Более десяти лет назад Россия сделала ставку на наращивание количества и качества беспилотных летательных аппаратов (БЛА) в войсках. Одновременно она начала разработку наземных боевых роботов. Большую роль здесь сыграло заимствование технологий БЛА в Израиле. Все последние годы российские военные регулярно докладывают о своих успехах на этом направлении, а новая техника уже применялась на поле боя — в Сирии и Донбассе. Однако когда турецкие силы применили свои ударные беспилотники против войск Асада в ходе последнего обострения в сирийской провинции Идлиб в феврале-марте 2020 года, это стало сюрпризом и для российского командования.
Все дело в том,
Политизация проблемы как способ решения
ВС России унаследовали от советской армии несколько десятилетий опыта использования разведывательных БЛА. И главной проблемой здесь было даже не относительное техническое несовершенство систем, созданных в 1960-х — начале 1980-х гг. Главной проблемой был тот факт, что СССР/Россия в силу естественных причин оказались не готовы к смене парадигмы в беспилотной авиации, произошедшей в середине 1980-х-1990-е гг.
В разгар холодной войны была важна скорость беспилотников и возможность сбора информации о крупных стационарных целях и скоплениях войск противника на как можно большей глубине его тыла. Такие беспилотники являлись, по сути, возвращаемыми и условно многоразовыми крылатыми ракетами с кинокамерами или фотокамерами вместо боеголовок. Время на их подготовку к полету и обработку собранной информации измерялось часами, а сам полет длился считанные минуты.
Однако в 1980-е гг. на первый план вышла потребность получать информацию об обстановке на поле боя в режиме реального времени. Стали важны не скорость полета и глубина разведки от линии фронта, а продолжительность нахождения БЛА в воздухе, его электронная начинка и габариты, а также способность нести вооружение. Все это было связано с появлением высокоточных вооружений и новых информационных систем. А первым «шоком» для Кремля стало поражение сирийской армии от израильтян в ходе Ливанской войны (1982 г.).
Конечно, теоретические разработки на тему новых способов ведения войны у Москвы были и даже предпринимались попытки реализовать их на практике: в самом конце 1980-х гг. появился тактический БЛА «Пчела», максимально способный лишь к пяти двухчасовым полетам. Но в целом Москва оказалась не готова всем этим заниматься. Этому препятствовали не только финансовые трудности, но также дефицит специалистов и технологий, а главное — сама система организации военных НИОКР и производства.
Лишь после войны с Грузией в 2008 году пришло осознание, что среди прочих проблем российские войска испытывают острый дефицит средств разведки. И едва ли не самыми болезненными проявлениями этого дефицита оказывались случаи «дружественного огня» артиллерии. Именно тогда насыщение российских ВС дронами стало не просто военной необходимостью, но политическим приоритетом. Последний факт обусловил расширение интереса в сторону не только БЛА, но и других типов военных роботов. Чтобы военно-техническая проблема начала решаться, она должна была политизироваться.
Ставка на импорт и роль частных компаний
Большое внимание со стороны Кремля позволило в короткие сроки сделать то, что не было сделано в предыдущие двадцать лет: уже в 2009 году в Израиле были закуплены разведывательные БЛА вместе с лицензией на их производство в России. Так российская армия в начале 2010-х гг. получила десятки разведывательных дронов «Форпост» и «Застава», разработанных в 1980—1990-е гг. израильской компанией IAI. Однако куда большее, хотя и недооцененное значение в решении проблемы дефицита разведывательных беспилотников сыграл импорт гражданских комплектующих, которые в те же годы появились на мировом рынке.
Так, еще в 2010 году российские военные жаловались, что, несмотря на 5 млрд рублей (более $ 150 млн по тогдашнему курсу), выделенных промышленности на НИОКР, они не получили ни одного удовлетворяющего их требованиям беспилотника. А уже с 2012 года в российские войска начинают поступать малые тактические разведывательные БЛА «Орлан-10», созданные предприятием СТЦ. За прошедшие годы этот беспилотник стал самым массовым в армии. Сейчас он поступает в основном в артиллерийские части и в ударные соединения сухопутных и воздушно-десантных войск.
Такого результата удалось достичь благодаря установке на «Орланы» коммерческих камер и тепловизоров, производимых в США, Израиле и Японии (Flir, Controp и Canon). Учитывая, что российская артиллерия почти не использует высокоточные боеприпасы, этих камер достаточно, чтобы военные могли корректировать огонь с помощью визуальных ориентиров, привязанных к карте местности. Это позволило не устанавливать на эти БЛА более сложные и дорогие системы наведения и в сравнительно короткие сроки компенсировать дефицит средств войсковой разведки, осознанный в ходе войны с Грузией.
Интересно, что не меньшую роль в развитии беспилотников сыграли и частные российские компании. Российские военные и спецслужбы обратили внимание на их возможности к началу 2010-х гг. Среди таких компаний особенно выделяются Zala Aero из Ижевска (с 2015 году принадлежит концерну «Калашников»), «Эникс» из Казани и «Транзас» из Санкт-Петербурга (с 2015 года подразделение БЛА этой компании принадлежит АФК «Система» и называется «Кронштадт»). Частный сектор, включенный в глобальный рынок, даже в неблагоприятной российской институциональной среде и с небольшим количеством специалистов, работавших еще в советской системе, работает лучше неповоротливых государственных оборонных предприятий.
Дроны на основе импортных гражданских компонентов действительно позволяют военным и силовикам решать основные задачи по сбору и обработке информации. Проблема в том, что сделать на этой основе более продвинутые разведывательные и ударные БЛА, имеющие, например, РЛС и способные долго находиться в воздухе, оказалось уже затруднительным.
Проблема технологий и турецкий вызов
Первоначальный оптимизм российского руководства был преждевременным. Так, беспилотник «Орион», способный находиться в воздухе до 24 часов и вести разведку на средних высотах, создается с 2011 года (компания «Транзас»/"Кронштадт"). И первый экземпляр, поступивший в опытную эксплуатацию в воздушно-космические силы в ноябре 2019 года, разбился в том же месяце.
Тяжелый высотный БЛА «Альтиус-У», имеющий спутниковый канал связи и время полета свыше 24 часов, создается также с 2011 года, а первый полет совершил только летом 2019-го (компании «Транзас» и ОКБ им. Симонова). Этому проекту сопутствуют громкое уголовное дело против руководителя и совладельца ОКБ им. Симонова и судебный иск от военных, а к началу 2020 года — перенос производства на завод «Ростеха» в Екатеринбурге вкупе с необходимостью серьезной доработки всего проекта. Не ясно также, в каком количестве «Ростех» сможет производить эти беспилотники после всех доработок.
Что же касается ударных БЛА, то флагманским проектом здесь является С-70 «Охотник» компании «Сухой», совершивший первый полет летом 2019 года после почти десяти лет работ. Однако он — это демонстратор технологий, который вряд ли вообще поступит на вооружение в нынешнем виде. Гораздо вероятнее, что в ближайшие годы ударным вооружением постараются оснастить именно «Альтиус».
За десятилетие Россия сделала «домашнюю работу», закрыв самую насущную потребность в тактических разведывательных БЛА. Но дальнейший прогресс сильно буксует, что особенно ярко проявилось на контрасте с применением турецкими войсками ударных БЛА в Сирии. Москва стремилась наверстать отставание от США и Израиля, а в итоге обнаружила, что отстала от Турции. Предположение, что политической воли и денег достаточно, чтобы решить любую проблему, не прошло практической проверки.
Конечно, Россию может успокаивать то, что у нее на вооружении с недавнего времени находятся несколько сухопутных роботов огневой поддержки «Уран-9» и ведутся работы над роботизацией танков Т-72. Но на фоне реальных трудностей с созданием продвинутых БЛА подобные проекты больше напоминают игры на сохраняющемся увлечении российских руководителей этой темой, нежели проработанную стратегию. Поэтому в ответ на испытанное в Сирии потрясение Россия, в первую очередь, будет совершенствовать способы борьбы с такой техникой. Проще говоря, она постарается не столько усовершенствовать свои ударные возможности, сколько повысить живучесть сил на поле боя перед лицом оснащенных оружием дронов.
Получается, что в российском подходе к военным роботам логика противостояния с НАТО берет верх над логикой проекции силы в локальных конфликтах, которая лежала в основе усилий, предпринятых Россией на этом направлении в последнее десятилетие. К тому же логика противостояния пока что позволяет обосновать существующее технологическое отставание, не ставя под сомнение ни нынешнюю политико-экономическую модель страны, ни внешнеполитические решения Кремля последних лет.
