Российская экономика в последние четверть века преодолевала своего рода «американские горки»: она знала как стремительный рост в 2000-е гг., так и провалы 1998-го и 2008-го, не говоря уже о стагнации 2010-х и перестройке на «военные рельсы» в последние месяцы. Однако какими бы ни были текущие тренды, одна черта оставалась постоянной и неизменной: с самого своего появления на свет Российская Федерация выступала нетто-экспортером, в любых условиях сохраняя положительное сальдо во внешней торговле.
Любой экономист скажет, что эта дельта между экспортом и импортом и была тем источником, из которого российская верхушка извлекала растущие бюджетные поступления, из которого обогащались близкие и не очень к власти предприниматели, из которого россияне получали растущие пособия и пенсии. Нефть и газ всегда оставались важнейшими компонентами экспорта, и превышение последнего над импортом во многом задавалось динамикой цен на энергоносители — однако именно сальдо внешней торговли обеспечивало финансовую устойчивость страны.
На протяжении всей российской истории положительное сальдо торгового баланса довольно устойчиво росло — причем колебания конъюнктуры глобальных рынков оказывали на него намного более значительное влияние, чем внешняя политика Кремля: в 2008-м, 2014-м и 2022-м годах его значения достигали новых рекордов, несмотря на агрессию России против Грузии и Украины, в то время как локальные минимумы фиксировались на фоне обвалов в 1998-м, 2009-м и 2016-м годах. Среднегодовые цифры составляли $ 45,7 млрд в 1997—2001 гг. и $ 109,8 млрд в 2002—2006 гг. Затем показатели вышли на своего рода плато: $ 174,2 млрд в 2007—2011 гг., $ 178,7 млрд в 2012—2016 гг. и $ 165,1 млрд в 2017—2021 гг., установив эффектный рекорд по итогам 2022 года ($ 332,4 млрд). При этом ни разу профицит внешней торговли не оказывался меньше, чем объем оттока капитала из страны: в конце 1990-х гг. разница между этими показателями составляла от $ 5 до $ 20 млрд, в 2010-е — от $ 50 до $ 65 млрд, а в прошлом году достигла максимума на уровне $ 91 млрд. Внешнеторговый профицит был на протяжении этих долгих лет, как говорится, «нашим всем».
Однако все эти тренды сломала путинская война в Украине, которая в данном случае высветила два момента, которые прежде выглядели как бы очевидными, но при этом не привлекали особого внимания.
Первым было основное направление российского экспорта. Вплоть до финансового кризиса 2008−2009 гг. более половины российской внешней торговли приходилось на Европейский Союз, покупавший российские нефть и газ по высоким (а иногда и сверхвысоким) ценам, и даже несмотря на все конфликты и санкции, эта доля не падала ниже 40% вплоть до 2019 года. Россия много чего покупала у Европы, однако импорт никогда не составлял более половины от объема экспорта — и поэтому именно Европа обеспечивала львиную долю российского внешнеторгового профицита: от 58 до 79% (максимальное значение было достигнуто в предвоенном 2021 году). Несмотря на все сложности в двусторонних политических отношениях, российским компаниям даже в дни, когда Путин выставлял свои ультиматумы НАТО, проще всего было зарабатывать именно в Европе. Между тем уже со второй половины 2010-х гг. российские власти начали осознанно «поворачивать на Восток»: торговля с Китаем, Турцией и другими незападными странами стала расти, и для освоения новых рынков приходилось идти на гораздо менее выгодные условия. Если исходить из оценок средней цены поставок газа в Китай по «Силе Сибири» между $ 170/тыс. куб. м в 2020—2021 гг. и $ 297/тыс. куб. м в текущем году, нельзя не заметить, что она была в 7−9 раз ниже, чем стоимость газа, отгруженного «геополитическим противникам» в Европе в прошлом году. В 2022—2023 гг. этот процесс пошел ускоренными темпами, Китай в начале этого года легко сместил Евросоюз с первой строчки в рейтинге основных российских торговых партнеров, и ситуация изменилась: средние экспортные цены на российские товары существенно снизились как результат «потолка цен» на нефть и нефтепродукты, в то время как масштабы импорта только выросли из-за того, что вследствие разрыва отношений с западными инвесторами, организовывавшими производства в России с высокой степенью локализации, начались закупки готовой продукции или ее эрзацев (как в случае китайских автомобилей, которые перед поставкой разбираются на основные узлы, чтобы потом быть торжественно собранными на «Москвиче» или других производственных мощностях, отобранные российскими властями у их западных собственников). В результате этой смены партнеров профицит торгового баланса России с ЕС к лету 2023 года сменился дефицитом, в то время как положительное сальдо торговли с Китаем продолжило колебаться около нулевой отметки (но и ее есть вероятность не удержать).
Вторым фактором оказалось валютное обеспечение российских экспортных потоков. Начиная с 1990-х гг. ни у кого не возникало сомнений в том, что покупатели расплачиваются с Россией в долларах или евро — и вот в последние годы появилось стремление перейти в торговле (в основном с теми же европейцами) на рубли, а с прочими контрагентами на их национальные валюты (так как в военное время расчеты в денежных единицах «недружественных» стран стали небезопасными). Однако даже китайский юань (который на протяжении последних 24 месяцев подешевел к доллару на 12,6%) не используется многими новыми российскими партнерами — причем большая часть сохраняющегося профицита торгового баланса генерируется ими: на одну только Индию приходится сейчас более половины данной суммы. Соответственно, Россия оказалась в заложниках тех, кто покупает ее товары: как потому, что она перекрыла путь своих экспортных потоков на Запад, так и потому, что решилась на радикальную дедолларизацию, получая в оплату не просто нестабильные, но и по большей части неконвертируемые валюты (история с Индией, которая расплатилась с российскими поставщиками нефти рупиями, формально оцененными более чем в $ 10 млрд, но без возможности быть на них обмененными и выведенными из страны, стала темой, конкурировать с которой может лишь история о том, что страна перепродает дисконтированную нефть, купленную за рупии, Германии по рыночной цене за евро).
Таким образом, одним из итогов войны стало радикальное изменение основного паттерна российской внешней торговли: даже при умеренном росте мировых цен на нефть до $ 100/барр. или несколько выше, российское сырье продолжит уходить на развивающиеся рынки, где будет продаваться с 20%-ным дисконтом (а в случае с Китаем в целом по энергетическим товарам из России средняя скидка будет еще выше), а часть выручки будет либо оплачиваться неконвертируемыми валютами (как в случае с Индией), либо попросту превращаться в товарный кредит (как это происходит с Турцией, платежи которой за газ более чем на $ 600 млн были в 2023 году отложены как минимум на два года). Все это — косвенная цена войны с Украиной и прямые последствия «переключения» с партнеров, которые во многом ощущали себя зависимыми от России, на тех, от которых Россия сама зависима по большинству критически важных параметров. Ко всем этим неприятностям нужно добавить еще то, что за последние 12 месяцев объем российского импорта практически не снижается, несмотря на двукратное удешевление рубля и резкий провал экспортных поставок (стоит для сравнения напомнить, что в 2009 году импорт просел на 37,5%, а в 2015-м — на 36,5%) — это прямо указывает на полный провал попыток «импортозамещения», сведшегося к закупкам готовых китайских изделий вместо поставки в Россию компонентов, из которых западные компании изготавливали в стране готовую продукцию. Учитывая, что уход иностранных инвесторов из России продолжается, подобная модель замещения импорта компонентов закупкой конечной продукции станет лишь более распространенной, что дополнительно ограничит выгоды страны от внешней торговли.
Многие исследователи — каждый в своей области — отмечают такие смены трендов, которые говорят о малой вероятности возвращения России к «нормальности» в ближайшие годы. Рассмотренный сдвиг в направлениях и организации российской внешней торговли приводит нас к тому же выводу. Та экономика, которая была унаследована Россией еще от Советского Союза — сочетание ориентированного на Европу энергетического экспорта с относительно ограниченным импортом и масштабным внутренним производством конечной продукции — ушла в прошлое всего за полтора года (и нет сомнений, что Европа откажется в перспективе и от оставшихся закупок российских нефти и СПГ). Восстановить прежние паттерны будет практически невозможно, а сможет ли Россия приспособиться к новым реалиям, покажет время.
