31 марта во время десятой Ближневосточной конференции дискуссионного клуба «Валдай» министр иностранных
Российские дипломаты стали продвигать идею создания системы коллективной безопасности в зоне Персидского залива гораздо активнее и регулярнее, однако суть ее не нова. В нынешнем виде она впервые была представлена в 2019 году как многосторонняя платформа, основанная на уважении к суверенитету и территориальной целостности в соответствии с внутренним законодательством и Уставом ООН. Основное ее назначение — развивать диалог между странами региона: Саудовской Аравией и ОАЭ с одной стороны и Ираном с другой. Россия развивала связи со всеми сторонами, так что по логике могла бы играть роль посредника.
В краткосрочный период заявленная цель этой инициативы — обеспечить некоторую стабильность в Персидском заливе (и на Ближнем Востоке в целом) с помощью расширенных консультаций между региональными игроками. Предполагается, что это укрепит доверие между сторонами, предотвратит эскалацию напряженности и сдержит Иран и Саудовскую Аравию от дестабилизирующих действий, направленных на подрыв интересов других акторов на Ближнем Востоке (например, от атак поддерживаемых Ираном хуситов на саудовские нефтяные объекты, которые Лавров резко осудил). В долгосрочный период эту концепцию должна сменить более институционализированная организация по безопасности и сотрудничеству в Персидском заливе (ОБСПЗ). В эту региональную систему безопасности войдут такие международные игроки, как ЕС, США, Китай и Индия. Ее целью может стать разрешение длительных региональных конфликтов, например, между Израилем и Палестиной.
В марте этого года на Валдае Лавров еще раз прояснил, как должна выглядеть эта российская дипломатическая инициатива. Он отметил, что эта концепция будет «похожа на Хельсинкский процесс» (по словам Лаврова, до того, как Запад разрушил последний) и обеспечит эволюцию региона по направлению к «балансу интересов», чтобы он вновь не стал «территорией конфликтов крупных игроков». Предполагается, что концепция будет «инклюзивной» и «всеобъемлющей» по форме и содержанию. Имеется в виду, что с самого начала к ней должны подключиться не только региональные державы, но и постоянные члены Совета безопасности ООН, которые будут решать вопросы безопасности, экономического сотрудничества, гуманитарной помощи, военной поддержки и политических альянсов. Например, Россия, как сообщается, предложила США работать в рамках концепции коллективной безопасности, чтобы договориться об ограничениях на деятельность Ирана, которые не рассматривались в рамках ядерной сделки 2015 года — в частности речь идет о поддержке Тегераном ополченцев и разработке программ баллистических ракет.
Новые переговоры США и Ирана
Новый акцент на концепции безопасности во время поездки Лаврова по странам Залива появился на фоне натянутых отношений наследного принца Саудовской Аравии Мохаммеда ибн Салмана и администрации Байдена, а также новых переговоров США и Ирана о возвращении к ядерной сделке. Этот контекст помогает объяснить возросшую активность России. Но чего при этом она может добиться?
Эту дипломатическую инициативу можно рассматривать как символ успешного утверждения России в регионе. Приняв прагматичный подход, Россия создала возможность диалога с различными противоборствующими сторонами на Ближнем Востоке и поэтому может продвигать идеи многостороннего подхода в Абу-Даби, Дохе, Эр-Рияде и Тегеране. Также это можно рассматривать как результат роста влияния России в регионе за счет США: в то время как Вашингтон испытывает проблемы в диалоге с Ираном и не может решить, до какой степени может разорвать связи с Саудовской Аравией, Россия способна продвигать диалог и позиционировать себя в качестве посредника.
Однако такая точка зрения не берет в расчет очевидные недостатки российской позиции. Хотя Москве удается поддерживать диалог со всеми ближневосточными игроками и обеспечивать отсутствие врагов в регионе посредством тщательного поддержания равновесия и внимания к общим интересам, такая стратегия мешает созданию сколько-нибудь тесных союзов. Региональные игроки опасаются слишком тесного сближения с Москвой, поскольку та не делает секрета из отношений с их соперниками. Таким образом, желание Москвы поддерживать связи со всеми и вытекающее из этого отсутствие близких союзников мешает прогрессу в ключевых вопросах, в первую очередь в сирийской проблеме.
Восстановление Сирии
Россия стремится укрепить сотрудничество с богатыми государствами залива, чтобы профинансировать реконструкцию Сирии. В последние годы Россия приветствует попытки Абу-Даби инвестировать в разоренную войной страну. Во время поездки по странам Залива Лавров был явно рад слышать от своего эмиратского коллеги критику новых американских санкций в отношении Сирии, которые мешают частному сектору ОАЭ развивать свою деятельность в Сирии. Однако Эр-Рияд и Абу-Даби выставляют условия для своей финансовой поддержки. Обе страны стремятся ограничить влияние Ирана в Сирии. Они явно опасаются косвенно помочь Тегерану, с которым Россия взаимодействует в Сирии. Включение Тегерана и других стран Залива в единую систему безопасности, которая поможет осуществить российские цели по восстановлению Сирии, остается несбыточной мечтой.
Однако с точки зрения России продвижение ее многосторонней дипломатической инициативы укрепляет ее статус внерегионального хранителя равновесия в глазах стран Залива, которые давно подозревают Россию в защите интересов Тегерана. Действительно, поначалу российская концепция безопасности выглядела согласованной с иранским подходом к региональной безопасности и Хормузской мирной инициативой (Hormuz Peace Endeavour, HOPE), которую Тегеран представил осенью 2019 года. Однако желание Москвы включить в свою концепцию всех региональных игроков (включая противостоящий Тегерану Израиль), а также постоянных членов Совета безопасности ООН, противоречит точке зрения Ирана, что соглашения о безопасности должны достигаться только между странами, имеющими непосредственный выход к Персидскому заливу.
В этом смысле дипломатическая инициатива Лаврова, даже если она не осуществится, помогает подчеркнуть нейтралитет России в регионе и отличие ее подхода к региональной безопасности от иранского. Таким образом, неоднократное акцентирование внимания на концепции безопасности несет малые издержки и при этом позиционирует РФ как нейтрального посредника и помогает обойти главную слабость Москвы — замороженное состояние сирийского конфликта. Как признал сам Лавров на Валдае, сирийская проблема до сих пор не продвинулась к решению, а перспективы восстановления инфраструктуры, разрушенной в том числе с помощью российских авиаударов, достаточно туманны.
Кроме того, российский многосторонний подход — способ позиционировать Москву как влиятельную мировую державу и скрыть пределы ее экономических возможностей. Сейчас России трудно найти баланс между недостатком ресурсов и претензиями на статус великой державы и равного США внешнего игрока на Ближнем Востоке. Активное продвижение многополярности в Заливе посредством амбициозной концепции безопасности дает России возможность представляться более влиятельным и важным игроком, чем на самом деле. «Инклюзивная» и «всеобъемлющая» инициатива в регионе означает, что Россия получит место за столом переговоров, несмотря на ограниченные материальные ресурсы, и таким образом сохранит образ великой державы. К тому же продвижение системы без гегемона помогает Москве представлять санкции США как символ американской односторонней и чересчур амбициозной политики.
При этом российскую «концепцию безопасности в зоне Персидского залива» нельзя считать признаком желания Москвы исключить США из региона. Приверженность многополярной концепции безопасности скорее означает, что Россия осознает значительную ограниченность собственных ресурсов. Москва по возможности маскирует эти недостатки, продвигая сравнительно дешевые международные дипломатические инициативы. Эти усилия в свою очередь подкрепляют претензии России на статус влиятельной великой державы, способной играть на равных с США. Однако на самом деле подобные инициативы — лишь мираж великодержавной политики.
