Террористические акты создают для автократов благоприятную почву для мобилизации общественной поддержки и/или имплементации непопулярных мер. Впрочем, этим ресурсом временного «единения вокруг знамени» могут пользоваться и лидеры демократических стран, хоть и в ограниченном институциональными сдержками масштабе. Что до автократов, то такие социальные потрясения могут использоваться ими для дальнейшего закручивания гаек внутри страны. Серия взрывов жилых домов в России в 1999 году послужила предлогом для начала второй чеченской войны, а теракт в Беслане — для отмены губернаторских выборов под предлогом повышения безопасности регионов. Подобной реакции наблюдатели ожидали и после мартовского теракта в «Крокус Сити Холле», ставшего крупнейшим со времен трагедии в Беслане. Несмотря на попытки российских властей найти в случившемся «украинский след» и воспроизведение этой версии российским обществом (50% респондентов «Левада-центра» в апреле отмечали, что за терактом стоят «украинские спецслужбы), новой волны мобилизации не последовало. При этом наш анализ медийного поля выделяет два непосредственных последствия трагедии: рост антииммигрантских настроений, подкрепляемый действиями властей, и возвращение в публичное пространства темы отмены моратория на смертную казнь. В то же время вторая тема, несмотря на попытки насаждения сверху, не получила должного общественного одобрения, что свидетельствует в том числе и о некоторых пределах эффективности российской пропаганды.
Прорыв ксенофобии
Обвинив в нападении на «Крокус Сити Холл» граждан Таджикистана, российские власти запустили кампанию по борьбе с «нелегальной миграцией», которая, по словам теперь уже бывшего главы Совбеза Николая Патрушева, «формирует предпосылки (…) для распада страны». В местах работы и проживания мигрантов начали проводить рейды, в результате которых из страны выдворили рекордное число иностранцев, а власти десятка регионов запретили мигрантам работать в такси и других отраслях, что способствовало дальнейшему оттоку мигрантов. В то же время, несмотря на дефицит рабочей силы, в Россию массово перестали пускать граждан Таджикистана, Узбекистана и Кыргызстана, а правозащитники начали фиксировать рост числа случаев насилия, спровоцированных межнациональной рознью.
27 апреля депутаты Госдумы внесли на рассмотрение законопроект, закрепляющий понятие «режима высылки» нелегальных мигрантов из России после внесения в специальный реестр за нарушение определенных требований (например, для сохранения права на въезд в страну иностранец должен «не вмешиваться во внешнюю и внутреннюю государственную политику РФ, не осуществлять действий, направленных на побуждение к принятию, изменению, отмене законов или иных нормативных правовых актов». Технически любая протестная активность или критика российской политики, в том числе в соцсетях, может приравниваться к «побуждению» к изменению того или иного закона). В случае принятия законопроекта, уже одобренного в первом чтении, административная процедура «выдворения», решение о которой может вынести только суд, будет заменена на «высылку», которую смогут осуществлять полицейские фактически по собственному усмотрению. Предполагается, что режим высылки будет запрещать менять место жительства или место пребывания в РФ без разрешения МВД, выезжать за пределы установленного для пребывания региона, получать водительские права, приобретать имущество и транспорт, брать кредит, открывать банковские счета и переводить деньги, заключать брак
На графиках ниже, собранных благодаря данным платформы FilterLabs, мы видим объем hate speech (в данном случае — это этнически мотивированные оскорбления) в отношении мигрантов из стран Центральной Азии и Кавказского региона в российских СМИ и соцсетях. Мартовские пики в обоих случаях являются реакцией на теракт в «Крокус Сити Холле», однако объем подобного контента в социальных сетях демонстрирует более устойчивую картинку, что свидетельствует в том числе об органическом характере распространения контента. Мы предполагаем, что, несмотря на присутствие в российских соцсетях большого числа ботов/троллей и производство подобного контента российской пропагандой, антииммигрантский контент находит свою аудиторию среди русскоязычных интернет-пользователей. Мартовский пик, безусловно, является аномалией, однако и другие месяцы наблюдений демонстрируют значительные объемы антииммигрантского контента — причем российские СМИ в этом случае выглядят менее ксенофобными, чем русскоязычные социальные сети.
Об этом же свидетельствует и анализ тональности контента — на новостных сайтах он имеет менее ярко выраженную негативную окраску, чем в соцсетях (нейтральная тональность представлена на графике нулем, отклонения в значения со знаком минус — негативная тональность). На графиках ниже мы видим, что тональность контента в соцсетях в отношении иммигрантов устойчиво находится в «негативной» зоне.
Предубеждения к иммигрантам фиксируются и в замерах общественного мнения. Так, по данным апрельского опроса «Левада-центра», только 6% россиян готовы видеть выходцев из стран Средней Азии среди своих соседей, а 17% — среди жителей России (в апреле 2022 года — 10% и 28% соответственно, что также является низкими показателями). При этом 31% опрошенных заявили, что вообще не пускали бы их в страну, а 26% отметили, что «пускали бы их только временно» (в 2021 году — 15% и 27% соответственно). Большинство россиян также выступает за ограничение потока нелегальных мигрантов.
В целом мы видим, что антииммигрантские настроения в российском обществе не столько провоцируются, сколько подогреваются провластными медиа и официальным дискурсом. Поэтому дополнительные ограничительные меры и нарушения прав иммигрантов не находят в российском обществе отторжения. Чего нельзя сказать о другой инициативе, вброшенной в информационное пространства по следам теракта в «Крокусе».
Мораторию быть?
Российские пропагандисты время от времени обращаются к теме возможности применения смертной казни, однако после мартовского теракта эту тему подхватили и некоторые официальные лица. Например, глава ЛДПР Леонид Слуцкий в интервью каналу Россия 24 заявил: «Все, кто совершил этот невероятно чудовищный теракт, безусловно, должны быть уничтожены, мы вышли из Совета Европы, нас не связывают больше никакие […] моратории на смертную казнь. И здесь только смерть за смерть». Подобное же заявление сделал и лидер «Справедливой России» Сергей Миронов, отметив, что «обязательно для террористов нужно возвращать смертную казнь. Этим нелюдям нельзя жить на нашей планете». А уже 26 марта эта тема обсуждалась в Госдуме, где, однако, к единому мнению прийти не смогли. И, казалось бы, после этого тема органически пропала из общественной повестки, но в конце июня ее вновь поднял глава СК Александр Бастрыкин на пленарной сессии Международного молодежного юридического форума в Санкт-Петербурге: «Нужно рассмотреть возможность отмены моратория на смертную казнь. В некоторых случаях ее нужно применять, и в этих случаях я сторонник смертной казни».
На графиках ниже мы видим, что тема смертной казни в России до марта этого года практически отсутствовала в публичной повестке — ее редко поднимали в СМИ и обсуждали в социальных сетях. Наблюдаемый в марте резкий скачок объема контента, связанного с возвращением смертной казни, является аномалией, продиктованной внешним воздействием — в данном случае это следствие искусственного раздувания темы сверху. Однако быстрая потеря интереса как в соцмедиа, так и в СМИ свидетельствует о том, что тема не прижилась. Кроме того, в самой российской элите отношение к ней далеко не однозначно. Так, например, председатель Конституционного суда РФ Валерий Зорькин заявил, что «мораторий на смертную казнь в России незыблем».
При этом мы наблюдаем, что серьезного влияния на общественное мнение навязанная сверху дискуссия о смертной казни не возымела. После теракта 52% россиян, по данным «Левада-центра», высказались за восстановление смертной казни, в то время как 36% выступают против ее возвращения. В мае 2021 года мы наблюдали похожее соотношение: 57% против 37%. За три года произошло снижение на 5 п.п. доли активных сторонников восстановления высшей меры наказания (перераспределение произошло за счет увеличения доли неопределившихся). Таким образом, развернувшаяся наверху дискуссия пока не отражается на мнении россиян и не привлекает их внимание. Впрочем, это не гарантирует того, что властные группы, продвигающие «смертную» повестку, не будут пытаться возвращать эту тему в публичное пространство вновь. Однако раздуть интерес на ровном месте гораздо сложнее, чем усилить уже существующий (как, например, в случае антииммигрантской кампании). У пропаганды все-таки есть какие-то пределы эффективности.
Автор выражает благодарность проекту FilterLabs за предоставленные данные. Компания FilterLabs недавно запустила платформу Talisman, которая использует возможности ИИ для анализа гиперлокальных разговорных и поведенческих данных
