Изначально Кремль объяснял необходимость полномасштабного вторжения в Украину борьбой с «украинскими нацистами». Этот пропагандистский нарратив уже доказал свою эффективность во время аннексии Крыма в 2014 году. Однако куда меньше внимания обычно уделяется гендерному компоненту, которого в прокремлевском дискурсе за последние восемь лет тоже было в избытке.
Оскорбления в адрес самых различных групп и меньшинств звучали на самом верху кремлевской властной пирамиды. Западная аудитория пришла в ужас от «шутки» Путина об изнасиловании, которой он поделился с президентом Франции Макроном накануне полномасштабного вторжения, но исследователи русскоязычных социальных сетей были удивлены куда меньше: термины вроде «Гейропы» уже давно циркулировали в российской риторике. Слова о том, что Украина — это «красавица», которая должна принять свою судьбу и «терпеть», нравится ей это или нет, — распространенный троп прокремлевского дискурса, который представляет Украину как слабую женщину, неспособную принимать собственные решения и нуждающуюся в «спасении».
Помимо феминизации Украины, гендерная риторика в целом заняла важное место в официальном кремлевском дискурсе. Некоторые из наиболее ярких и важных итераций — заявление патриарха Кирилла о защите Донбасса от угрозы проведения гей-парада или речь Путина об аннексии 30 сентября 2022 года, в которой он говорил о защите России от «извращений, которые ведут к деградации и вымиранию» и экзистенциальной угрозы, которую якобы несет отказ от терминов «отец» и «мать» в пользу «родитель № 1/родитель № 2».
Важно внимательнее присмотреться к гендерной составляющей прокремлевской риторики, потому что она не просто призвана обеспечивать общественную поддержку продолжающейся войны, но и играет важнейшую роль в сохранении авторитарного режима в самой России.
Создание гендерной иерархии
Гендер часто рассматривается как бинарная категория, причем не только с точки зрения биологического пола, но и с точки зрения иерархии. Многие общества — от Древней Греции до современных США — стремятся к нормативной маскулинности в своих мужчинах. Прославление «настоящих мужчин», которые проявляют свою мужественность социально одобренным образом, мужчин «с яйцами», которые должны доминировать во всех социальных ролях, — базовый принцип любой автократии. В то же время в феминизме и нетрадиционных, неконвенциональных гендерных практиках часто видят угрозу обществу, ведь они не только нарушают воспринимаемую очевидной гендерную бинарность, но и ломают прямолинейную гендерную пирамиду, которая часто считается фундаментом функционирования общества. Более того, многие главы государств обеспокоены проекцией достаточного количество маскулинности в глобальной политике, которая построена на восприятии иерархии, — вот почему мировые лидеры вечно обсуждают, чья ядерная кнопка больше.
Ниже я рассмотрю три основных гендерных нарратива, возникших в группах противников Майдана, пользовавшихся социальной сетью ВКонтакте во время первой фазы войны России против Украины. Антимайданные группы появились в русскоязычных социальных сетях после Евромайдана в Украине и стали способом консолидации поддержки прокремлевской политики, в том числе аннексии Крыма. Некоторые из этих групп апроприировали в своих целях нарративы Великой Отечественной войны, но многие постепенно превратились в расистские и «ультрапатриотические», шовинистические сообщества, использовавшие расчеловечивающую риторику ненависти против своих противников. Самая большая из анализируемых здесь групп в 2015 году имела около 550 тысяч подписчиков и представляла крайне правую прокремлевскую позицию, ставшую политическим мейнстримом после февраля 2022 года.
«Дева в беде»
Наиболее распространенная дискурсивная стратегия антимайдановцев — феминизация Украины и описание ее как секс-работницы. Одно из самых непристойных и табуированных слов в русском языке на всем постсоветском пространстве обозначает женщину, которая «сбилась с пути» и «ложится» под каждого мужчину, подчиняясь воле любого встречного. Эта патриархальная лингвистическая коннотация имеет важные визуальные и дискурсивные последствия. Несколько визуальных вариантов этого дискурса включают изображения полуодетых женщин в одежде цветов украинского флага. Другим распространенным нарративом, который репостили пользователи групп противников Евромайдана, была история о трех сестрах (России, Беларуси и Украине), которые жили в одном доме, но у Украины были «свободные нравы» и она постоянно приводила в квартиру разных кавалеров, самым неприятным из которых был «не*р». Подобный дискурсивный фрейминг конструирует предполагаемую женственность Украины в неугрожающих терминах, как «девицу» в беде, чей моральный облик нуждается в исправлении, с чем ей спешит помочь другая, куда более добродетельная сестра, Россия.
Другие вариации того же дискурсивного тропа включали в себя изображения украинских мужчин-политиков, подвергающихся сексуальному насилию, или просто украинских мужчин в карикатурно гомосексуальных образах. Они были и остаются довольно распространенными в группах антимайдановцев, потому что противопоставляют якобы «женственных, гомосексуальных слабаков» «настоящим мужчинам» из пророссийского политического лагеря. В то же время так называемые Л/ДНР, наоборот, часто изображались в образах гетеронормативных несексуализированных женщин. В этом смысле президент Путин и министр иностранных дел Лавров постоянно преподносятся как мужской идеал по сравнению с кажущимися девиантными мужчинами и женщинами с украинской стороны.
«Обамка»
Одно из распространенных прозвищ бывшего президента США — «Обамка». Использование суффикса «-ка» призвано обозначить либо безобидность, либо маленький рост описываемого таким образом субъекта. Введение в оборот термина «Обамка», вероятно, стало одной из наименее оскорбительных риторических стратегий, к которым прибегали подписчики групп антимайдановцев, в то время как более злобные и расистские представители этих сообществ сравнивали президента США с обезьяной и высмеивали его с помощью фотомонтажа, изображающего его с бананом. Карикатуры с бананом были распространены не только в социальных сетях — отфотошопленные фотографии Обамы использовали и некоторые российские правительственные чиновники. Хотя на первый взгляд мемы с бананами и обезьянами выглядят чисто расистскими, они содержат компонент феминизации, поскольку создают гендерную иерархию с якобы интеллектуально неполноценным мужчиной.
Чтобы усилить динамику десекьюритизации, США часто отождествлялись с представительницами женского пола, которые изображались некомпетентными и/или уродливыми. Советское клише о «тупых американцах» особенно широко распространено в социальных сетях. Одним из его воплощений стали «Ржаки над Псаки» (бывшим пресс-секретарем Госдепартамента): это коллажи и демотиваторы с фотографиями Дженнифер Псаки с вымышленными невежественными высказываниями, приписываемыми ей, среди которых было особенно много ошибок в географии (например, демотиватор с изображением Псаки, размышляющей о том, является ли Сирия столицей Пакистана). Пресс-секретарей Госдепартамента США часто сравнивали с министром иностранных дел РФ Лавровым, а когда Россия наняла первую женщину-секретаря МИДа Марию Захарову, ее физическая привлекательность часто интерпретировалась как признак превосходства России.
«Гейропа»
Евромайдан для многих пророссийских пользователей социальных сетей стал равнозначен другим западным «порокам». Поэтому русскоязычные социальные сети вполне предсказуемо запестрили упоминанием «Гейропы» — термина, используемого для «обозначения европейской гендерной девиантности и Европы в целом, и воплощающего европейские ценности и европейскую демократию», согласно определению Татьяны и Олега Рябовых. Другими словами, как гомосексуальный актор Европа оказалась под гнетом США и была лишена самостоятельности. В то же время «ложные» ценности Европы являются примером опасной феминности, которая может поглотить российские традиционные ценности. В этом случае феминизация работает как обесценивание: мужчина, воспринимаемый как женоподобный, должен представлять собой экзистенциальную угрозу для общества, поскольку единственной нормой является мейнстримная версия маскулинности.
Посты, в которых гомосексуальность ассоциировалась с наркоманией и педофилией, были распространены в российских социальных сетях еще до Евромайдана. Подобная концептуализация, вероятно, связана с принятием аудиторией представления о гомосексуальности как об экзистенциальной угрозе. «Гомосекуальная угроза» педалируется правительством, которое не видит разницы между гомосексуальностью и педофилией и последовательно риторически связывает одно с другим. По мнению пользователей-антимайдановцев, Европа сошла с ума, потому что мужчины одеваются как женщины, а упадок, «закат Европы» можно понимать как линейную прогрессию от вырождения Гитлера к гею и, наконец, к собаке. Из визуальных мемов, связанных с Европой, можно недвусмысленно заключить следующее: ЕС не может тягаться с Россией (с точки зрения маскулинности), поскольку его женоподобные практики проистекают из его культуры. Согласно этой логике, у ЕС нет шансов привлечь Украину в свою сферу влияния, но распространение «девиантности», «извращений» представляет собой и экзистенциальную угрозу, поскольку ЕС якобы «требует, чтобы Украина нанимала геев для работы в детских садах». Разницу между «хорошими» и «плохими» ценностями иллюстрирует мем, в котором украинский мужчина выбирает между миром двух мужчин, целующихся под радужным флагом, мира наркотиков и Гитлера, и изображением нуклеарной семьи на фоне церкви и в окружении героев русских сказок, изображенных на заднем плане.
Фашистская угроза часто ассоциируется с гипермаскулинностью, в то время как феминизированный субъект — подчиненный, которого прежде всего нужно спасать. Отсюда и феминизирующая риторика в контексте вторжения России в Украину в 2022 году: ее называют либо колонией Запада, либо «красавицей», которая должна «терпеть, нравится [это ей или] не нравится». Феминизируя Украину, российские политики отрицают ее самостоятельность и субъектность и выстраивают иерархические отношения, в которых Россия превосходит Украину. Хотя мои данные предшествовали нынешнему этапу вторжения, они подчеркивают, как гендерная риторика способствовала легитимации войны среди российского населения.
