Кажется, мы начали забывать, что в многомиллионной России до сих пор есть люди, которые — кто открыто, кто скрытно — не поддерживают войну и в целом скептически относятся к нынешнему авторитарному режиму. Даже без глубокого этнографического погружения данные массовых опросов позволяют уверенно выделить достаточно многочисленные группы противников войны.
Антивоенное поле
Проект «Хроники» последовательно отслеживает и фиксирует группы последовательных сторонников и противников боевых действий против Украины. Классификация строится на трех ключевых вопросах:
- отношение к войне;
- приоритет бюджетных расходов (оборона или социальная сфера);
- поддержка гипотетического решения Владимира Путина вывести войска и начать мирные переговоры.
Если респондент поддерживает вывод войск, ставит социальные расходы выше военных и не выражает прямой поддержки «спецоперации» (то есть ответил, что не поддерживает, затруднился с ответом или отказался отвечать), мы относим его к последовательным сторонникам мира. Доля этой группы в опросах «Хроник» на протяжении почти двух лет стабильно держится на уровне около 20%.
Данные проекта «Хроники», февраль 2025 года
Несмотря на устойчивость группы последовательных сторонников мира, оценить ее реальный мобилизационный потенциал довольно сложно. Насколько эти люди готовы открыто выражать свое недовольство войной и приверженность миру? В какой степени антивоенные настроения пересекаются с антипутинскими?
В данных 14-й волны «Хроник» (февраль 2025 года) есть ряд вопросов, комбинация которых позволяет выделить не только противников войны, но и активных противников режима. Для формирования этой группы используются три параметра:
- негативное отношение к войне;
- участие в президентских выборах 2024 года и голосование не за Владимира Путина (за другого кандидата или испорченный бюллетень);
- отношение к формированию муниципальной власти (предпочтение выборности, а не назначаемости мэров).
Полученная таким образом группа «антивоенных голосующих» составляет всего 4% от общей выборки. При этом почти 80% ее представителей входят в более широкую категорию «последовательных сторонников мира». Однако лишь 14% «последовательных сторонников мира» проявляют политическую активность и попадают в категорию «антивоенных голосующих». Иными словами, политически активные противники войны — это лишь небольшая часть гораздо более широкого антивоенного поля, большая часть которого сознательно отказывается от участия в выборах.
Отношение к вполне конкретным, а не гипотетическим выборам само по себе служит важным маркером политической мобилизации противников войны и режима. Российская практика последнего десятилетия (а скорее и дольше) наглядно показывает, насколько сложно несогласным с действиями режима договориться о единой тактике: от активного бойкота до «умного голосования». Президентские выборы 2024 года в условиях войны, с одной стороны, лишь подтвердили эту хроническую проблему, а с другой — именно они (попытки выдвижения антивоенных кандидатов Екатерины Дунцовой и Бориса Надеждина и неожиданно мощная общественная реакция на это) показали, что потенциал и даже прямой запрос на конвенциональное политическое сопротивление войне и режиму все еще существует и может быть весьма значительным.
Мы можем выделить еще одну группу противников войны — тех, кто не поддерживает «СВО», выступает за прямые выборы мэров и не голосовал на президентских выборах 2024 года. Эта группа «антивоенных неголосующих» составляет 11% выборки.
Два последних сегмента по определению не пересекаются: человек либо выражает антивоенную позицию через участие в выборах и протестное голосование, либо через полный отказ от голосования. Вместе они дают около 15% выборки.
Три лица российского антивоенного лагеря
Рассмотрим сходства и различия между тремя антивоенными группами, акцентируя внимание на их внутренних особенностях. По возрастной структуре группы в целом схожи, но прослеживаются четкие акценты.
- «Антивоенные голосующие» характеризуются высокой долей людей «среднего возраста»: почти треть (31%) — это люди 40−49 лет, а молодежь 18−29 лет составляет лишь 15% этой группы;
- «Антивоенные неголосующие» ощутимо моложе: половина из них младше 30 лет, а доля сорокалетних, наоборот, ниже средней (16%);
- «Узкое ядро последовательных сторонников мира» распределено наиболее равномерно: по 24% в двух младших когортах, 19% приходится на 40−49-летних и по 15−19% на старшие возрастные группы.
Иначе говоря, внутри антивоенного лагеря молодежь чаще выбирает полный отказ от участия в выборах, а респонденты среднего возраста — протестное голосование. Различия статистически значимы, но скорее представляют собой мягкий тренд, чем жесткий разлом.
Различия между группами становятся особенно заметными, когда речь заходит о том, как респонденты ощущают влияние войны на свою жизнь. Во всех трех сегментах большинство считает, что т.н. «СВО» скорее негативно сказалась на их повседневной жизни: около 69% среди «узкого ядра» и «неголосующих», а также почти 90% среди «голосующих». Положительное влияние отмечают лишь 2−3% в каждой группе. Ключевое расхождение — в доле тех, кто отвечает «ничего не изменилось». В «узком ядре» и среди «антивоенных неголосующих» так говорят примерно четверть респондентов, а среди пришедших на выборы активных противников — лишь 6−7%. Различия статистически значимы. Таким образом, именно небольшая группа, которая ходит на выборы и голосует против власти, почти поголовно рефлексирует войну как прямой негативный опыт, тогда как более широкое антивоенное поле склонно говорить о влиянии войны, скорее, фоново.
По ожиданиям длительности войны группы тоже заметно расходятся. Респонденты из «узкого ядра» чаще других верят в относительно скорый конец: 36% ждут завершения «через несколько месяцев», а доля считающих, что война продлится «больше года» или «никогда не закончится», у них ниже среднего. При этом именно у них самая высокая доля затруднившихся с прогнозом — 23%. «Антивоенные голосующие» значительно пессимистичнее: среди них меньше всего ответов «несколько месяцев» (22%) и больше всего тех, кто считает, что война продлится «больше года» (28%) или «никогда не завершится» (13%). «Антивоенные неголосующие» занимают промежуточную позицию: по ожиданиям они ближе к «узкому ядру», но с меньшей долей крайних пессимистов («никогда не завершится»). Получается, что именно политически активные, участвующие в выборах противники войны чаще всего воспринимают ее как затяжную и почти безнадежную, тогда как остальные либо сохраняют осторожную надежду на относительно скорый финал, либо предпочитают вообще не делать прогнозов.
Данные проекта «Хроники», февраль 2025 года
В данных 14-й волны «Хроник» можно разглядеть любопытное «советское наследие» в политическом поведении антивоенных россиян. В целом среди противников войны около трети респондентов (33%) сообщают, что их родственники подвергались репрессиям или раскулачиванию — это совпадает со средним показателем по всей выборке (32%). В «узком ядре» таких 29%, среди «антивоенных неголосующих» — 31%, то есть близко к общему уровню. А вот среди «антивоенных голосующих» доля людей с семейной памятью о репрессиях заметно выше — 44%. Различие статистически значимо: именно те, кто готов к протестному голосованию на выборах, существенно чаще несут в себе наследственную травму советского террора.
Интересно, как эти три группы расходятся в повседневных практиках гражданской и социальной активности. Базовая картина довольно похожа: 8−10% представителей каждого антивоенного лагеря вообще никому не помогали за последний год, а у большинства доминирует помощь друзьям, знакомым, животным или благотворительным организациям (более половины в каждой группе). Заметные различия появляются, когда речь заходит о войне. «Узкое ядро» и «антивоенные неголосующие» существенно чаще помогают армии (30% и 26% соответственно) и значительно реже — беженцам (9% и 6%). У «активных голосующих» картина почти зеркальная: помощь армии встречается в этой среде реже (15%), а беженцам — в полтора-два раза чаще (17%).
Таким образом, часть антивоенных респондентов не только политически выступает против войны, но и в реальной жизни смещает акцент помощи с армии на жертв конфликта. Другая часть, даже будучи противниками войны по убеждениям, остается встроенной в доминирующие практики поддержки военных. На первый взгляд это выглядит противоречием, но за ним могут стоять разные мотивы: от простого желания дать социально одобряемый ответ до искреннего разделения «войны как политики» и «солдат как конкретных людей, часто знакомых». В последнем случае помощь армии воспринимается как поддержка людей, а не самого института.
«Антивоенные голосующие» выглядят наиболее последовательными: они и голосуют против власти, и помогают не армии, а жертвам войны. При этом «узкое ядро» и «неголосующие» чаще остаются антивоенными лишь на словах: их убеждения далеко не всегда превращаются в реальное политическое или гражданское действие.
Любопытны различия между группами по опыту и интенсивности участия в общественных объединениях. Здесь различия уже статистически значимы. Во всех трех сегментах преобладает «низкая активность» (участие в 1−3 объединениях): около половины в «узком ядре» и среди «антивоенных голосующих», около 40% у «антивоенных неголосующих». Однако среди последних заметно выше доля полностью изолированных — почти половина вообще не входит ни в одну гражданскую ассоциацию (в «узком ядре» таких 35%, а среди «голосующих» — 39%). Высокая вовлеченность (4 и более объединений) встречается редко, но все же заметно чаще у голосовавших противников и «узкого ядра», чем у неголосующих. Те, кто отказывается от выборов, гораздо чаще оказываются и вне любых гражданских ассоциаций. Напротив, респонденты из «узкого ядра» и «голосующие» противники войны встроены хотя бы в одну-две институциональные сети — профсоюзы, ТСЖ, волонтерские, экологические сообщества
Пожалуй, самое яркое различие между антивоенными группами — их электоральное поведение. По всей выборке четверть респондентов не пришла на участки.
- В «узком ядре» чуть более половины открыто признают, что голосовали за Владимира Путина. Еще четверть затруднились ответить, а меньшинство распределилось между остальными кандидатами и порчей бюллетеня;
- «Антивоенные неголосующие» по определению бойкотировали выборы;
- У «антивоенных голосующих» картина зеркально противоположная: около 22% отдали голоса за Николая Харитонова и Леонида Слуцкого вместе взятых, 25% испортили бюллетень, а более половины заявили, что проголосовали за Владислава Даванкова.
Если сложить все три группы, получается следующее: почти половина антивоенно настроенных респондентов вообще не участвует в выборах, еще четверть голосует за Путина, и лишь меньшинство использует бюллетень как инструмент конвенционального протеста. Впрочем, именно в этом скрыт значительный потенциал для электоральной координации. После отказа в регистрации Борису Надеждину российская оппозиция так и не смогла договориться о единой стратегии. Тем не менее даже в таких условиях системный кандидат Даванков, который лишь намеками обозначал свою антивоенность, стал точкой притяжения для тех, кто хотел действием выразить отношение к войне и режиму. Это говорит о том, что при наличии координирующего субъекта антивоенный и антирежимный электорат способен к быстрой и эффективной консолидации. Такая сила может и не стать «последним гвоздем», но точно превратится в проблему для российского авторитаризма.
Картина противников войны оказывается гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Это не единый «антивоенный блок», а скорее несколько групп людей, которых объединяет неприятие войны, но различает то, как они реагируют на политические реалии. Самая малочисленная, но при этом наиболее принципиальная и последовательная группа — активные «голосующие» противники войны. Именно они готовы прямо говорить по телефону, что не поддерживают войну, выступают за демократические принципы и открыто заявляют о желании смены власти. Вероятно, для большинства общества и даже для части других антивоенных россиян эти люди выглядят «странными»: ведь участие в выборах — это все-таки «игра по правилам режима». Но в этом поведении можно разглядеть упрямое стремление использовать любой, даже минимально доступный канал, чтобы выразить протест против войны и системы. И главное — потенциал роста именно этой группы далеко не исчерпан.
