Тридцать лет назад подававший тогда большие надежды, а ныне покойный российский политик Владимир Жириновский выпустил книгу, в которой настаивал на экспансии России в направлении того, что сейчас называется «глобальным Югом», и выражал надежду, что русские солдаты омоют свои сапоги в Индийском океане. С тех пор стремления повоевать в пространстве между Турцией и Индией, Персидским Заливом и Китаем поубавилось у многих, и интересы великих держав сместились к Африканскому континенту. Россия в регионе начала и продолжает действовать с присущей ей спецификой.
Если в 2000-е годы президент Владимир Путин занимался в основном восстановлением связей с бывшими советскими сателлитами и списанием долгов вполне успешным африканским государствам (таковых к 2008 году было прощено более чем на $ 14,5 млрд, в том числе Ливии и Алжиру), то с 2012 года акценты оказались существенно смещены. В центр внимания Кремля и его прокси-сил попали наиболее тиранически управляемые страны континента, раздираемые внутренними конфликтами, но при этом богатые ценными природными ресурсами: Судан, ЦАР, Мали, Нигер и ряд других. RAND Corporation в своем недавнем исследовании насчитал 34 случая российского вмешательства в дела этих стран с 2005 года, большая часть из которых осуществлялась не официальными структурами России, а частными военными компаниями и разного рода советниками и консультантами.
Следует при этом заметить, что начиная именно с момента возвращения Путина в Кремль в 2012 году сфера особого внимания оказалась ограничена Центральной и Северной Африкой: Россия поддерживала близкие ей силы в гражданской войне в Ливии, стремилась помочь сохранить власть президенту Омару аль-Баширу в Судане и в то же время вооружала армию южносуданского президента Cальвы Киира в обход введенного ООН эмбарго на поставки оружия в эту страну. После условного завершения гражданской войны в ЦАР в 2016 году, в ходе которой европейские страны (прежде всего Франция) продемонстрировали свою неспособность урегулировать конфликт и вывели основную часть своих контингентов (окончательно французские солдаты покинули страну в 2022 году), Россия впервые официальным образом направила в республику вооружения и военных инструкторов (большинство из которых были членами частных военных формирований). Вскоре бизнес «Вагнера» в регионе исчислялся как минимум сотнями миллионов долларов, а в России начали распространяться слухи, что ЦАР стала чуть ли не «сейфом» для капиталов, награбленных российской политической элитой. На этом российская экспансия не остановилась: в 2021 году прокремлевские силы участвовали в попытке переворота в Чаде, тренируя антиправительственных повстанцев в южных районах Ливии. Затем «вагнеровцы» были замечены в Мали, где воевали на стороне правительственных сил, будучи замешаны в массовых репрессиях против мирных жителей, а в уходящем году российскими флагами повсюду размахивали в Нигере, где военные сместили законного президента Мохамеда Базума в ходе переворота, приветствовавшегося доживавшим свои последние дни Евгением Пригожиным.
Все эти годы представители российских ЧВК вели в регионе активный и прибыльный бизнес, обеспечивая безопасность добычи и сбыта драгоценных камней и металлов, которые они получали в свое распоряжение в качестве оплаты за поставляемые оружие и услуги (не приходится сомневаться, что доходами от этих операций их участники делились с официальными лицами в Москве — тем более что сам Путин признал в этом году, что «Вагнер» финансировался из бюджетных средств). Устранение Евгения Пригожина и последовавшее «восстановление единоначалия» в российской армии внесло коррективы и в российскую политику в Африке: только за последние несколько месяцев заместитель министра обороны России Юнус-Бек Евкуров посетил с визитами Судан, Ливию и Нигер. С этого момента следует говорить о новых «перспективных» планах, вынашиваемых Кремлем.
До поры до времени Путин и его близкое окружение рассматривали Африку как регион, в котором Россия должна иметь определенное (но не обязательно масштабное) присутствие. Пример Китая c его гигантскими инвестициями выглядел привлекательным, но вряд ли реализуемым. Западные аналитики сегодня предпочитают говорить о том, что Россия приносит в Африку собственную авторитарно-клептократическую модель, а не китайский вариант развивающейся экономики. Однако по мере того как «Вагнер» с минимальными затратами (а то и с выгодой для своих бенефициаров) расширял зону российского влияния и показывал, как просто оказывается искоренять в регионе бывшее колониальное присутствие, в Кремле, вполне вероятно, стали задумываться о большем.
Со времени начала активного сотрудничества между Россией и Суданом в прессу попадали сведения о российской инициативе создания собственной военно-морской базы в Красном море (Москве явно хотелось присутствия в том стратегическом регионе, где пока бесчинствуют только поддерживаемые Ираном йеменские хуситы). До сих пор этот план пока не реализован, но зато все новые зоны влияния России в Африке постепенно складываются в некий пояс, протянувшийся от Красного моря к Атлантическому океану, получить доступ к берегам которого Кремлю очень хочется — и по состоянию на сегодня, после недавнего переворота в Буркина-Фасо, где в итоге к власти пришли пусть и не явно пророссийские (хотя новый руководитель страны первым прибыл на форум Россия-Африка), но антизападные силы, до океана осталось всего ничего.
В последнее время западные аналитики начинают отмечать соответствующие процессы — хотя пока не связывают их напрямую с влиянием Москвы (в этом отношении показательной является статья Комфорта Эро и Мурити Мутиги в новом номере Foreign Affairs, где авторы обнаружили некий «coup corridor» («пояс переворотов»), протягивающийся с востока на запад по центральным регионам Африки). Следовало бы обращать внимание не только на факты переворотов (сами по себе они не всегда безосновательны — тут стоит вспомнить переворот 2021 года в Гвинее, который стал результатом противоречивого референдума, проведенного президентом Альфой Конде и позволившего ему баллотироваться на третий срок, чего так желал Олег Дерипаска), но и на то, какие последствия они имеют (в том же гвинейском случае новые власти работают над возвратом к демократическим процедурам и поддерживают отношения с европейскими странами). Вопрос сегодня во многом сводится к тому, продолжат ли европейцы сдавать свои позиции в западно-африканском регионе (в котором долгое время оставалось сильным французское влияние) или попытаются остановить рост российского присутствия.
Следует признать, что Москва сегодня использует популярную в регионе антиколониальную риторику (зачастую поддерживая тех политиков и активистов, которые пришли к панафриканизму, родившись и будучи воспитанными в Европе — каким, например, является Кеми Себа, основавший свое движение черных супремасистов и антисемитов после получения образования во Франции и США) и относительно незначительную экономическую помощь наиболее бедным африканским странам. В отличие от Пекина, Москва не вкладывает значительных средств в африканские экономики, но действует в регионе намного нахрапистее, не гнушаясь политической дестабилизацией. Для завершения строительства своего «пояса», который сможет «разрезать» африканский континент, Кремлю необходимо установить контроль над любой из небольших, но тесно связанных с Францией стран — Кот д’Ивуаром, Сенегалом или Камеруном, в которых заметны антиколониальные настроения, но которые сохраняют устойчивые отношения с Францией, надеясь на помощь в решении внутренних проблем (в случае Камеруна таковыми называют защиту границ с Чадом и ЦАР).
Однако стоит заметить, что ситуация во всех трех странах вряд ли может считаться вполне стабильной. Камерун и Кот-д’Ивуар возглавляют пожилые лидеры — Полю Бийя исполнилось 90 лет, Алассану Уаттара — 81 (первому к тому же принадлежит нынешний мировой рекорд по продолжительности пребывания у власти, за исключением коронованных особ), а Сенегал переживает сложный период «транзита власти» (в отличие от Гвинеи, а, возможно, с учетом ее опыта, президент страны 61-летний Маки Саль решил не баллотироваться на третий срок, пытаясь передать власть нынешнему главе правительства и члену Совета управляющих Всемирного банка Амаду Ба).
Как ни странно, но именно в Сенегале сегодня складывается самая противоречивая ситуация, так как к нему, судя по всему, и обращены взоры тех «панафриканцев», которые в то же время являются сторонниками «русского мира» (тот же Кеми Себа, который сейчас перенес центр своей деятельности в Сенегал, за последние несколько лет несколько раз бывал в Москве, участвуя в разного рода официальных мероприятиях, встречаясь с Александром Дугиным и даже выступив в МГИМО пару недель тому назад, а Натали Яамб предпочитает именовать себя «дама из Сочи» после того, как на саммите в Сочи в 2019 году она обвинила Францию в разграблении богатств Кот-д’Ивуара и подготовке к перевороту в этой стране, в результате чего была объявлена там персоной нон-грата). Сегодня они поддерживают оппозиционного кандидата Усмана Сонко, который воспринимается многими как человек, связанный со структурами Евгения Пригожина и симпатизирующий Владимиру Путину (власти попытались снять его с выборов, но недавно суд постановил вернуть его фамилию в бюллетень.
Еще недавно многие западные аналитики склонны были утверждать, что «без России нельзя решить ни одну глобальную проблему». Сейчас следует уже признать, что Россия является создателем многих проблем и конфликтов, причем не участвует в преодолении ни одной/ого из них. В Африке мы видим то же самое: нигде, куда бы ни проникли российские интересы, не установлен прочный мир и не достигнуто серьезное процветание. Африка, как известно, остается одним из беднейших регионов мира, но и тут нужно видеть различия: при среднем уровне ВВП на душу населения в $ 2,150 в целом по континенту, российское влияние оказывается самым ощутимым в наиболее бедных странах: Мали ($ 875), Чаде ($ 703), Нигере ($ 631), ЦАР ($ 539) или Южном Судане ($ 417), хотя сейчас под угрозой оказываются все же более благополучные Сенегал ($ 1,637), Кот-д’Ивуар ($ 1,668) или Камерун ($ 2,560). Это оставляет надежды на то, что российские «инфлюенсеры» не прорвутся к океану и «пояс влияния» не разделит континент надвое — однако для того, чтобы этого не произошло, в европейских столицах отношение к африканским проблемам должно измениться с безразличного на заинтересованное.
