Всего за два месяца рейтинг Владимира Путина снизился с 80% до 70%. Это самое сильное снижение за последние годы. Уровень одобрения президента опустился до значений 2011−2013 гг., прошедших под знаком протестов, отложенных эффектов экономического кризиса и спада ожиданий населения.
Фиксируемое социологами снижение оценок работы президента и правительства, безусловно, связано с анонсированной пенсионной реформой, которую Путин поддержал 29 августа. Граждане единодушны: против этой реформы выступает 90% россиян. Последним событием, которое с таким же успехом консолидировало граждан России, было «присоединение» Крыма, воспринятое с положительными эмоциями (в отличие от нынешней ситуации). «Пенсионная» речь президента едва ли могла вернуть ему заоблачно высокий рейтинг.
Россияне привыкли к тому, что до того, как свое мнение выскажет президент, любой процесс еще можно повернуть вспять. Даже несмотря на то, что большинство россиян ожидало утверждения плана пенсионной реформы, небольшое место для дискуссии еще оставалось. Парламентская оппозиция сдержанно выражала другие точки зрения, КПРФ даже планировала проведение референдума. На фокус-группах люди говорили: «Путин полностью не ознакомлен с новым проектом. Он молчит». При этом понимание самой сути пенсионной реформы среди россиян было вполне однозначным: отмечалось, что цель заключается в том, чтобы сэкономить деньги государства, чиновников, олигархов и решать проблемы за счет простых россиян. Даже те, кто считает повышение пенсионного возраста неизбежным, видят в этом лишь следствие неэффективного управления государством.
Можно сказать, что повышение пенсионного возраста воспринимается как доказательство неспособности политической элиты решать стоящие перед страной проблемы. В числе главных причин роста лишних расходов государства россияне называют активную внешнюю политику: война в Украине и Сирии, «присоединение» Крыма, растущие оборонные расходы, а также неуемные аппетиты чиновников и унизительное социальное расслоение. Россияне описывают гипотетические последствия реформы в самых мрачных тонах: обнищание населения, снижение продолжительности жизни, «великая депрессия», чуть ли не нравственная деградация из-за невозможности поддерживать достойный уровень жизни. И это не мнение маргинальной оппозиции, а самые распространенные страхи. Все вышеизложенное вполне можно счесть достаточным основанием как минимум для серьезных массовых протестов, а то и увидеть в этом запрос на коренную смену политической элиты. Тем не менее, мы не видим ни серьезных шагов от протестных лидеров, ни роста низового возмущения. В чем же дело?
За что государство платит пенсии?
Удобная концепция социального договора между государством и обществом подразумевала, что власть обязана обеспечивать минимально комфортный уровень жизни в обмен на поддержку граждан. В этом случае за невыполнение договора должна предусматриваться ответственность. Но для этого пенсия должна стать предметом договорных отношений в восприятии россиян. Недавние качественные исследования «Левада-Центра» вносят некоторую ясность в этот вопрос. Плата за пенсии в самой распространенной трактовке — это компенсация за труд, который человек потратил во благо государства и общества, на создание коллективного блага. На каждой фокус-группе звучало: пенсия — это «внесенное в общую копилку». Впрочем, есть и другая точка зрения: пенсия — это возврат денег, перечисленных гражданином в Пенсионный фонд. С первого взгляда разница между этими позициями невелика, но тут есть сущностное различие: либо человек работает на общее благо, либо на свое личное. В первом случае страна выплачивает некое социальное пособие: за «преданность», добросовестный труд. А во втором — это персональные инвестиции в собственное будущее. Есть основания предполагать, что принятие позиции определяется возрастом: в группе россиян в возрасте 30−40 лет чаще проявляются симпатии к «индивидуалистичному» подходу: «в идеале каждый зарабатывает себе на пенсию. Я не хочу никого кормить, потому что я хочу сам себе заработать». Отношение к пенсии как собственности автоматически поднимает связанные с этим проблемы: пенсию нельзя наследовать и распоряжаться как денежным вкладом, нельзя отказаться от обязательных выплат в Пенсионный фонд и копить на старость самостоятельно.
Россияне старше 50 лет чаще считают, что именно государство должно нести ответственность за пенсионное обеспечение. Размер пенсии, по их мнению, должен зависеть от личной инициативы, но функция социального пособия не исчезает. Ведь полезность человека для общества не всегда определяется его финансовым благополучием и количеством денег, внесенных в «общую кассу». Люди старшего возраста не считают, что человек должен быть представлен сам себе и понимают необходимость пенсионных отчислений, даже если человек мало работал и не платил налоги. Выплата пенсий становится конституционной обязанностью государства, которое должно заботиться о своих гражданах и предоставлять им общий минимум. Но россияне привыкли, что конституционные обязанности могут менять свои формы и размеры, а мнение россиян для этого спрашивать не обязательно.
Еще одно обстоятельство, которое влияет на социальное восприятие пенсионной реформы, — ее общенародный характер. Изменения условий жизни чаще всего воспринимаются лишь относительно референтной группы, поэтому общее ухудшение положения дел в стране воспринимается как объективная данность. Алексис де Токвиль отмечал: «Правительство может делать почти все, что хочет, лишь бы его действия были обращены ко всему населению». Впрочем, российская власть явно не собиралась делать пенсионную реформу действительно всеобщим событием. По мнению россиян, для некоторых слоев пенсионные условия несправедливо лучше: «Пенсии госчиновников — они 70% от зарплаты. И плюс, они еще раньше уходят. Вот зачем? Почему у них 70%? В два раза больше». Чиновничество, как и во времена СССР, сегодня воспринимается как паразитирующий класс, а вот избирательные меры для военнослужащих вносят основания для нового конфликта между властью и народом. В массовом сознании военные — это народные защитники. И милитаризация общества последних лет работает на укрепление этого образа. Пенсионные преференции в адрес силовиков вряд ли кардинально изменят имидж армии, но такая избирательность в целом способствует нарастанию дистанции между властью и обществом.
Изменения протестного потенциала
Остается открытым вопрос, может ли народное недовольство вылиться в массовые протесты. Во-первых, снижение рейтинга президента является логичным следствием непопулярного решения. Вряд ли авторы пенсионной реформы могли рассчитывать на массовое ликование. Снижение показателей одобрения еще недостаточное условие для возникновения действительно массового недовольства, но оно способно иметь отложенные последствия. Риторический вопрос «если не Путин, то кто?» все еще не имеет практического смысла. В отсутствие альтернативных фигур одобрение или неодобрение деятельности президента может восприниматься только в контексте небольшого временного отрезка. Россияне могут вспомнить, что «вчерашний» Путин был лучше, чем «сегодняшний», но другие политики по-прежнему не в состоянии составить ему конкуренцию. Причем время в данном случае может сыграть в пользу Путина: с июля по август его одобрение несколько скорректировалось: поднялось с 67% до 70% (опрос проводился до его выступления о пенсионной реформе). Действительно, «присоединение» Крыма сегодня вспоминается не только с восхищением, но и с усмешкой. Однако протесты в 2005 году, связанные с монетизацией льгот, не вспоминаются совсем.
Во-вторых, вызывает сомнения появление серьезной оппозиции. Алексей Навальный выпустил несколько материалов и анонсировал митинг 9 сентября (в единый день голосования). Но пока что его трудно назвать выразителем общественного мнения по поводу пенсионной реформы. Как правило, левые партии и политики выражают интересы общества в отношении реформ, затрагивающих социальную тему. Однако ни КПРФ, ни «Левый фронт» не смогли доказать свою востребованность в ходе недавних митингов: они прошли практически незаметно, без каких-либо результатов.
Смягчение правил пенсионной реформы может окончательно выбить почву из-под ног оппозиции в этой теме. Стоит вспомнить эпизод с «реновацией» жилья в Москве: в мае 2017 года, когда программа была только объявлена, инициативная группа смогла собрать несколько многотысячных митингов, но уже к сентябрю после уступок мэрии и масштабной информационной кампании протестная активность спала. Вероятнее всего, митинги сыграли свою положительную роль в смягчении условий «реновации». Именно ожидание протестов властью может сыграть ключевую роль и в ходе подготовки к пенсионной реформе.
Общественные ожидания протестов, согласно опросам, выросли с 17% до 41%, а готовность протестовать против повышения пенсионного возраста превысила 50%. Обычно ожидание протестов растет после первых значимых публичных акций, а нынешний скачок показателя скорее говорит о растущем в обществе накале, который пока не находит свой выход, но может влиять на намерения государственной власти и принуждать их действовать осторожнее. Потенциальная социальная база для протестов по пенсионной реформе — это люди предпенсионного возраста. Уровень одобрения пенсионной реформы низок во всех возрастных группах, но острее всех проблему ощущают те группы, которые первыми испытают последствия реформы. Молодые люди скорее смогут приспособиться к изменениям в социальной системе.
Как вы считаете, какое решение относительно проекта закона о повышении пенсионного возраста будет принято президентом Владимиром Путиным?
Наконец, фактором, который может способствовать ослаблению рейтинга президента в ближайшей перспективе, являются неоправданные народные ожидания. Данные июльского опроса показывают, что именно с ожиданиями от президента связано общее одобрение его действий. Доля тех, кто ожидает подписания и введения закона в действие среди сторонников Путина ощутимо меньше, чем среди тех, кто его деятельность не одобряет (напомню, что в июле показатель одобрения Путина был на уровне 67%). 18% россиян, которые одобряли действия Путина, ожидали от него отмены закона. Неоправданные ожидания потенциально могут увеличить число его критиков на 5−10 процентных пунктов. Призыв к смягчению, «доработке» законопроекта окончательно развеял надежды на отмену пенсионной реформы. Уже сейчас совершенно очевидно, что кардинального изменения политической обстановки не произойдет, а экономия на пенсиях может стать подушкой безопасности и продлит период относительной «стабильности». Вполне может оказаться, что это не единственная непопулярная мера, последствия которой будут сглажены за счет популярности Владимира Путина. «Виртуальный» рейтинг президента приобретает вполне осязаемый материальный эквивалент.
