Финансы
Экономика

Финансовая «броня»

Иван Ткачев о том, как российский бюджет и экономика переживут обвал цен на нефть

Read in english
Фото: Scanpix

Обвал цен на нефть, начавшийся 9 марта, немедленно породил разговоры о новых экзистенциальных угрозах для российской экономики, все еще сильно зависимой от углеводородов. Наблюдатели сразу же вспомнили о привычной для России цепочке экономических процессов: падение цен на нефть — ослабление рубля/снижение экспорта — рост инфляции — сокращение реальных доходов населения и ВВП/прожигание резервов. Удивительно, однако, что на этот раз Россия фактически сама спровоцировала обвал нефтяных котировок, отказавшись от дальнейшего сокращения добычи нефти в рамках ОПЕК+. А президент России Владимир Путин не похож на человека, готового совершить экономический «суицид».

За полторы недели нефтяного пике рубль значительно потерял в стоимости, но не столь много, как потеряла нефть. С 6 по 19 марта цена Brent обвалилась на 41,5% (до $ 26 за баррель), а рубль ослабел к доллару на 15%, пробив психологическую отметку в 80 руб./доллар (максимум с начала 2016 года).

В ближайшие недели российский рынок останется волатильным, и неизвестно, на какой отметке будут находиться цены на нефть и курс рубля в момент выхода этой статьи. И тем не менее можно констатировать, что система защиты от внешних шоков, которую российские власти возводили все последние годы, сработала достаточно эффективно.

Ответственный за макростабильность финансово-экономический блок (Центробанк, Минфин) был полностью готов к событиям на рынке. Уже утром 9 марта Министерство финансов выпустило два обстоятельных сообщения о предстоящем со следующего месяца начале валютных интервенций по продаже иностранной валюты из Фонда национального благосостояния (ФНБ) и покупке рублей в соответствии с бюджетным правилом (продажа валюты из резервов начинается, если цена российской нефти Urals в 2020 году опускается ниже $ 42), а также о приостановке аукционов по размещению госдолга в период волатильности. Банк России, не дожидаясь Минфина, начал продавать валюту из собственных резервов, чтобы поддержать рубль: около $ 50 млн в день, что является относительно малой суммой в масштабах рынка, но оказывает психологический эффект.

17 марта правительство и Банк России выступили с беспрецедентным совместным заявлением, в котором заверили, что принимают оперативные меры против кризиса и будут делать все для обеспечения экономической устойчивости и финансовой стабильности. Центробанк также завел на своем сайте обновляемую страницу с принимаемыми им стабилизационными мерами — и это, несомненно, большой плюс с точки зрения антикризисных коммуникаций.

На сколько лет России хватит резервов

Минфин попытался успокоить рынок, заверив, что даже при перманентных ценах на нефть на уровне $ 25−30 за баррель в ценах 2017 года ($ 27−32 в ценах 2020 года) накопленных валютных резервов ему хватит на 6−10 лет для финансирования всех запланированных бюджетных обязательств. В предыдущий цикл низких цен на нефть правительство сжигало резервы в течение трех лет (2015−2017 гг.), после чего изменило бюджетное правило и начало опять наращивать валютные сбережения благодаря подросшим нефтяным ценам.

Озвученные Минфином цифры удивили экономистов. Bloomberg написал, что их оценка ближе к шести годам, а не к 10, а экономист S&P Global Ratings Карен Вартапетов заявил агентству, что при цене нефти в $ 35 за баррель российский бюджет сможет продержаться на сбережениях только три года. Министр финансов Антон Силуанов 14 марта сказал, что при ценах около $ 30 за баррель бюджету хватит ресурсов минимум на шесть лет.

После этого, правда, нефтяные котировки продолжили падение, опустившись на минимуме до $ 25. Российская нефть Urals, торгующаяся со скидкой к Brent, 18 марта подешевела до $ 19 за баррель — минимального уровня с 2002 года. Если бы цена Urals оставалась столь низкой постоянно, валютных резервов Минфину России хватило бы только на три-четыре года, следует из его данных.

К расчетам Минфина действительно есть вопросы. Валютные резервы Минфина — средства ФНБ — сейчас составляют более $ 150 млрд, или 11−12 трлн в пересчете на рубли по текущим курсам (около 10% ВВП). В рублевом выражении ФНБ тем больше, чем слабее рубль (с этой точки зрения, Минфину выгодно ослабление рубля до тех пор, пока оно не переносится в существенную инфляцию). В ближайшее время часть средств Фонда пойдет на согласованный в феврале выкуп Сбербанка у ЦБ — это ориентировочно 2,2−2,3 трлн руб. Однако около 1,3 трлн руб., по договоренности между правительством и ЦБ, вернутся затем в бюджет и станут источником обеспечения бюджетных расходов, то есть чистые траты ФНБ на Сбербанк составят около 1 трлн руб. Впоследствии дивидендный поток от Сбербанка (ориентировочно в течение 4−5 лет) позволит ФНБ полностью окупить инвестицию в этот актив.

Помимо Сбербанка, Минфин вряд ли сможет позволить себе какие-либо другие инвестиции из ФНБ, хотя еще в феврале министр Силуанов говорил, что власти не отказываются от плана инвестировать из ФНБ 300 млрд руб. в этом году на внутренние проекты. При длительных низких ценах на нефть ресурсы ФНБ придется направлять исключительно на покрытие выпадающих доходов федерального бюджета (и, возможно, дефицита бюджета Пенсионного фонда — такая опция предусмотрена российским Бюджетным кодексом).

Под выпадающими доходами в данном случае понимаются доходы от добычи и экспорта углеводородного сырья, недополученные из-за того, что текущая цена Urals находится ниже отметки в $ 42,4 за баррель в 2020 году (значение каждый год индексируется на 2%). По бюджетному правилу, на сумму таких недополученных доходов должны были бы сократиться общие расходы бюджета, если бы их не компенсировали сбережения ФНБ.

О каких бюджетных рисках умалчивают власти

Расхождения в оценках сроков, на которые хватит ресурсов ФНБ для финансирования всех запланированных расходов, отчасти связаны с тем, что Минфин стал учитывать в своих расчетах поступления от так называемого демпферного механизма, введенного в 2019 году. Эти поступления тем выше, чем ниже цена на нефть. Механизм обязывает нефтяные компании доплачивать в бюджет, если внутрироссийские цены на моторное топливо выше экспортных, то есть при низких международных ценах на нефть. Таким способом нефтяники поделятся с бюджетом частью сверхприбыли от продаж топлива на внутреннем рынке.

По оценкам Минфина, ежегодные доходы бюджета от «демпфера» будут составлять $ 700−900 млн (0,6−0,8 трлн руб.) при нефти в $ 25−30 за баррель в ценах 2017 года. Расходование ФНБ можно будет сократить на величину этих поступлений от нефтекомпаний. Однако, на мой взгляд, поступление этих денег в казну нельзя гарантировать на 100%, поскольку существует риск пересмотра этих договоренностей по инициативе нефтяного лобби.

Другая проблема с расчетами Минфина в том, что под «нефтегазовыми» доходами он на самом деле понимает далеко не все поступления бюджета от нефтегазовых компаний. В нефтегазовые доходы в соответствии с Бюджетным кодексом включаются только поступления, напрямую зависящие от цен на нефть (такие как, например, экспортные пошлины, где взаимосвязь с ценой прописана в формуле платежа). А сборы налога на прибыль в нефтегазовой отрасли или дивиденды в бюджет от государственных нефтяных и газовых производителей не считаются «нефтегазовыми» доходами для целей Минфина.

Агентство РБК подсчитывало, что в 2018 году расширенные нефтегазовые доходы бюджетной системы составили около 11 трлн руб. — на 2 трлн руб. больше, чем «нефтегазовые доходы» в понимании Минфина. Вывод из этого очевиден: обвал цен на нефть может привести к сокращению и других бюджетных доходов, которые Минфин не относит к нефтегазовым. Этот тезис 16 марта подтвердило Moody’s Investors Service, написавшее в обзоре о риске существенного сокращения прибылей российских нефтегазовых компаний и, соответственно, снижения поступлений налога на прибыль от них.

Наконец, российский бюджет из-за низких цен на нефть может недосчитаться доходов совсем другой категории — тех, что напрямую зависят от темпов роста экономики. Бывший министр финансов, глава Счетной палаты Алексей Кудрин на днях предупредил, что экономический рост в России может сократиться почти до нуля при сохранении цен на нефть около $ 35 за баррель. Некоторые экономисты и вовсе прогнозируют рецессию. От роста ВВП зависят поступления внутреннего налога на добавленную стоимость (НДС) — главной «дойной коровы» российского бюджета. В 2015 году, когда в российской экономике последний раз была рецессия (ВВП упал на 2,5%), сбор внутреннего НДС в реальном выражении (в постоянных ценах 2018 года) сократился примерно на 2,9%, следует из расчетов автора.

Выпадающие доходы появятся еще и потому, что российское правительство объявило антикризисный пакет по борьбе с коронавирусом, частью которого являются, например, отсрочки по налоговым платежам пострадавших отраслей, а также малых предприятий. Правда, из-за падения нефтегазовых доходов власти сильно ограничены в возможности фискального стимулирования экономики. Минфин в своих расчетах учитывал только потери непосредственно от падения цены на нефть, а потери от замедления экономического роста и антикризисной поддержки отраслей не учитывал.

Все эти рассуждения не оставляют сомнений в том, что оценка Минфина, по крайней мере в верхней части заявленного диапазона в 6−10 лет, является завышенной. Более реалистичной выглядела бы оценка в 4−5 лет, на которые Минфину хватит резервов при сохранении средних цен на нефть в районе $ 30 за баррель. Это мнение разделяют и экономисты государственного «Газпромбанка», и аналитики частного инвестбанка «Ренессанс Капитал».

Но пять лет — это все равно очень большой срок. Мало кто ожидает, что впереди нас ждет несколько лет устойчиво низких цен на нефть. Большинство верит, что цены восстановятся хотя бы до $ 40−45 за баррель до конца года, а при таких котировках выпадающие доходы России будут сведены к минимуму. Если посмотреть на данные британской компании BP по ценам на нефть с 1861 года, последний многолетний цикл очень низких цен на нефть ($ 20−35) пришелся на период 1992—1999 гг.

На сколько упадет экономический рост

Если с российским бюджетом все будет в порядке, этого нельзя сказать о реальных доходах российского населения, которые, вероятно, опять сократятся. За основу самого пессимистического сценария можно взять так называемый рисковый сценарий Банка России, составленный в сентябре 2019 года. Центробанк рассчитал тогда, что при средних ценах на нефть в $ 25 за баррель в 2020 году российский ВВП сократится на 1,5−2%. Реальные располагаемые доходы и, соответственно, внутреннее потребление россиян уменьшатся — прежде всего, из-за скачка потребительской инфляции, но также из-за прочих эффектов: например, компании наверняка отложат повышение зарплат в период неопределенности. При этом и до обвала цен на нефть потребление в России уже сократилось — из-за вступления в силу в октябре 2019 года новых правил выдачи потребительских кредитов. Центробанк законодательно ограничил предоставление кредитов тем заемщикам, которые тратят больше 50% своего дохода на обслуживание имеющихся займов.

Российские власти часто говорят о задаче уйти от чрезмерной сырьевой зависимости экономики, но такие эпизоды, как обвал цен на нефть, в очередной раз показывают, что многое в российской экономике по-прежнему определяется конъюнктурой нефтяного рынка. В 2019 году 57% российского экспорта пришлось на нефть, нефтепродукты и природный газ. Если предположить, что физические объемы поставок нефти и нефтепродуктов за рубеж в 2020 году будут такими же, как в 2019 году, а средняя цена нефти снизится, скажем, до $ 30 за баррель, экспортные доходы сократятся со $ 188 млрд до $ 89 млрд, то есть почти на $ 100 млрд. Но, скорее всего, и физические объемы поставок нефти сократятся, поскольку спрос в мире на нее снижается, а Саудовская Аравия отвоевывает долю рынка у России, предлагая свою нефть со скидкой к Urals.

Разбросы в прогнозах аналитиков пока очень велики и объясняются по большому счету разницей в допущениях о цене нефти. Например, Fitch Ratings считает, что ВВП России в 2020 году вырастет на 1%, а Bank of America ожидает нулевого роста или сокращения ВВП на 1%.

Российское правительство пока только признало, что рост экономики в этом году точно будет ниже официального прогноза (1,9%). Это значит, что цель президента Владимира Путина, поставленная им после очередной победы на выборах в 2018 году, — вывести российскую экономику на темпы роста выше 3%, — снова отдаляется, становясь все более призрачной. В конце 2018 года правительство планировало ускорить экономику до 3,1% к 2020 году, но теперь, судя по всему, рост окажется в лучшем случае на уровне 0,5−1%. С 2014 года, когда Россия перешла к конфронтации с Западом, среднегодовые темпы роста экономики не превышают 0,8%.

Самое читаемое
  • Исчезающий профицит российской торговли
  • Советизация выборов
  • Чему российское военное вторжение в Украину учит международный бизнес
  • Война и украино-израильская публичная дипломатия
  • Главный гвардеец Путина
  • Реакционное ускорение Путина

Независимой аналитике выживать в современных условиях все сложнее. Для нас принципиально важно, чтобы все наши тексты оставались в свободном доступе, поэтому подписка как бизнес-модель — не наш вариант. Мы не берем деньги, которые скомпрометировали бы независимость нашей редакционной политики. В этих условиях мы вынуждены просить помощи у наших читателей. Ваша поддержка позволит нам продолжать делать то, во что мы верим.

Ещё по теме
Исчезающий профицит российской торговли

Владислав Иноземцев о произошедшем сдвиге в направлениях и организации российской внешней торговли

Рефлекс собаки Павлова: к пониманию «военного кейнсианства» в России

Ник Трикетт о том, как санкции и высокие военные расходы снижают стоимость рубля

Выдержит ли российская экономика еще одну волну мобилизации?

Николас Трикетт об ущербе, который «частичная» мобилизация уже нанесла российской экономике военного времени. Сколько еще потери рабочей силы сможет выдержать страна?

Поиск