Вокруг российских усилий по урегулированию сирийского конфликта в последнее время наблюдается достаточно шумихи. Но не будем лукавить: Сирийский конституционный комитет, созданный в начале 2018 года (после сочинского Конгресса сирийского национального диалога) с целью разработки новой Конституции и спустя почти два года приступивший к работе в Женеве под эгидой ООН, — это чемодан без ручки. Причем чемодан оказался без ручки не случайно — оторвана она была не на ухабах сирийского конфликта, а намеренно и при прямом участии России. Однако шансы на ремонт «багажа» есть, но только если Москва не доверит его перевозку своему сирийскому союзнику.
План политического процесса в Сирии был намечен резолюцией 2254 Совета Безопасности ООН. Эта резолюция тесно перекликается с Женевским коммюнике от 30 июня 2012 года, в котором было прописано, что для урегулирования необходимо: введение режима прекращения огня, создание переходного управляющего органа, проведение свободных и справедливых выборов. Однако диалог в Женеве между оппозицией и режимом каждый раз проваливался. Делегация Дамаска намеренно затягивала переговоры и отказывалась находиться в одной комнате с оппонентами. Поэтому представителям ООН приходилось разговаривать с каждой стороной отдельно. Это дало возможность Москве взять политический процесс урегулирования под свой контроль: сначала организовав переговоры в Астанинском формате, а затем — Конгресс в Сочи, на котором и было объявлено о начале формирования Конституционного комитета (КК).
Комитет состоит из 150 человек: 50 — от оппозиции, 50 — от правительства и 50 — от гражданского общества. Официально проблемы возникали с последней категорией: Дамаск пытался и туда пропихнуть баасистов и отказывался идти на компромисс, несмотря на уговоры бывшего спецпосланника генсека ООН по Сирии Стаффана де Мистуры, который ушел в отставку, так и не дождавшись окончательного решения о создании КК. Теперь дело итальянца продолжает норвежец Гейр Педерсен. И, кажется, успешно — при нем не только удалось согласовать списки делегатов, но и дать старт 30 октября в Женеве работе Комитета при двух сопредседателях — главе правительственной делегации Ахмеде аль-Кузбари и главе оппозиционной делегации Хади аль-Бахра. Для оптимизации заседаний создана рабочая группа из 45 человек: 15 представителей властей Сирии, 15 членов оппозиционной Сирийской комиссии по переговорам и 15 представителей сирийского гражданского общества. Затем решения будут утверждаться общим составом либо на основании консенсуса (что, конечно, откровенная утопия), либо же большинством в 75%.
Звучит красиво, но дьявол — в деталях. С делегацией сирийского режима все ясно. Ее глава был заменен Дамаском в самый последний момент из-за опасений, что прежний представитель — Амаль Язиги — недостаточно лоялен. А уже после первых заседаний оппозиционные ресурсы обнаружили в списке делегации людей не только связанных со спецслужбами, но и участвовавших в прошлом в арестах и пытках. Эту информацию подтверждают и швейцарские источники.
Группа представителей гражданского общества должна теоретически занимать нейтральную позицию в отношении Асада, а оппозиция так вообще враждебную, но так ли это?
Фактически накануне заседания трое представителей из списка гражданского общества вышли из согласованного списка: известно, что двое из них мотивировали свое решение опасениями за судьбу родственников, проживающих на подконтрольных Асаду территориях. Этот факт остался практически незамеченным англоязычными и уж тем более русскоязычными СМИ, а в ООН быстро нашли выбывшим замену, не афишируя случившееся. По некоторым данным, сирийские спецслужбы пытаются давить на всех членов из третьего списка, добиваясь их лояльности угрозами ареста имущества родственников.
Показательно, что самолет, на котором летели участники Комитета из Дамаска в Женеву, перевозил не только 29 членов делегации гражданского общества, но и семь участников переговоров от оппозиции — трех от «Национального координационного комитета за демократические перемены» (НККДП) и четырех от «Московской платформы». Это карманная оппозиция (НККДП — с некоторыми оговорками, но он имеет штаб-квартиру в Дамаске), связанная с сирийскими спецслужбами. Но как такая оппозиция попала в Комитет?
Начало этому было положено в ноябре 2017 года, когда одновременно с первым в истории однодневным саммитом России, Турции и Ирана открылась трехдневная конференция «Эр-Рияд-2» (22 ноября). Тогда Россия впервые официально приветствовала стремления Саудовской Аравии объединить сирийскую оппозицию для участия в политических переговорах в Женеве и разработки новой Конституции Сирии. Делегация РФ, возглавляемая спецпредставителем президента России по Сирии Александром Лаврентьевым, даже приняла участие в работе этой конференции.
С чем был связан такой интерес Москвы к встрече в Эр-Рияде?
По нашему мнению, объясняется это тем, что Саудовская Аравия тогда не только удалила связанных с Катаром оппозиционеров (блокада Катара уже началась), но, погруженная в йеменский кризис, согласилась «слить» наиболее рьяно отстаивающих позицию «Асад должен уйти». Россия воспользовалась правом сильного как страна, которая смогла сохранить сирийские институты власти и навязать свои правила игры в условиях отсутствия четкой сирийской повестки у Вашингтона, саудовско-катарского кризиса и в целом внутренних проблем в Персидском заливе.
В итоге в состав Сирийского комитета по переговорам (это сформированная по итогам «Эр-Рияда-2» группа оппозиции из 36 человек для переговоров в Женеве, то есть еще до формирования состава Конституционного комитета) — были введены пять членов НККДП, несколько лояльных Дамаску независимых членов и по четыре представителя «карманных» «Каирской» и «Московской» платформ — групп оппозиции, которые изначально были весьма дружелюбно настроены к Москве и сирийскому режиму. И это при снижении количества представителей вооруженной оппозиции — до 7. Уже тогда было понятно, что эти люди способны блокировать в Швейцарии неудобные для режима решения делегации от оппозиции.
После проведения Конгресса сирийского национального диалога в Сочи, который и положил начало Конституционному комитету, окончательно стало ясно: цель Москвы — выйти на политический трек при неравноправном положении режима и оппозиции. Для этого последняя была последовательно фрагментирована в рамках Астанинского формата зонами деэскалаций и ослаблена операциями на фоне затяжных пауз между раундами переговоров. Представители вооруженной оппозиции (13-я дивизия Свободной сирийской армии, «Файлак аш-Шам» и ряд других), прилетевшие на Конгресс в Сочи из Анкары на турецком правительственном самолете в составе делегации от Турции, потребовали хотя бы убрать символику властей САР для нейтрального диалога,
В Сочи делегаты объявили о Конституционном комитете, которому, по сути, отведена роль переходного правительства. Тем самым фактически можно обойти резолюцию 2254 ООН. Затем Турция смогла протолкнуть в делегацию реальных оппозиционеров (22 человека), но многие из них давно утратили авторитет, поскольку их фракции практически ничего самостоятельно не контролируют в Сирии, а если и контролируют, то только те зоны, которые Турция получила по бартеру с Россией.
Понятно, что при таком раскладе речь идет не о реальном реформировании, а о сохранении режима Асада практически без каких-либо изменений — причем в условиях общей усталости внутренних и внешних игроков от сирийской войны. Репрессии в отношении репатриантов никуда не делись, а на представителей оппозиции, которые согласились «примириться» с режимом, но отказались идти воевать в структуры 5-го штурмового добровольческого корпуса (до некоторых пор корпус напрямую управлялся российским генералом и офицерами на различных уровнях командования), заводятся фиктивные уголовные дела. Призрачны надежды и на то, что при таком подходе сирийский режим можно реформировать изнутри, постепенно расширяя влияние Москвы среди военно-политической элиты и оттесняя в этом отношении Иран.
В то же время у Москвы есть возможность придать декоративному реформированию черты реального. Именно поэтому режим Асада пытается саботировать Конституционный комитет даже в его нынешнем виде, поскольку опасается любых реформ и участия оппозиции в политической жизни страны.
Одобренное Кремлем создание Турцией очередной зоны безопасности в перспективе укрепит позиции Сирийской Национальной Армии (СНА) — протурецкой структуры, объединившей под своим крылом практически все оставшиеся отряды умеренной оппозиции. Возвращение сирийских репатриантов из Турции на эти территории даст СНА серьезный аргумент в политических переговорах. В таком случае работа Конституционного комитета уже не будет пустой формальностью, а голос оппозиции в этом органе будет опираться на реальные ресурсы, сконцентрированные в зонах безопасности на западной и восточной сторонах Евфрата. При этом турецкие действия не только укладываются в процесс возращения сирийских репатриантов, который активно лоббирует Россия, но и позволяют ликвидировать этноконфессиональный дисбаланс и снижают градус радикализма за счет того, что Турция проводит реконструкцию занятых сирийских районов и заключает долгосрочные контракты на строительство инфраструктуры.
Однако возможность реализации этого сценария зависит от ответа на несколько вопросов. Согласится ли Москва в долгосрочной перспективе поддерживать сценарий учета голоса реальной оппозиции в политической жизни Сирии? И будет ли она готова дать гарантии относительно безболезненной интеграции СНА в обновленные вооруженные силы страны?
