На исходе восьмого месяца нынешней ближневосточной войны международное сообщество, сфокусированное в основном на противостоянии Израиля с террористическими группировками ХАМАС в секторе Газы и ливанской «Хезболла», наконец озаботилось ролью патрона этих радикально-исламистских движений — Ираном. 5 июня Совет управляющих Международного агентства по ядерной энергии (МАГАТЭ) принял первую после долгого перерыва антииранскую резолюцию, осудив Тегеран за уклонение от сотрудничества, отказ в недопуске инспекторов организации на ядерные объекты и отсутствие объяснений по поводу следов урана на двух незадекларированных объектах.
Ядерное досье шиитских исламистов
Стремление режима аятолл ускорить движение в сторону превращения Ирана в ядерную державу — что, естественно, радикально изменило бы расстановку геополитических сил, спровоцировало бы гонку ядерных вооружений и стало бы экзистенциальной угрозой странам Ближнего Востока и соседних регионов — ни для кого секретом не является. Работы по обогащению урана до оружейного уровня и производство баллистических ракет, способных нести ядерные боеголовки, вопреки ограничениям, на которые согласился Тегеран, подписав в 2015 году «Совместный всеобъемлющий план действий» с группой «5+1» (5 членов СБ ООН плюс Германия), фактически не прекращались. А после выхода из соглашения США в каденцию президента Дональда Трампа это стало происходить почти открыто. Например, произошло резкое увеличение числа центрифуг для обогащения урана до 60% (предпоследняя стадия до оружейного уровня в 90%), хотя официально Иран соглашения не денонсировал. Иранцы также регулярно торпедировал попытки Джо Байдена заключить новое соглашение, которое бы включало более жесткие гарантии, что режим аятолл не получит ядерное оружие.
В контексте нынешней региональной ситуации действия Тегерана приобретают особую коннотацию — особенно после заявления 9 мая Камаля Харрази, бывшего главы МИД Ирана, а ныне советника Верховного правителя Ирана аятоллы Али Хаменеи. Харрази фактически дезавуировал прежние многолетние заверения режима об исключительно мирном характере иранской ядерной программы и прямо заявил: «У нас нет решения о создании ядерной бомбы, но если существование Ирана окажется под угрозой, у нас не будет другого выбора, кроме как изменить нашу военную доктрину».
Резолюцию с осуждением Ирана, предложенную Великобританией, Францией и Германией, поддержали 20 из 35 государств-членов МАГАТЭ. Представители еще 12 стран воздержались, а два члена управляющего совета МАГАТЭ — Россия и Китай — проголосовали против, согласившись с мнением самого Ирана, что резолюция «поспешная и неразумная».
Солидарная позиция Москвы и Пекина удивления не вызвала — обе страны видят Иран ключевым партнером в их противостоянии с «глобальным Севером» — блоком западных демократий и проамериканских режимов во главе с США. Москва и, возможно, Пекин формально не хотят появления иранской ядерной бомбы, но не желают ослабления Ирана из-за санкций, и потому фактически не препятствуют его ядерной программе. Представители Китая, главного экономического партнера Ирана, при этом ограничились общими заявлениями о том, что «конфронтация не разрешит иранский ядерный вопрос» и стандартными призывами «возродить [в полном объеме] сделку в формате „5+1“». Риторика Москвы была существенно жестче.
Так, Владимир Путин в ходе встречи с руководителями зарубежных информагентств в Санкт-Петербурге заявил, что какие-либо претензии к Ирану неуместны, поскольку «не Иран вышел из соглашения», а «США решили [выйти из него] в одностороннем порядке». Другими словами, в Кремле фактически признают правоту Ирана в этом вопросе, возлагая всю вину за кризис на США и их союзников.
Мотивы такого бескомпромиссного выбора имеют объяснение. После полномасштабного вторжения России в Украину уровень партнерства Москвы и Тегерана резко вырос, постепенно приобретая черты тесного военно-стратегического партнерства. Два подсанкционных режима, несмотря на прежние шероховатости в отношениях, довольно быстро нашли общий язык. «Чем более изолированы Иран и Россия, тем ближе они становятся», заметила 26 октября 2022 года пресс-секретарь президента США Карин Жан-Пьер.
Действительно, взаимодействие Тегерана и Москвы пошло сразу по многим каналам: военным, экономическим, геополитическим. В июле 2022 года две страны подписали договор о стратегическом партнерстве, и уже в августе началась поставка иранских дронов «Шахед-31» и «Шахед-36» российской армии. В начале ноября 2022 года издание The New Yorker со ссылкой на источники в администрации США сообщало о полном вовлечении Ирана в войну в Украине.
Главной стороной партнерства стали взаимные поставки критически важных вооружений. Россия поставила или обещала поставить Ирану зенитные комплексы, ударные вертолеты, истребители и учебно-боевые самолеты и, по некоторым данным, также отдельные ядерные технологии. В свою очередь Иран, кроме беспилотников разного типа (а также технологий и оборудования для их производства на предприятии в Татарстане), поставил своему союзнику сотни ракет и других боеприпасов, а также деталей и оборудования для самолетов, произведенных в Иране.
По данным The New Yorker, речь шла о стратегическом выборе Тегерана, в основе которого лежат не столько финансовые или экономические дивиденды, сколько геополитическая выгода. Для России ценой вопроса среди прочего стала готовность принять заявленные геополитические интересы режима аятолл даже если они противоречат долгосрочной линии Москвы. Россия, чьи военные и дипломатические ресурсы по большей части завязаны на войну в Украине, готова смириться с усилением веса Ирана в зонах прежнего «конкурентного сотрудничества» этих двух государств — в Сирии, Центральной Азии и на Южном Кавказе.
Иран, Россия и новая ближневосточная война
Одним из следствий такой стратегии стало изменение российской ближневосточной повестки. Начиная с 1990-х гг. ближневосточный курс РФ руководствовался доктриной балансирования между различными центрами силы в регионе. Москва демонстрировала готовность сотрудничать со всеми региональными субъектами, предлагая себя в качестве «честного посредника» между конфликтующими сторонами. Пожалуй, наиболее ярким примером такой декларированной идеи были усилия Москвы одновременно поддерживать тесное партнерство с Ираном и выстраивать «особые отношения» со стратегическим союзником США — Израилем, то есть странами, которые видят друг в друге источник экзистенциальной угрозы.
В свете стратегического сближения Москвы и Тегерана после 24 февраля 2022 года прежняя схема отношений России с ключевым звеном формирующегося антииранского блока — Израилем, перестала быть релевантной. В новой версии ближневосточного конфликта — как местного варианта «нео-антиколониального» противостояния глобального Юга и глобального Севера — Россия, с некоторыми несущественными оговорками, фактически находится на стороне Ирана. Впрочем, на протяжении примерно полутора лет Израиль и Россия все еще пытались поддерживать в их отношениях образ «business as usual». Однако на фоне растущего взаимного раздражения делать это было все сложнее.
Операция ЦАХАЛа в секторе Газы, которая стала ответом на устроенную боевиками ХАМАС резню в населенных пунктах на юге Израиля, и позиционный (пока) конфликт с боевиками ливанской террористической группировки Хезболла на севере страны создали новую реальность. Обе террористические группировки радикальных исламистов — суннитский ХАМАС и шиитская Хезболла (как и йеменские хуситы и проиранские шиитские милиции в Сирии и Ираке) — являются иранскими прокси.
Именно с их помощью Иран, который вложил в них гигантские военные, материальные, финансовые и политические ресурсы, уже давно ведет войну со своими региональными противниками, оставаясь формально в стороне. Нормы взаимоотношений Тегерана с его террористическими «филиалами», как правило, не предполагают «самодеятельность» последних. Например, Исмаил Хания, глава политбюро ХАМАСа, встретившись в ноябре 2023 года с верховным лидером Ирана Али Хаменеи, услышал от него слова полной поддержки. При этом Хаменеи также сообщил, что воевать за ХАМАС Тегеран не будет, поскольку атака 7 октября 2023 с ним — как и с Хезболлой — согласована не была.
Но поскольку Тегеран все же кровно заинтересован в выживании свих прокси в этой новой ближневосточной войне, Россия де-факто приняла их сторону — даже если это происходит больше на уровне риторики, чем в материальном плане. Так, сведения о поставке Россией вооружений ХАМАСу четкого подтверждения не получили, однако группировка получила миллионы долларов через московскую криптобиржу. Несмотря на резню в израильских населенных пунктах, Москва продолжила привечать ХАМАС. В том же месяце на Смоленской площади официально приняли делегацию ХАМАСа во главе с членом его политбюро Абу Марзуком, а в последующие месяцы Россия предоставляла палестинским исламистам мощное дипломатическое прикрытие в ООН. Россия присоединилась к поданному ЮАР в Международный суд справедливости обвинению в адрес Израиля, в котором говорилось о якобы проводимом им «геноциде» арабского населения Газы. Официальные российские лица также намекают, или даже открыто заявляют о готовности поддержать ливанскую «Хезболлу» в случае полномасштабной войны с Израилем. А в прессе появлялись сведения о возможности поставок Хезболле через ЧВК «Вагнер» зенитно-ракетных комплексов ПВО российского производства.
Некоторым индикатором постепенной смены ближневосточных приоритетов Москвы стала произошедшая эволюция оценок ответных действий Израиля на агрессию ХАМАСа. Высказывания российских лидеров на этот счет прошли путь от относительно нейтральных и даже где-то сочувственных в начале операции ЦАХАЛа «Железные мечи» до откровенно враждебных и во многом близких к пропагандистской фразеологии иранских аятолл и самих арабских исламистов в последующие месяцы. Так, на упомянутой встрече с руководителями зарубежных информагенств 5 июня на полях Санкт-Петербургского международного экономического форума Владимир Путин определил происходящее в Газе как «тотальное уничтожение гражданского населения». Оговорившись, правда, что Россия «против терроризма во всех его проявлениях (…) в отношении мирного населения в любом месте и в любой стране». При этом Путин не уточнил, какие именно террористы и чье гражданское население он в данном случае имел в виду.
Что касается главного иранского сателлита в Восточном Средиземноморье — Хезболлы, — то вопреки надеждам лидеров ХАМАС, эта группировка, не имея прямого указания из Тегерана, долго не решалась на полномасштабную атаку на Израиль с севера — хотя напряженность там и число обстрелов территории Израиля в последние недели существенно усилились. Помимо опасений, что Израиль может перейти к проактивным действиям, способным превратить Бейрут и шиитские районы Ливана во второй сектор Газы, существенной причиной было желание Тегерана придержать Хезбаллу на случай, если Израиль, в одиночку или вместе со своими союзниками, примет решение атаковать иранские ядерные объекты.
В прежние годы, когда ЦАХАЛ наносил удары по тем военным объектам подразделений зарубежных операций иранского «Корпуса стражей исламской революции» (КСИР) и проиранских милиций, которые представляли ощутимую угрозу Израилю, Иран избегал ответных шагов, которые могли привести к открытой полномасштабной ирано-израильской войне. В Тегеране лишь озвучивали угрозы «отомстить сионистам в удобное для Ирана время» и давали указания своим сателлитам, где и когда продемонстрировать «эффект присутствия». Ситуацию изменила война в Газе, которая по сути является одним из фронтов нынешней большой региональной войны нового типа, вышедшей за рамки уже во многом исчерпавшего себя арабо-израильского конфликта. Было понятно, что постоянно прятаться за спины своих прокси иранцам уже не удастся.
«Однодневная война» и ее антураж
Такой момент наступил 1 апреля, когда стало известно о гибели в Сирии в результате удара израильских ВВС семи высокопоставленных офицеров КСИР, включая бригадного генерала Мохаммад Реза Захеди, считающегося ключевой фигурой в отношениях Ирана и Хезболлы. В момент атаки эти лица находились в здании, примыкавшем к посольству Ирана в Дамаске. Вскоре последовали обвинения Израиля в нарушении статей Венской конвенции 1961 года о неприкосновенности дипломатических представительств. Россия, представившая в Совет Безопасности ООН проект резолюции с осуждением израильского удара, была среди тех, кто высказался максимально резко. Впрочем, эти демарши потеряли смысл, когда выяснилось, что удару в Дамаске подвергся объект КСИР, использовавший одно из строений рядом с дипломатическим комплексом для военных целей.
Разумеется, иранцы не могли без ущерба своему авторитету в регионе согласиться с этой версией. Итогом стала «однодневная» открытая ирано-израильская война. В ночь на 14 апреля иранцы и их прокси выпустили по территории Израиля около 500 боеприпасов — ударных дронов, баллистических и крылатых ракет, которые на 99% были перехвачены ВВС и ПВО ЦАХАЛа, и ПВО союзников и партнеров Израиля: США, Великобритании, Иордании и Саудовской Аравии.
Израиль, несмотря на просьбы Вашингтона и ЕС воздержаться от ответного удара, не мог на этом считать инцидент исчерпанным. Отсутствие ответа Израиля, особенно после терактов 7 октября, создало бы ощущение, что потенциал сдерживания еврейского государства ослабевает. Очевиден был и общественный запрос: согласно исследованию, проведенному на следующий день после иранской атаки, 29% израильтян требовали нанесения немедленного ответного удара по Ирану, 37% считали необходимым атаковать его объекты «в подходящий момент», и лишь 25% предлагали «пока не реагировать».
В итоге 18 апреля посол Израиля в США Михаэль Герцог заявил, что «Израиль ответит Ирану, и этого не придется ждать много лет — поскольку ракеты Ирана получат ядерные боеголовки уже скоро». И уже в ночь на 19 апреля израильские ВВС нанесли эффективный удар по системе ПВО российского производства, прикрывавшей предприятие по обогащению ядерного топлива возле города Натанз в провинции Исфахан, где сосредоточены многочисленные объекты, занятые разработкой и производством новейших типов вооружений. Тем самым Тегерану было показано, что у Израиля нет особых сложностей добраться до практически любых критических объектов его военной инфраструктуры.
Гибель 19 мая 2024 года президента Ирана Ибрагима Раиси и группы сопровождающих его лиц в результате крушения президентского вертолета в иранской провинции Восточный Азербайджан вряд ли существенным образом меняет этот расклад. Кого бы аятоллы ни выдвинули в качестве приемлемой для них кандидатуры на пост следующего президента, их враждебное отношение к Израилю останется неизменным — как и траектория на дальнейшее стратегическое сближение с Россией.
