Информация о том, что в военных действиях в Украине с обеих сторон участвуют представители множества стран, давно не новость. В первые месяцы после начала полномасштабного вторжения Киев сформировал Иностранный легион для привлечения добровольцев из-за рубежа. Тогда украинская сторона заявляла о 20 тыс. добровольцев из 52 стран, включая Польшу, Нидерланды, Швецию, Данию, Великобританию, Латвию, Литву и другие. В 2024 году глава ФСБ Александр Бортников приводил схожую оценку численности этого подразделения — 18 тыс. из 85 стран.
Россия, в свою очередь, изначально привлекала к службе мигрантов из стран Центральной Азии. В 2024 году громкой новостью стала отправка в Украину военнослужащих из КНДР — их численность оценивается в 10−12 тыс. человек. Осенью 2025 года появились сведения о массовом участии в войне на стороне России граждан Кубы: Госдепартамент США говорит о 1−5 тыс. человек. Гавана не отрицает факта присутствия своих граждан в зоне боевых действий, но подчеркивает, что это добровольцы, о которых власти располагают лишь ограниченной информацией. Неоднократно обсуждалось и участие непальцев. В 2024 году телеканал CNN сообщал о возможной отправке на украинский фронт до 15 тыс. граждан Непала. Впрочем, данные властей Непала, которые пытаются ограничить возможность своих граждан воевать в этой войне, значительно скромнее: «не менее 200 человек».
Ближний Восток играл в этой войне скорее второстепенную роль с точки зрения прямого военного участия. Первые специалисты из региона появились в российской армии еще в 2022 году — это были иранские инструкторы, обучавшие российских коллег использовать ударные дроны, поставляемые Тегераном. Речь, однако, шла о небольшом числе специалистов, которые, по-видимому, не принимали прямого участия в боевых действиях.
Отдельные бойцы с Ближнего Востока, безусловно, попадали на фронт — это подтверждается данными о потерях среди нероссийских граждан в составе ВС РФ, собранными из открытых источников. Однако и здесь Ближний Восток не выглядит важным элементом, заметно уступая по масштабам участия в войне таким странам, как Таджикистан и Непал.
Первые сигналы о том, что Ближний Восток может стать более значимым источником рекрутинга бойцов, появились в конце 2024 года, когда стало известно об отправке нескольких сотен бойцов из Йемена. Речь шла о договоренностях Москвы с повстанцами-хуситами, которые де-факто контролируют значительную часть страны. Однако эта акция, по-видимому, носила разовый характер — регулярных поставок бойцов из Йемена в Украину не последовало. Во второй половине 2025 года российская сторона заметно активизировала усилия по привлечению военнослужащих из региона. Сообщения об активном рекрутинге на Ближнем Востоке и личные истории выходцев из региона, вступивших в ряды ВС РФ, стали все чаще появляться в мировой прессе.
Механизм вербовки во всех случаях одинаков: жителей бедных стран привлекают высокой зарплатой в $ 2000−3500 долларов — суммой, которая для региона с средней зарплатой около $ 300 выглядит астрономической. Кроме того, оплачивают перелет и обещают российское гражданство за подписание контракта. Факт участия в войне против Украины не скрывают, но в большинстве случаев заверяют, что новобранец будет заниматься вспомогательной работой — например, поваром или водителем. На практике же почти все прибывшие оказываются на передовой.
Оценки масштабов рекрутинга появляются редко: расследования обычно ограничиваются описанием механизма вербовки и личными историями. Тем не менее Politico со ссылкой на источники сообщает о резком росте набора на Ближнем Востоке: если за 2023−2024 гг. суммарно из региона было завербовано 394 человека, то только за первую половину 2025 года — уже 651. Другие источники называют куда более значительные цифры. Los Angeles Times пишет о 2 тыс. бойцов только из Ирака и нескольких тысячах из Египта, Алжира, Йемена и Иордании. Вероятно, реальная цифра находится где-то посередине: Politico опирается на достоверно подтвержденные случаи, а Los Angeles Times приводит общую оценку без указания источников.
Перспективный регион
Если рассматривать вербовку на Ближнем Востоке в более широком контексте, это направление пока не выглядит ключевым для Москвы. Даже верхняя оценка — несколько тысяч новобранцев — не выглядит значительной на фоне общих потребностей в живой силе для боевых действий в Украине. Тем не менее почти все источники отмечают нарастающие масштабы и все более активные усилия на этом направлении.
Регион выглядит вполне подходящим местом для развития соответствующих практик. Преимущественно нищий и постоянно воюющий Ближний Восток располагает значительным количеством людей с боевым опытом. Бесконечные конфликты, в которых разные фракции то побеждают, то терпят поражение, сформировали заметную прослойку бойцов, которым безразлично, за что и против кого сражаться. Фактором в пользу набора служит и арабский язык, распространенный в большинстве стран региона. Это потенциально упрощает формирование смешанных соединений из представителей разных государств: несмотря на различия в диалектах, классический арабский понятен практически всем.
Что касается оплаты, российские зарплаты военным выглядят астрономическими не только по сравнению с обычными профессиями на Ближнем Востоке, но и на местном рынке наемников. Так, боевики иранских прокси в Сирии получали $ 400−700 в месяц. В основном это были афганцы, иракцы или ливанцы, завербованные Корпусом стражей исламской революции (КСИР) для боев на сирийской территории. Самые высокие «гонорары» были у бойцов ливанской «Хезболлы» — около $ 1300, а местные сирийские рекруты получали минимум — около $ 200.
Немногим больше платила Саудовская Аравия, вербовавшая суданских добровольцев для войны против йеменских хуситов во второй половине 2010-х гг. Арабские СМИ сообщали о $ 800 в месяц и схожих с российскими методах вербовки: рекрутеры обещали, что человек поедет работать армейским поваром, но в итоге его отправляли на фронт. Правда, после шести месяцев на войне в Йемене доброволец из Судана мог получить разовую выплату в $ 10 000 тыс. (около $ 1667 за каждый месяц).
Примечательно, что российская сторона делает ставку именно на индивидуальную вербовку добровольцев из разных стран через Telegram и WhatsApp. То есть речи о новых договоренностях на уровне государств или даже отдельных группировок, как это было с хуситами, пока нет. Видимо, даже авторитарные лидеры Ближнего Востока считают отправку граждан воевать за чужие интересы слишком серьезным ударом по собственной легитимности.
Как пишет The Insider, с российской стороны задействован хорошо отлаженный механизм внутри госаппарата: в вербовке выходцев с Ближнего Востока участвуют чиновники Брянской области и сотрудники МИД России. Добровольцам выдаются деловые визы, а по прибытии в страну с ними заключает контракт Минобороны. При этом российский рекрутинг опирается на региональную бедность не меньше, чем на нестабильность. Так, активно набирают людей в Египте, Иордании и Алжире, где активных боевых действий нет. Финансовая составляющая и перспектива получения российского гражданства становятся решающим стимулом для тех, кто хочет вырваться из нищеты и безработицы, и они соглашаются ехать на войну в Украину.
Военная целесообразность
2025 год все отчетливее выявляет нынешний подход российских властей к восполнению нехватки личного состава на украинском фронте. Если в 2022 году основным ресурсом, чтобы избежать мобилизации (которая все же произошла), был набор заключенных, то сегодня дополнительный приток пытаются обеспечить за счет иностранных бойцов.
Конечно, остается открытым вопрос, насколько эффективными окажутся такие подразделения, составленные по принципу «сборной солянки». Тем не менее российская сторона, похоже, нашла формулу их «эффективного использования». Как пишет Middle East Eye, выходцев с Ближнего Востока бросают на самые опасные участки передовой, чтобы истощать украинские боеприпасы и живую силу. Однако такой подход может оказаться неэффективным в долгосрочной перспективе. Желающие воевать за деньги, даже в бедных странах, в массе своей рассчитывают заработать и вернуться домой живыми. Чем чаще в местной прессе будут появляться сообщения о гибели ближневосточных граждан на передовой, тем сложнее станет вербовка. А рассчитывать на то, что жители региона массово поедут воевать против Украины по идейным мотивам, не приходится.
К тому же опыт войн на самом Ближнем Востоке демонстрирует, насколько «эффективными» могут быть части, набранные за деньги без идеи. Хрестоматийный пример — повальное бегство организованных Соединенными Штатами подразделений иракской армии от сил ИГИЛ в 2014 году. Подобное произошло и в Афганистане, когда в 2021 году на фоне наступления талибов проамериканские силы в рекордные сроки сдали все города, включая Кабул. Не менее наглядным выглядит пример Сирии, где в 2024 году проиранские и проасадовские формирования разбежались, побросав оружие, перед наступлением исламистов из «Хайят Тахрир аш-Шам». При этом в относительно стабильный период эти же силы вполне справлялись со своими задачами, но все изменилось с появлением реальной угрозы падения режима Асада.
Таким образом, ближневосточный опыт свидетельствует о том, что без настоящей мотивации наемники годятся лишь для вспомогательных задач. Их можно бросить, например, на разминирование минных полей, но закрывать ими серьезные бреши в обороне — слишком рискованно. Иначе бегущие иностранцы, побросавшие российское оружие, станут реальностью уже не ближневосточного, а восточноевропейского ландшафта.
