди считают, что другими манипулируют СМИ, а значит, политику обсуждать бесполезно, ведь оппонента все равно не переубедишь. В России пропаганда способствовала возникновению «разобщенного общества», изолируя тех, кто поддерживает войну, от тех, кто мог бы изменить их мнение.
Исследование Лаборатории публичной социологии, основанное на глубинных интервью с россиянами, представляющими весь спектр мнений от активной поддержки до активной критики вторжения, собранных за первые четыре месяца полномасштабной войны, показывает, как восприятие других как жертв манипуляций СМИ прекращает разговоры на политические темы. Вопреки общепринятому мнению, исследователи обнаружили, что среди респондентов очень немногие слепо верят государственным СМИ — даже те, кто поддерживает полномасштабное вторжение. Хотя сторонники и противники вторжения придерживались разных мнений относительно моральной оправданности пропаганды, для большинства респондентов было очевидно, что государственные СМИ манипулируют тем, что сограждане думают о войне. Вместе с тем разговоры на политические темы постепенно исчезали из повседневной жизни. После первых неудачных попыток убедить друг друга большинство респондентов стали считать такие разговоры бесполезными, поэтому избегали политических дискуссий или разрывали связи с друзьями и членами семьи, которые придерживались другой точки зрения. Неудивительно, что данные опросов также показывают, что те, кто поддерживает вторжение, говорят, что большинство их друзей и родственников придерживаются того же мнения.
Спустя несколько месяцев после начала полномасштабной войны некоторые респонденты говорили, что при одной только мысли о том, чтобы начать разговор о политике, они заранее начинают перечислять в уме все те пропагандистские клише, которые ожидают услышать от своих оппонентов, что в итоге отбивает у них всякое желание продолжать подобные дискуссии. Хотя самого по себе восприятия других как жертв манипуляций недостаточно для прекращения дискуссий, оно дает людям убедительные аргументы, чтобы избегать участия в них. Демонстрируя собственную предвзятость, пропаганда дала им эффективные оправдания для того, чтобы прекратить разговоры на политические темы с теми, кто придерживается иных взглядов.
Однако нежелание участвовать в политических беседах нельзя списать только на то, что люди ощущают бесполезность любых попыток кого-то переубедить. Репрессии, как и пропаганда, вносят значительный вклад в разрыв коммуникации между людьми на темы, связанные с политикой. В течение первого года войны сторонники режима написали сотни тысяч доносов, сообщая о своих согражданах «куда следует» и сея в обществе страх. Тем не менее, если верить нарративам респондентов, влияние СМИ также оказалось важным оправданием для уклонения от политических бесед. Продолжая потреблять пропаганду и не встречая возражений со стороны других из-за исчезновения политических дискуссий, сторонники войны, скорее всего, будут и дальше укрепляться в собственных убеждениях.
Пропаганда поляризует потребление СМИ
Как и в ситуации с личными разговорами о политике, восприятие предвзятости, внушаемое пропагандой, также способствует поляризации потребления СМИ. Исследования показывают, что люди с противоположными, но глубоко укоренившимися мнениями по какому-либо вопросу часто воспринимают освещение этого вопроса в СМИ как предвзятое по отношению к их взглядам. В свою очередь, такая поляризация может влиять на потребление информации, заставляя людей избегать источников, которые ставят под вопрос их убеждения.
Другое исследование, проведенное Лабораторией общественной социологии на основе глубинных интервью с россиянами, не являющимися противниками войны, прослеживает эволюцию их восприятия событий в течение девяти месяцев с начала полномасштабного вторжения и показывает наличие сильной поляризации потребления информации. Вопреки распространенному мнению, исследователи обнаружили, что лишь небольшое число людей сознательно искали СМИ, которые подтверждали их существующие убеждения. По мере того, как усиливалась потребность в достоверной информации о событиях в Украине и становилась очевидной предвзятость государственных СМИ, «не-противники» вторжения пытались получать информацию как из контролируемых государством, так и из независимых СМИ. Противоречащие друг другу нарративы, постоянные отсылки к «фейкам» и «дезинформации», а также идея о том, что любая информация — это оружие, распространяемая государственными СМИ, создавали у таких людей ощущение дискомфорта. Со временем этот дискомфорт привел к тому, что менее политически активные респонденты, которые с трудом отличали достоверную информацию от необъективной, решили ограничить потребление политических новостей или вовсе отстранились от политики. С другой стороны, более политически активные респонденты, хотя и признавали предвзятость и ненадежность прогосударственных источников, предпочитали опираться на них из-за неудовлетворенности освещением войны независимыми СМИ, которые казались слишком «предвзятыми». В ситуации отсутствия разнообразных точек зрения в СМИ и при продолжающемся потреблении пропаганды такие люди, скорее всего, только укрепятся в существующих взглядах.
Кремлевская пропагандистская машина более сложна, чем кажется, что роднит ее с авторитарной пропагандой в других развитых, но жестко контролируемых медиа-системах. Российская пропаганда не только распространяет недостоверную информацию, но и использует социальные отношения между людьми, влияя на то, как граждане воспринимают друг друга, оценивают вероятность того, что другие присоединятся к протесту, и участвуют в политической дискуссии как в смысле потребление информации из различных СМИ, так и в смысле личных разговоров с оппонентами. В этом контексте восприятие информации как необъективной может быть таким же пагубным, как и принятие необъективной информации на веру. Поскольку простого предоставления достоверной информации недостаточно для изменения общественного восприятия войны, важно учитывать косвенные эффекты пропаганды. В этом контексте другие цели, такие, например, как восстановлении нарушенной социальной коммуникации о политике между людьми, обретают новое значение и важность для борьбы с влиянием пропаганды.
