С 2011-го по 2015 год количество детских самоубийств в России стабильно снижалось на 10% в год, но в 2016 году произошел резкий скачок — на 57% (720 погибших). В мае того же года в «Новой газете» вышел материал о «группах смерти» в интернете, которые склоняли несовершеннолетних к суицидальным действиям. Статья вызвала широкий общественный резонанс и породила новую волну законодательных инициатив.
Запрещай и наказывай
Через несколько месяцев после того, как расследование «Новой газеты» привлекло внимание к проблеме, Следственный комитет России (СКР) выступил с инициативой ввести уголовную ответственность за призывы и пропаганду способов ухода из жизни среди детей. Через год, летом 2017 года, президент РФ Владимир Путин узаконил введение трех новых статей в Уголовный кодекс — «Склонение к совершению самоубийства или содействие совершения самоубийства», «Организация деятельности, направленной на побуждение к совершению самоубийства» и «Вовлечение несовершеннолетнего в совершение действий, представляющих опасность для жизни несовершеннолетнего». Максимальное наказание виновному в гибели двух или более человек — 15 лет лишения свободы.
В феврале 2017 года глава Роскомнадзора Александр Жаров потребовал приравнять администраторов подобных сообществ в соцсетях к террористам, так как, по его мнению, их целью также является убийство. По словам Жарова, его подчиненные не стали ждать официальных запросов и совместно с администрацией соцсети «Вконтакте» оперативно ограничили доступ к 150 «популярным и активным группам». В целом, за первые четыре месяца 2017 года Роскомнадзор заблокировал 9 тысяч «суицидальных» страниц.
В 2018 году Путин подписал закон о внесудебной блокировке сайтов, которые «опасны для жизни и здоровья несовершеннолетних». Речь шла о «группах смерти» и «колумбайн-сообществах» (группы, которые посвящены событиям, произошедшим в 1999 году в американской школе «Колумбайн», где двое старшеклассников застрелили 13 человек, а потом покончили с собой).
Но и это еще не все. Сейчас в Госдуме рассматривается законопроект о создании «кибердружин» для зашиты детей от экстремизма в Сети. Неофициально «кибердружины» работают и сейчас — например, одна из них была создана в 2011 году «Лигой безопасного интернета», подконтрольной бизнесмену и православному деятелю Константину Малафееву, которого называют инициатором «черных списков» сайтов и активным сторонником цензуры в интернете. Так что весьма вероятно, что под видом благих намерений власти хотят протащить еще один закон, ограничивающий права и свободы граждан.
При этом сами же власти признают, что влияние интернет-контента на количество самоубийств минимально. Так, по данным МВД России, лишь 1% подростковых самоубийств в стране был связан с «группами смерти» в социальных сетях. «Ни в одном случае нет определяющего влияния только интернета на последующие действия несовершеннолетних, — отметил старший помощник председателя Следственного комитета России Игорь Комиссаров. — Никогда те или иные группы, содержащие деструктивный контент, не становились главной причиной детских суицидов. И не только суицидов, но и основной причиной противоправного или опасного поведения несовершеннолетних. Интернет только средство коммуникации. Не надо демонизировать его влияние».
Между тем, на медиа в России наложен законодательный (ст. 15.1 ФЗ «„Об информации, информационных технологиях и о защите информации“») запрет на публикации, в которых раскрываются способы совершения самоубийства. Блокировка может грозить и изданиям, которые подробнее описывают мотивы добровольного ухода жизни (например, «Медиазона» уже судилась — пока безуспешно — с Роскомнадзором по материалу о суициде молодого человека после пыток в полиции). Чиновники даже подготовили методические рекомендации о том, как писать статьи, связанные с самоубийствами. На Западе такие действия однозначно расцениваются как угроза свободе слова.
Запретительные меры властей ситуацию не улучшили. Согласно данным СКР, за последний год количество детских суицидов в России увеличилось на 14%. Если в 2017 году было зарегистрировано 692 подобных случая, то в 2018-ом — 788.
При этом, помимо запретительной природы законодательных актов, призванных защитить детей, существует еще одна проблема — правоприменение. В большинстве случаев правоохранительные органы возбуждают уголовное дело по статье 110 УК РФ (доведение до самоубийства), которое является бесперспективным с точки зрения направления его в суд. Нет прямых улик, чтобы наказать конкретное лицо (будь то родители, друзья или педагог), лишь косвенные.
Продуманная профилактика, которой нет
По утверждению специалистов, главными причинами детских суицидов являются: сложное социально-психологическое состояние ребенка; межличностные отношения; взаимоотношения с противоположным полом; срыв эмоциональной устойчивости вследствие эмоционального перенапряжения; отсутствие поддержки в морально-духовном росте учащегося и понимания его проблем.
Согласно данным Единой межведомственной информационной системы, 20% детских самоубийств приходится на май — время сдачи экзаменов (ОГЭ и ЕГЭ). При этом Федеральный медицинский центр психиатрии и наркологии имени Сербского указывает на то, что «мальчики чаще, чем девочки, совершают завершенные суициды, а девочки — суицидальные попытки». Абсолютное большинство погибших — подростки в возрасте от 14 до 18 лет.
По оценкам специалистов, в день родители тратят в среднем всего 12,5 минут на общение с ребенком, из них 8,5 занимают наставления, расспросы про школу, оценки. Четыре минуты — именно столько времени остается на «позитивное внимание». Конечно, детям необходим определенный контроль со стороны родителей, высокая степень взаимного доверия и соблюдение личного пространства. Однако психолог с 20-летним стажем работы Владимир Рубашный (бывший начальник психологической службы УФСИН по Татарстану, несколько лет работавший с «трудными подростками») считает неправильным перекладывать всю ответственность на родителей.
В условиях нынешней агрессивной среды большее внимание следует уделять школе, где подросток проводит значительную часть времени. Педагоги и школьные психологи (к сожалению, не во всех учебных заведениях они есть) путем ежедневного наблюдения также могут выявить склонность ребенка к суициду. На первом этапе можно проводить тестирование учащихся на стрессоустойчивость и наличие психологических проблем. Затем уже следует проводить индивидуальную работу с представителями «группы риска».
Эти выводы подтверждает глава Центра правовой и психологической помощи в экстремальных ситуациях Михаил Виноградов: «У нас очень слабая подготовка школьных психологов. Это раз. У нас нет системы профилактики суицидов. Это два. Есть суицидологическая служба, которая реагирует на суицид. Но нет психопрофилактической службы».
Помимо этого необходимо отметить, что в России отсутствует эффективная система взаимодействия между органами здравоохранения, образования и правоохранителями. Например, в 2016 году территориальные подразделения МВД Татарстана получили из больниц извещения о 16 попытках суицида, хотя в реальности их было 74. В Казани муниципальным комиссиям по делам несовершеннолетних стало известно о 25 суицидальных попытках, в то время как в реальности их было значительно больше — 41.
В мае этого года в Башкортостане направили в суд уголовное дело в отношении директора школы по обвинению в халатности. Она узнала из соцсети, что ученик намерен совершить нападение на одноклассников, однако проигнорировала эту информацию и не сообщила в полицию. На следующий день мальчик пришел в школу с ножом и напал на учеников и учительницу, а также поджог помещение учреждения.
Весной 2019 года Уполномоченный по правам ребенка в России Анна Кузнецова, комментируя негативную динамику подростковых суицидов в стране, заявила, что «дети предоставлены сами себе, они не слышат, их не слышат, они не услышаны, а проблемы, которые их волнуют, не волнуют никого».
Из всего этого следует неутешительный вывод: пока власть продолжает «орудовать дубинкой», а не работать над профилактикой, ситуация с детскими суицидами в России останется прежней.
