В начале августа Федеральная служба исполнения наказаний России объявила, что за время пандемии 3526 работников исправительной системы и 1224 заключенных заразились коронавирусом. Правозащитники подозревают, что цифры заболевших могут быть намного выше. Россия идет по стопам других европейских стран и вслед за ними уже летом начала открывать пенитенциарные учреждения для свиданий. Но угроза вируса еще не миновала, и целый ряд проблем, возникших во время пандемии, повлечет за собой долгосрочные последствия для тюрем и заключенных.
Призывы к амнистии
В начале пандемии правозащитники и тюремные аболиционисты по всему миру призвали к массовому освобождению заключенных. В США и в Великобритании активисты и социальные критики ставили радикальные вопросы о необходимости тюрем вообще и о безопасности тюремного заключения для человечества в условиях пандемии. Разные формы амнистии или досрочного освобождения были предоставлены заключенным по меньшей мере в 25 странах мира, включая Португалию, Великобританию, Францию, Германию, Италию, Бельгию, Албанию, Турцию, Беларусь и Азербайджан (см. Рисунок 1). Россия не входит в эту группу стран.
В начале апреля многие известные российские правозащитники, эксперты, журналисты, писатели, режиссеры, актеры и музыканты написали открытое письмо президенту Владимиру Путину с призывом к амнистии, которая освободит десятки тысяч людей из перенаселенных мест заключения. Предложение касалось тех, кто ожидает суда в следственных изоляторах. При этом еще более 400 тысяч заключенных отбывают наказание в российских колониях. Они также сталкиваются с серьезными опасностями в условиях продолжающегося распространения COVID-19. Россия занимает первое место в Европе не только по общему количеству заключенных, но и по числу заключенных на 100 тысяч населения.
Призывы гражданского общества в России не вызвали энтузиазма у властей. Даже от ожидаемой амнистии в День Победы 2020 отказались по непонятным причинам, хотя она проводилась каждые пять лет в течение последних двух с половиной десятилетий. Несмотря на общую тенденцию значительного сокращения численности заключенных в России за последние полвека, российское правительство не воспользовалось возможностью, предоставленной COVID-19 и годовщиной Победы, чтобы разгрузить тюрьмы.
Рисунок 1: Страны, которые осуществили досрочное освобождение или помилование во время пандемии COVID-19
Источник: Хосе Игнасио Назиф-Муньос для рукописи Хосе Игнасио Назиф-Муньос и Ольги Зевелевой «COVID-19 и тюрьмы Европы: сближение политики во времена пандемии?». Публикация планируется в журнале The Lancet.
Режим изоляции
Россия пошла по пути изоляции тюремного населения вместо освобождения. С середины марта был введен запрет на свидания в местах лишения свободы. Это оказалась самой популярной мерой борьбы с вирусом среди пенитенциарных систем всего мира (см. Рисунок 2). Все государства-члены Совета Европы в какой-то момент на протяжении весны 2020 года запретили посещения тюрем.
Рисунок 2: Количество недель, в течение которых каждая страна ограничивала посещения тюрем после того, как на ее территории был обнаружен первый случай заболевания COVID-19
Источник: Хосе Игнасио Назиф-Муньос для рукописи «COVID-19 и тюрьмы Европы: сближение политики во времена пандемии?».
Во многих странах мира принимались схожие меры, но в России они оказались особенно жесткими. Подавляющее большинство других государств-членов Совета Европы попытались смягчить изоляцию заключенных во время локдаунов, чаще всего путем расширения телефонных звонков или введения видеоконференций. Многие тюремные системы использовали пандемию для ускорения уже начатого процесса внедрения цифровых программ. Дания даже обеспечила свои тюрьмы игровыми приставками, а также разрешила видеозвонки членам семьи с собственных мобильных телефонов заключенных. В Великобритании было выдано 900 сотовых телефонов тем заключенным, у которых не было собственных.
Несмотря на призывы к правительствам со стороны международных организаций, в том числе со стороны Верховного комиссара ООН по правам человека, тщательно продумать режим вводимых в тюрьмах ограничений, в России не было предусмотрено никаких компенсационных мер. Напротив, вместо этого ФСИН внедрила то, что некоторые правозащитники называют полной «информационной блокадой». Конкретные меры по профилактике коронавируса не были публично разъяснены, а на сайте ведомства время от времени публиковались лишь общие новости о введенных мерах. В результате заключенные и их родные терялись в догадках, что и когда им следует ожидать от ФСИН. В целях преодоления этого информационного вакуума группа неправительственных организаций и адвокатов запустила проект под названием «Серая зона», который отслеживает сообщения о коронавирусе в тюрьмах страны, приводит ответы властей, сообщения заключенных и их семей, а также свидетельства журналистов и общественных наблюдателей.
Общественные наблюдательные комиссии (ОНК) и адвокаты также столкнулись с дополнительными препятствиями в ходе поездок в тюрьмы и попыток в них попасть, что уменьшило возможности общественного контроля над пенитенциарными учреждениями во время пандемии. Режим доступа в тюрьмы различался в разных регионах России и зависел от решений, принятых на местном уровне.
В отдельных регионах и тюрьмах была приостановлена или серьезно нарушена доставка посылок заключенным. От этого пострадали особенно уязвимые группы, испытывающие проблемы с едой в тюремных столовых, в том числе люди, которым требуется специальное питание из-за болезней, или заключенные с диетическими ограничениями по религиозным соображениям (например, мусульмане, которым требуется халяльная еда). Долгосрочные негативные последствия ограничений для здоровья и благополучия уже ослабленных заключенных еще предстоит оценить.
Бунты, секретность, злоупотребления
Ограничения и другие проблемы, вызванные пандемией, привели к недовольству среди заключенных по всему миру. Только за период с середины марта по середину апреля тюремные бунты произошли в 36 странах, в 15-ти из них они закончились смертельными случаями. В ходе протестов в тюрьмах погибло более 100 человек, причем, за очень редкими исключениями, жертвами были именно заключенные, а не тюремные охранники. Заключенные требовали дополнительной защиты от вируса, усиления санитарных мер и досрочного освобождения.
В России мы знаем об одном бунте, который закончился смертельным исходом. Это событие произошло в начале апреля в исправительной колонии в сибирском городе Ангарске. По словам Алексея Федярова из организации «Русь Сидящая», похоже, что этот бунт не был связан с вирусом и, скорее всего, был вызван борьбой за влияние между администрацией и заключенными. Тем не менее, ситуация с пандемией могла стать дополнительным фактором, который привел к тому, что борьба между тюремными охранниками и заключенными переросла в настоящие столкновения. Согласно имеющимся данным, беспорядки начались с того, что тюремные охранники избили заключенного, после чего около двадцати заключенных в знак протеста вскрыли вены. В результате последовавшего насилия около 300 заключенных получили ранения, один человек погиб. В мае правозащитники узнали о втором смертельном случае от травм, полученных в ходе бунта (администрация это отрицала). В ходе бунта на территории колонии сгорело несколько зданий.
Это крупное событие привело в ужас семьи заключенных и потрясло правозащитное сообщество, не в последнюю очередь потому, что из-за запретов они не смогли попасть в тюрьму и обеспечить защиту тем, кто участвовал в протестах. Хотя бунт не был вызван вирусом напрямую, он обнажил некоторые практики, применявшиеся в российской тюремной системе во время пандемии.
Во-первых, заключение создает для людей, отбывающих срок, дополнительный стресс, а в условиях ограниченной информации и сокращения контактов с внешним миром отношения между заключенными и администрацией становятся еще более напряженными. Это усугубляется принятым в России нормативным актом о пандемии, который предусматривал, что тюремные охранники должны были работать в 14-дневные смены, то есть проживать в колониях непрерывно в течение двух недель.
Во-вторых, правозащитники и общественные комитеты по мониторингу не сразу получили доступ к месту массовых беспорядков и к заключенным, которые были свидетелями этих событий. По этой причине они не могли получить информацию от самих заключенных, а также обеспечить их быстрой правовой защитой. Отчасти это было связано с тем, что сотни заключенных немедленно вывезли из тюрьмы, где произошли беспорядки, а их семьям и правозащитникам не была предоставлена своевременная информация о том, куда они переведены.
В-третьих, в то время как правозащитники боролись за доступ к тем, кто участвовал в массовых беспорядках, власти допрашивали этих заключенных, и есть сведения о серьезном физическом насилии над одним из мужчин, Хумайдом Хайдаевым. Этот заключенный был обвинен в том, что он явился зачинщиком акции протеста. Когда адвокаты Хайдаева увидели его через несколько дней после бунта, он был весь в ушибах, с изуродованным лицом и сломанными пальцами на руках и ногах. Брат Хайдаева опасается, что широко распространенные среди некоторых сотрудников правоохранительных органов России античеченские настроения повышают риск применения по отношению к этому заключенному еще большего насилия и сурового приговора. Режим карантина в тюрьмах создает огромные трудности для того, чтобы обеспечить процесс защиты и не допустить нарушение прав человека в отношении заключенных. Говоря о произошедшем бунте, министр юстиции Константин Чуйченко зашел настолько далеко, что обвинил в его организации «силы извне», а именно правозащитников.
Развитие событий после бунта демонстрирует избирательность изоляции в российских тюрьмах во время пандемии и отношение чиновников и ФСИН к правозащитникам. В то время как следователи общались с арестантами в течение всего этого времени, а судебные слушания проходили через WhatsApp, правозащитники сталкивались с препятствиями и даже не смогли наладить общение с помощью видеосвязи.
Выводы
Нам еще предстоит разобраться в том, сколько заключенных и тюремного персонала пострадали от коронавируса, а также в том, выросли ли показатели смертности среди них в течение этого периода. Помимо масштабов заболеваемости и смертности, необходимо принять во внимание и другие факторы, влияющие на здоровье заключенных. За последние полгода многие заключенные оказались отрезанными от частных поставок продуктов и медикаментов, что может оказать долгосрочное воздействие на их здоровье. Поступают сообщения о том, что тюремные медицинские подразделения, которые часто не соответствуют необходимым требованиям даже при нормальных обстоятельствах, в условиях пандемии справляются со своими задачами еще хуже, подвергая риску здоровье заключенных, которые уязвимы и подвержены различным заболеваниям помимо COVID-19.
Психологические эффекты от закрытия тюрем нельзя недооценивать. Широко известно, что отсутствие возможности видеть семью и друзей имеет серьезные последствия для психического здоровья заключенных. Хаотичный способ, которым Федеральная служба исполнения наказаний информировала заключенных и их семьи о вводимых правилах во время распространения COVID-19, создает у них ощущение непредсказуемости и нестабильности.
Пенитенциарные системы по всему миру в условиях пандемии сталкиваются со многими из перечисленных проблем. Однако некоторые особенности российской тюремной системы, а именно — отсутствие прозрачности со стороны руководства исправительных учреждений, подозрительное отношение к правозащитникам, зависимость заключенных от семей в получении еды и других предметов первой необходимости, — усугубляют сложную ситуацию в местах лишения свободы. Нам еще предстоит многое узнать о том, какое влияние на жизнь заключенных оказала политика во время пандемии.
Данные основаны на недавнем исследовании, которое подробно описывается и анализируется в статье Хосе Игнасио Назиф-Муньос и Ольги Зевелевой «COVID-19 and the prisons of Europe: Policy convergence in pandemic times?». Статья находится на рецензии в журнале The Lancet.
Photo: Scanpix
