Когда российские войска вторглись в Украину, по всей России начались антивоенные протесты, однако они не достигли своей цели: численность протестующих оказалась относительно небольшой, и полиция без труда разгромила протестное движение. Тем не менее, многие комментаторы стали указывать на другой возможный сценарий прекращения войны и политических изменений в России: раскол элит.
Казалось, что политические и экономические элиты, для которых, судя по многим признакам, война явилась глубочайшим шоком, объединятся против Путина, особенно на фоне военных поражений. «В ближайшее время мы увидим раскол элит», — говорил уже через неделю после начала вторжения оппозиционный политик Дмитрий Гудков. Ему вторил член команды Навального Леонид Волков: «Путин лишится власти из-за конфликтов в окружении». «Раскол элит» быстро превратился в расхожую фразу, клише.
Как всякое клише, «раскол элит» зажил своей жизнью. Для власти он стал частью параноидальной риторики поиска внутренних врагов — и аргументом в пользу недопустимости любой даже осторожной критики происходящего: «Наша страна никогда не была побеждена за счет внешних вызовов. Все проблемы приходили через предательство и раскол элит» (спикер Госдумы Вячеслав Володин).
Андрей Черняк, представитель Главного управления разведки (ГУР) Минобороны Украины, заявил: «Раскол внутри так называемых кремлевских элит — не сценарий, а свершившийся факт», хотя под вопросом остаются «глубина этого раскола и готовность тех или иных групп к действиям». К поискам раскола элит, этого «мифического зверя», как выразился покойный политтехнолог Глеб Павловский, с энтузиазмом подключились и западные журналисты, опираясь на собственные анонимные источники в Кремле.
Откуда надежды на раскол элит в России?
Печально знаменитое заседание Совета безопасности 21 февраля 2022 года, ставшее прологом к войне, продемонстрировало одиночество Путина: у членов Совбеза заплетался язык, некоторые пытались робко указывать на сохраняющиеся дипломатические возможности, Путин же отвечал жестко и насмешливо, очевидно, не слишком считаясь с мнением своего окружения. Последующие журналистские расследования показали, что даже самые высокопоставленные чиновники не знали о планах Путина начать боевые действия.
У начавшейся 24 февраля 2022 года полномасштабной войны было непросто найти выгодополучателей в российской элите, зато легко было определить тех, кто от нее пострадал. Весь механизм превращения коррупционных доходов в зарубежные активы, который десятилетиями был необходимой частью работы российского госаппарата, оказался под угрозой. Люди теряли деньги, недвижимость, физическую возможность находиться на Западе. Для крупного бизнеса экономическая борьба «недружественных стран» против России означала еще и провал многолетней стратегии интернационализации и встраивания в мировую экономику. Взамен Путин мог предложить лишь патриотические речи, сохранение «кормушек» внутри страны (к которым, правда, добавились активы ушедших западных фирм) и достаточно сомнительное с точки зрения выгоды взаимодействие с «дружественными» странами. Более того, из-за сокращения экспорта, особенно на второй год войны, общий объем ресурсов, доступных для коррупционного разграбления, также стал уменьшаться.
Со временем ставки росли: чем больше российская армия совершала военных преступлений, тем яснее становилось, что война грозит уже не только экономическими потерями, но и шансом оказаться на скамье подсудимых в Гааге. Почему бы российским элитам не объединиться против Путина, если развязанная им бойня настолько невыгодна и опасна для правящего класса? В конце концов, классика политической науки учит, что малым группам (в данном случае, российским элитам) проще скоординироваться и перейти к коллективным действиям, чем большим группам (населению).
Тем не менее, за 15 месяцев войны этого не произошло. Представители элиты делятся своими опасениями анонимно и изредка — публично, как председатель правления «ФК Открытие» Михаил Задорнов, отметивший: «Наше телевидение говорит с саркастической радостью, что европейцы замерзают. Я не совсем понимаю, чему здесь радоваться. По сути, мы теряем рынки, которые выстраивали еще со времен Советского Союза. 50 лет выстраивался рынок, взаимные экономические связи, которые разрушены на несколько десятилетий вперед. Сегодня мы лишились этих рынков». Очевидно, с мнением Задорнова согласны многие, но к каким-либо действиям никто не переходит.
Так возможен раскол элит или нет?
Обратимся к книге американского политолога Генри Хейла «Политика патронажа: динамика евразийских политических режимов в сравнительной перспективе» (2014), — на данный момент самому подробному исследованию «цветных революций» и режимных трансформаций на постсоветском пространстве. Хейл указывает, что пресловутый раскол элит как раз и является причиной практически всех «цветных революций» в постсоветских странах.
Многие постсоветские режимы, отмечает Хейл, располагали мощным репрессивным аппаратом, не встречали серьезного сопротивления со стороны населения и выглядели устойчивыми, — пока внезапно не обрушивались. Это происходило, когда совпадали два фактора: лидеры таких режимов теряли популярность, становясь «хромыми утками», и одновременно приближался к концу последний конституционно разрешенный срок их правления. Вставал вопрос о транзите власти в какой-либо форме (например, назначении преемника), однако сам этот вопрос порождал неопределенность, которая способствовала появлению альтернативных центров силы (прежде всего в период выборов). Элиты не желали «складывать яйца в одну корзину», поддержка непопулярного инкумбента (действующего лидера) слабела, число перебежчиков в стан его врагов росло, и в итоге власть менялась. Выборы в этой схеме важны не сами по себе, как волеизъявление народа, а в качестве события, вокруг которого выстраиваются ожидания элит и вокруг которого они координируют свои действия.
Путин, судя по всему, отлично понимает эту логику, поэтому подготовку к транзиту власти он начал сильно загодя, в 2020 году. Основной целью «обнуления» было донести до элит мысль, что интрига на выборах 2024 года полностью исключена. После Путина будет только и исключительно Путин. Момент уязвимости в связи с назначением преемника или созданием двух центров силы по казахскому образцу не наступит (к слову, последующий разгром назарбаевского клана в Казахстане показал, что решение Путина было прозорливым).
Недавно Путин еще раз напомнил, что не собирается никуда уходить и выборы 2024 года будут не более чем плебисцитом, в ходе которого народ еще раз выразит ему полную поддержку. Во время визита в Москву китайский лидер Си Цзиньпин сказал: «Я знаю, что в будущем году в вашей стране произойдут очередные президентские выборы. Благодаря Вашему сильному руководству за последние годы Россия добилась значительных успехов в деле достижения результатов и процветания страны. Уверен, что российский народ сильно Вас поддержит в Ваших добрых начинаниях». Это недвусмысленное выражение готовности работать с Путиным и дальше, очевидно, было частью кулуарных договоренностей последнего с китайской стороной. Такая позиция главного на данный момент союзника России призвана еще раз подчеркнуть для всех сомневающихся: Путин — не «хромая утка», он никуда не уходит, а путинский режим, с какими бы трудностями он ни сталкивался в Украине, получит поддержку Китая, которому Россия нужна в качестве союзника в его собственном, все более остром конфликте с Западом.
Проблема, таким образом, не только в страхе российской элиты перед Путиным (хотя за десятилетия негативного отбора в его окружении действительно остались лишь трусливые конформисты). В конце концов, точно такими же конформистами являются и руководители силового аппарата. При резком ослаблении Путина они вполне могут переметнуться на сторону его врагов вместо того, чтобы начать их карать.
Проблема — в отсутствии фокусирующего события, вокруг которого выстраивались бы ожидания элит и в связи с которым мог бы произойти их раскол. Таким событием не станут выборы 2024 года — Путин об этом позаботился. Но им может стать серия тяжелых поражений российской армии. Они окончательно обессмыслят жертвы, которые понесла элита с 24 февраля 2022 года, и могут послужить сигналом к действию. Исходя из теории Хейла, главный вопрос заключается в ожиданиях элит — режим устойчив лишь до тех пор, пока элиты убеждены, что никто из их числа не решится выступить против лидера. Поражение российской армии может стать событием, меняющим эти ожидания.
На оценку преимуществ и рисков бездействия со стороны элит также влияют западные санкции. Пока западные страны далеко не в полной мере использовали персональные санкции как инструмент давления на лояльные режиму элиты. Так, под санкциями на данный момент находится всего около 1,5 тысяч человек, хотя Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального предложил куда более длинный список из 7 тысяч фамилий. Кроме того, западные страны заморозили лишь малую часть активов представителей российской элиты. Наконец, не предусмотрена процедура исключения из санкционных списков, которая подразумевала бы четкое публичное осуждение войны и размежевание с Кремлем, а значит, санкции не дают элитам стимул для того, чтобы менять собственное поведение. В то же время при выполнении всех этих условий оценка элитами выгод и издержек бездействия может измениться.
Пригожинский мятеж и хрупкость власти
Некоторые аналитики называют «расколом элит» разногласия в Кремле и вокруг него: появление полюса реалистов, считающих, что пришло время переходить к обороне, и полюса эскалации, представители которого настаивают на тотальной войне до победного конца. Строго говоря, различные мнения в элитных кругах — еще не признак их раскола, но, как сейчас стало ясно, они способны провоцировать значительную нестабильность. Ярким проявлением этой нестабильности стал мятеж Евгения Пригожина.
Ранее политологи отмечали, что конфликты, подобные шумному противостоянию Пригожина и Минобороны, не только не опасны, но в чем-то выгодны Путину и даже поощряются им, ведь только он сам может выступить в них арбитром, а значит, для системы в целом он незаменим. Вдобавок подобные склоки не дают чрезмерно усилиться ни одной из сторон, предотвращая потенциальную угрозу путинской власти. «Разделяй и властвуй», — принцип столь же древний, сколь и сам феномен тирании, но оттого не менее действенный.
Однако пригожинский мятеж продемонстрировал, что у принципа «разделяй и властвуй» есть и обратная сторона. В ситуации взаимного недоверия и отсутствия институционального контроля один из игроков, почувствовав угрозу, может стать неуправляемым. Это, в свою очередь, может запустить весь процесс, описанный Хейлом, — в зависимости от хода мятежа и реакции Путина меняются элитные ожидания.
Несмотря на то, что вооруженное восстание Пригожина удалось купировать в течение суток, представители элиты не могли не сделать выводы из того, чему стали свидетелями: агрессивного отчитывания Пригожиным замминистра обороны Евкурова, который вступил с ним в переговоры вместо того, чтобы немедленно предать военному суду вместе с остальными вагнеровцами; практически беспрепятственного движения колонн тяжелой техники почти до самой Москвы; того факта, что Пригожин вышел сухим из воды и продолжает как ни в чем не бывало записывать голосовые сообщения — теперь из Беларуси.
Наряду с ситуацией на фронте и западными санкциями пригожинский мятеж меняет калькуляцию элитных акторов. Уязвимость Путина, пусть временная, стала всеобщим достоянием. А в логике Хейла уязвимость инкумбента — это самосбывающееся пророчество. Исходя из этого можно заключить, что пригожинский вызов путинской власти не будет последним.
