В прошлом году российский экономический рост опередил прогнозы, но перед правительством возникла другая проблема: инфляция. В феврале она достигла в годовом выражении 5,67%. При этом куда сильнее возросли цены на такие продукты первой необходимости, как макароны, яйца, а также, например, на яблоки.
Рост цен на продукты представляет огромный политический риск в преддверии сентябрьских выборов в Госдуму. Средний россиянин тратит почти 30% доходов на продукты. По мере того, как в течение 2020 года доходы населения падали, правительство заключало соглашения между торговыми сетями и производителями, чтобы ограничить рост цен на потребительские товары. В конце декабря правительство дало себе право устанавливать предельные цены на товары первой необходимости. В середине февраля был установлен контроль за ценообразованием основных статей экспорта. В апреле вступит в силу новый плавающий тариф на экспорт пшеницы, который должен отбить у производителей желание продавать за рубеж такие объемы зерна. Депутаты Госдумы даже обсуждали усиление наказаний за «провокации» роста цен путем распространения ненадежной информации.
Поскольку рост цен обычно отражает превышение спроса над предложением, теоретически растущие цены должны стимулировать инвестиции в производство. Удержание цен на низком уровне посредством государственного вмешательства становится проблемой, когда производственные издержки начинают расти повсеместно вслед за инфляцией. Таким образом, регулирование цен, как правило, переносит негативное воздействие инфляции в другие сферы. Чем дольше действует регулирование цен, тем больше снижаются инвестиции в производство. Эти базовые проблемы еще более актуальны сейчас, когда по всему миру растут цены на продукты питания, сырьевые товары (в частности нефть) и такие продукты, как удобрения, необходимые для производства. Политическое давление с целью изолировать российскую экономику от этих мировых инфляционных сил рискует создать «новую нормальность» для широкого круга отраслей. Мишустин и его правительство претворяют в жизнь, возможно, следующий этап эволюции российской этатистской политэкономии, который сделает систему еще более хрупкой.
Кто боится импорта инфляции?
Стабильность цен давно является одной из центральных проблем макроэкономической политики Москвы. Это наследие инфляционного кризиса позднесоветской экономики. Согласно опросам «Левада-центра», за редкими и кратковременными исключениями рост цен занимает первое место среди экономических опасений населения России с тех пор, как Путин пришел к власти. Во время его первых двух сроков на посту президента темпы инфляции часто превышали 10% в год. Однако тогда этот эффект сглаживался за счет роста доходов, который был обусловлен огромной прибылью от добычи нефти. Закрома родины заполнились благодаря нефтяному буму, однако он был лишь частью более масштабного сырьевого суперцикла. Тогда синхронно росли цены на продукты питания и на все виды сырья (нефть, металлы, минералы
К 2009 году стабильность цен перестала быть основной проблемой, поскольку разразился финансовый кризис, а рост цен из-за сырьевого суперцикла закончился. Однако политические основы российского сельскохозяйственного протекционизма и политики субсидирования восходят к тревоге, вызванной ростом отрицательного торгового баланса продуктов питания на фоне увеличения цен. Режим контрсанкций против импорта продуктов питания из ЕС, введенный в ответ на санкции за аннексию Крыма в 2014 году, вызвал резкое ускорение этой динамики. Правительство использовало политический кризис как прикрытие, чтобы выбить из производителей сельхозпродукции уступки, сократив уровень импорта. В 2020 году впервые за всю историю постсоветской России экспорт продуктов питания превысил импорт.
Цена «продуктового суверенитета»
В отличие от 2007−2008 гг., нынешняя волна роста цен на продукты питания следует за восьмью годами сокращения реальных и располагаемых доходов. Эта волна может оказаться обусловлена новым циклом цен на сырье. Даже небольшие изменения цен представляют проблему. Предположение, что избавление от отрицательного баланса торговли продуктами питания упрочит стабильность цен, не выдерживает критики. Рост экспорта с 2014 года смещает стимулы для производителей. Например, если производитель пшеницы (или другого злака) осознает, что прибыль за рубежом превышает таковую на внутреннем рынке, а также на фоне роста цен испытывает более высокий уровень инфляции, чем конкуренты, то он захочет продавать за рубеж как можно больше. Квоты и тарифы, призванные ограничить экспорт путем фактического введения экспортного налога, не могут нивелировать эти расчеты. Международные цены все равно влияют на установку торговыми сетями внутренних цен даже на те продукты питания, которые Россия не экспортирует в больших объемах (производители стремятся максимизировать прибыль и поэтому будут продавать продукцию за рубеж, если это окажется выгоднее).
Теперь, когда правительство имеет полномочия устанавливать потребительские цены на эти товары, оно рискует ненамеренно создать эффект лавинообразного снижения прибыли. Там, где один тратит, другой получает доход. Например, правительство думает заморозить цены на удобрения, чтобы предотвратить рост издержек сельского хозяйства, но при этом за пределами России цены на удобрения выросли на 48% по сравнению с предыдущим годом. Производители удобрений утверждают, что уже действующих ограничений цен вполне достаточно, замораживать цены на 2−3 месяца нет необходимости, а на рынке не наблюдается дефицита предложения, хотя цены и растут. Заморозка цен может вызвать снижение спроса на промышленные товары и услуги со стороны производителей удобрений. Им придется отказаться от прибыли, которую они могли бы инвестировать. Если в результате этого крупный промышленный производитель потеряет заказы, можно с уверенностью утверждать, что затем он попросит ввести какой-то компенсационный механизм, например субсидию. Лавинообразный эффект будет продолжаться по мере того, как все больше взаимосвязанных отраслей столкнутся с потерей прибыли. Даже кратковременные меры создают прецедент для будущих рыночных интервенций. Это может подорвать ожидания бизнеса, что в свою очередь может вызвать нежелательные последствия.
Российский кризис инвестиций
Потенциальное появление новой политической экономии для потребительских цен — следствие самой большой проблемы российской экономики с 2013 года. Проблема заключается в том, что объемы инвестиций недостаточны. Именно поэтому Путин на недавнем совещании о мерах по стимуляции инвестиций уделил такое внимание задаче увеличить уровень инвестиций в реальном выражении на 70% к 2030 году. Однако никаких конкретных предложений не прозвучало. Вместо этого правительство решило давить на бизнес, заставляя его наращивать инвестиции, чтобы улучшить экономические результаты. При этом правительство не обращает внимания на последствия политики сдерживания роста цен и риск дефицита (и, соответственно, еще большей инфляции). Поскольку власти крайне неэффективно стимулируют инвестиции из-за постоянно низкого внутреннего спроса, теперь режим пытается применить «ручное управление» и заставить бизнес нарастить расходы.
Наконец, инфляционный кризис стал настолько серьезным, что теперь Центробанк раздумывает над более резким повышением процентной ставки, чем предполагалось в январе-феврале, начиная с возможного повышения ставки на 0,25% в конце апреля. На практике эти меры только сокращают спрос в экономики, делая кредитование более дорогим. Повышение ставки ослабит спрос и восстановление потребительской экономики и при этом практически не повлияет на рост цен на продукты, поскольку мало кто берет кредиты, чтобы купить еду.
Теперь потребительские цены могут устанавливаться исходя из политических соображений, а государство расширило свою потенциальную роль в распределении вложений в производство в различных секторах. В настоящее время регулирование цен распространяется только на потребительские товары первой необходимости. И это несмотря на то, что производители этих товаров потребляют продукцию других секторов, которые страдают от неопределенности. Режим вводит все больше элементов командной экономики, чтобы обеспечить отсутствие сюрпризов на сентябрьских выборах. Однако при этом у него нет соответствующих возможностей для эффективной мобилизации ресурсов. Государство получило власть над потребительской экономикой и сложно представить, что в будущем оно откажется от права на такое вмешательство. При этом каждая такая интервенция все больше нарушает инвестиционный климат, перекладывая нагрузку с одного сектора на другой. Бизнес быстро начинает понимать, что в настоящее время лучший шанс на рост и прибыль — получить концессии, субсидии или другие формы государственной поддержки.
Даже если нынешние меры вскоре будут отменены, поразительный прецедент уже создан: воздействие внешних колебаний цен на экономику теперь запрещено. К сожалению для режима, его подход к стабилизации цен не дает ничего, кроме нестабильности. Это кризис нового типа, который едва ли закончится без значительных реформ и изменения подхода к экономике.
