Информационная политика
Политика
Протесты

Особенности национальной охоты на людей в эпоху повсеместной цифровизации

Центральная власть сама выдумывала эти законы. И теперь загнала себя в ловушку.

Read in english

— Папа, изменят ли что-нибудь выборы в России?

— Нет, сынок, не изменят.

— Почему?

— Потому что если на кучу дерьма положить вишенку, куча дерьма не станет тортом.

Может и грубовато, но, кажется, вполне безопасно. Напрасно кажется! За публикацию в социальной сети «Вконтакте» этого анекдота, а также некоей «карикатуры на ватников» (то есть казенных ура-патриотов) в Петербурге судят Эдуарда Никитина. Правда, следствие требует для обвиняемого не тюремного срока, а отправки на принудительное лечение в психиатрическую клинику.

Ощущение, что смотришь фильм, где герой проваливается в прошлое, или читаешь мемуары какого-нибудь советского диссидента: суд за анекдот, торжество карательной психиатрии, на стене в кабинете у следователя — портрет бессменного генсека (почему-то, кстати, думается, что портрет бессменного президента на стене в кабинете у следователя точно есть). Однако происходит это прямо сейчас. Новости о делах за репосты в социальных сетях — или, если быть точным, в социальной сети, т.к. жертвами таких дел оказываются, как правило, пользователи «Вконтакте», — появляются на лентах агентств и специализированных сайтов едва ли не ежедневно.

Не только «Новое величие»

Самая громкая из подобных историй, конечно, — дело «Нового величия». Полицейский провокатор (по другим данным — сотрудник ФСБ) из ничего, на ровном месте создал «экстремистскую организацию», сначала выловив в чатах нескольких разочарованных в жизни людей разного возраста, затем заинтересовав их разговорами о политике, и наконец — составив «устав», ключевой для обвинения документ. Устав написан вполне профессионально, так, чтобы никому из участников организации не удалось отвертеться от самых серьезных обвинений, вплоть до обвинения в подготовке свержения существующего строя.

В момент ареста членов «экстремистской организации» можно было практически в прямом эфире, в тех же социальных сетях, наблюдать, как правозащитники, специализирующиеся на помощи политзаключенным, пытались выяснить друг у друга, кто это вообще такие: в реальном (и тесном, увы) мире российской оппозиционной политики никто про «Новое величие» ничего не знал. Оно и понятно — полицейские провокаторы пресс-релизов не выпускали.

Одна из «экстремисток» — Анна Павликова — на момент ареста была несовершеннолетней. Суд дважды отказывал ей в изменении меры пресечения на домашний арест, хотя в СИЗО она тяжело заболела. И только после «Марша матерей», протестной акции в центре Москвы, Павликову вместе с еще одной фигуранткой дела, Марией Дубовик, все-таки перевели из следственного изолятора домой. Но это всего лишь тактическое отступление стороны обвинения перед решающим ударом — «доказательства» собраны, устав и показания работавших под прикрытием оперативников, включая и настоящего создателя организации, имя которого не называется, подшиты к делу. Впереди — суд и неизбежный обвинительный приговор. Всем, кто знаком с работой российского правосудия, ясно, что на оправдание рассчитывать не приходится. Максимальной удачей для обвиняемых станут условные сроки.

Увы, это хоть и самая громкая история такого рода, но далеко не единственная. А главное, полиции не нужны ни провокаторы, ни спецоперации, чтобы в товарном количестве клепать дела за репосты и мемы, — достаточно статей против инакомыслия, в изобилии имеющихся в Уголовном кодексе, и доступа в интернет.

На всю страну прославился Барнаул, где на поток поставлена охота на интернет-пользователей, рискнувших пошутить в социальных сетях: там появились даже специалисты-потерпевшие. Две студентки местного отделения РАНХиГС, будущие юристки, отыскивали в социальных сетях «крамольный» контент и писали заявления в полицию. Им за свой успех пришлось заплатить: в соцсетях их затравили, и девушки — Дарья Исаенко и Анастасия Битнер — обратились с просьбой предоставить им государственную защиту. Кстати, глава полиции Алтайского края Олег Торубаров переведен сейчас в Свердловскую область, и тамошние блогеры уже немного нервничают, ожидая облав против «интернет-экстремистов». В полуторамиллионном Екатеринбурге отыскать любителей постить мемы будет не очень сложно.

В Новокузнецке завели дело против подростка, который в социальных сетях «реабилитировал нацизм», распространяя «заведомо ложные сведения о деятельности СССР во время войны» и показывая «свою страницу друзьям». В Ульяновске следователи ищут злоумышленников, разместивших в интернете портрет губернатора Сергея Морозова с пририсованными гитлеровскими усиками. «Преступники» пока не пойманы.

В Москве на композитора Михаила Орлова завели дело по статье «заведомо ложное сообщение о теракте». Ему даже в интернет выходить не пришлось — он просто крикнул строителям, шумевшим под окнами его квартиры: «Да я вам взорву все к чертовой матери!»

Список неполный, но достаточный, чтобы понять, насколько разнообразны нынче дела о мыслепреступлениях в интернете и не только в интернете.

Бессистемный террор

Есть набор понятных и неприятных ответов на вопрос «Почему это вообще происходит?». Утверждается, будто это — акции запугивания, государственный террор, который должен образумить всех недовольных текущим положением дел. И что неслучайно обвиняемые — молодые люди. Именно молодежь теперь выходит на оппозиционные акции, именно молодые люди работают волонтерами в штабах Алексея Навального, именно молодые видят в путинской политике угрозу собственному будущему.

Звучит красиво, но не очень согласуется с фактами. Никакой системы за потоком абсурдных дел нет. Полицейские провокации и нелепые обвинения не пугают, а злят. Молодым прилетает чаще просто потому, что молодых в интернете больше, но это не значит, что пожилые люди в безопасности: в Тольятти, к примеру, будут судить за экстремизм пенсионерку Любовь Кузаеву — она также размещала материалы в социальной сети «Вконтакте».

Сеть «Вконтакте» по первому требованию выдает следователям любую информацию о пользователях. А недавно выяснилось, что информация передается даже в том случае, если дело еще не заведено. Появились призывы закрывать аккаунты во «Вконтакте», и призывы, видимо, нашли отклик: сеть закрыла статистику, ее топ-менеджеры довольно нелепо ругаются с критиками в других социальных сетях, в частности, в Twitter, поминая зачем-то ужасы революции 1917 года, когда «неэффективная работа охранки» не смогла спасти страну. А компания Mail.Ru Group, которой принадлежит «Вконтакте», направила в Госдуму робкую просьбу о декриминализации действий пользователей в социальных сетях и реабилитации ранее осужденных. Спикер парламента Вячеслав Володин передал прошение экспертам, об их реакции пока ничего неизвестно.

Зато известно, что на самом верху тоже озабочены (или озадачены) происходящим. Во время «прямой линии» с президентом депутат Сергей Шаргунов поднял тему сроков за публикации в социальных сетях. Путин, которого продвинутым интернет-пользователем не назовешь, возможно и не до конца понял, о чем речь, но призвал «до маразма и абсурда» дело с посадками не доводить. Шаргунов внес в Думу законопроект о частичной декриминализации одной из статей УК, которой пользуются следователи для борьбы с сетевым «экстремизмом» — самой знаменитой, 282-ой («разжигание ненависти и вражды»). Пока проект не рассматривали. Совсем недавно пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, отвечая на вопрос о резонансных «антиэкстремистских» делах последнего времени, тоже согласился, что «бывают случаи за гранью разумного». И не удержался от неопровержимой мудрости: каждый такой случай «либо подпадает под действие законодательства соответствующего, либо не подпадает». И не поспоришь.

Охотники и дичь

В общем, центральной власти, давно зачистившей политическую поляну, легко расправляющейся с независимыми НКО и СМИ и ловко нейтрализующей по-настоящему опасных оппозиционеров, вся эта вакханалия тоже, кажется, ни к чему. Времена тяжелые, серьезные конфликты с обществом, вроде того же спора о пенсионной реформе, вполне могут оказаться неразрешимыми. В такой ситуации дополнительно накалять общество, фабрикуя абсурдные дела, как-то даже и незачем.

Государство с самого начала нулевых плодило карательные законы, позволяющие наказывать за слова и мысли. Каждый решал какую-нибудь тактическую задачу — разобраться с русскими националистами, например (так появились статьи УК «за разжигание ненависти» и «за экстремизм»), или хотя бы задним числом оправдать жестокость по отношению к участницам Pussy Riot (так появилась статья «за оскорбление чувств верующих»). Понадобилось прекратить дискуссии о статусе Крыма — появилась статья о вербальном покушении на территориальную целостность страны. И так далее, механизм понятен.

И вот теперь мы имеем критическую массу такого рода статей. И еще — людей, которые интернет воспринимают как естественную и сравнительно свободную среду обитания. А главное — силовиков, находящихся в основном в регионах, вдали от влиятельных СМИ и авторитетных общественных организаций, которые наконец осознали, какие перспективы это все перед ними открывает. Оказывается, можно без всяких усилий, просто зайдя в сеть, выявлять опасных преступников и целые преступные сообщества, получать премии, благодарности, внеочередные звания. Клондайк. Безграничные охотничьи угодья, где бродит непуганая дичь. Количество возможностей для репрессий перешло в качество работы силовиков на местах, как завещал великий Гегель.

Центральная власть сама выдумывала эти законы. И теперь загнала себя в ловушку: конечно, это произвол. Но это узаконенный произвол, и любая попытка остановить его без отмены карательных законов оказывается произволом беззаконным. Потому что за каждым конкретным делом есть и доказательная база в виде скриншотов с мемами, и заключения экспертов — сформировался ведь уже целый пул психологов, лингвистов и религиоведов, которые в науке себя не нашли, зато научились выявлять экстремизм в буквально любой картинке и в каждом слове. Есть и решения судов.

В этой ситуации естественный выход — взять и отменить все эти карательные статьи. Но это значит — признаться, что все истерики последних лет, вечный поиск угроз и врагов, были делом нелепым, если выражаться мягко. Тоже, получается, невозможное решение.

Вот и получается, что у центра нет средств, чтобы контролировать узаконенный произвол силовиков на местах. А у общества — только один, увы, далеко не всегда срабатывающий способ защиты: максимальный шум вокруг каждого абсурдного дела и каждого нелепого, но ломающего чью-нибудь жизнь приговора.

Самое читаемое
  • Путин-Трамп: второй раунд
  • Фундаментальные противоречия
  • Санкции, локализация и российская автокомпонентная отрасль
  • Россия, Иран и Северная Корея: не новая «ось зла»
  • Шаткие планы России по развитию Дальнего Востока
  • Интересы Украины и российской оппозиции: сложные отношения без ложных противоречий

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
Телеграм в стойле

Андрей Перцев о том, почему лояльные власти популярные Телеграм-каналы признали иноагентами

«Путин-центр» для потомков

Андрей Перцев о том, зачем Кремль строит постоянно работающую модель виртуальной России

Предел эффективности

Ольга Ирисова о том, как теракт в «Крокус Сити Холле» отразился на повестке российских СМИ и соцсетей

Поиск